Крах лицедея - Чингиз Абдуллаев

– Кто? – спросил Дронго, нахмурившись.

– Я только что получила сообщение из Интерпола, – призналась она, – меня просили передать вам привет. Многие помнят вас по совместной работе еще в начале восьмидесятых.

– Вы не сказали, кто именно стал главным подозреваемым? – терпеливо напомнил Дронго.

– Фил Геддес, – выдохнула она, значительно понизив голос. – Вы не слышали о скандале во Флориде в прошлом году. Оказывается, в нем были замешаны американский ювелир и наш знакомый Фил Геддес. Вы можете себе такое представить?

Глава 7

Дронго удивленно посмотрел на Петкову, словно не понимая, о чем она говорит.

– Фил Геддес? Английский журналист? Тот, чьи статьи читает вся Европа?

– Тот самый. Он ведет великосветскую хронику и в прошлом году был на приеме в Майами. Как раз в то время корпорация Рочберга подала в суд на страховую компанию. Был большой скандал, а Геддес разузнал, что компаньоны Рочберга были не совсем правы. Именно тогда Рочберг при всех оскорбил Геддеса, назвав его «несерьезным журналистом». Геддес тоже подал в суд, но проиграл. У Рочберга прекрасные адвокаты, и они смогли доказать, что слова «несерьезный журналист» не имеют в своей основе оттенка оскорбления, а свидетельствуют о подходе журналиста к своей профессии, что и имел в виду Рочберг. В общем, Геддес процесс проиграл, но разразился целой серией статей и колких намеков в адрес Исаака Рочберга.

– Теперь понятно, почему Эрендира считала, что Фил не должен любить Рочберга. Я слышал, как она говорила ему об этом.

– Вот именно. И знаете, что самое важное? Когда Геддес передал репортаж о смерти Рочберга, он в своем сообщении проставил время. Десять часов вечера. То есть два часа назад, когда никто еще даже не предполагал, что Рочберг убит. Получается, что он либо соврал своим редакторам, проставив другое время, либо знал об убийстве. Вы представляете, как это важно? Мне нужно срочно найти Фила и допросить его, пока испанским полицейским об этом ничего не известно.

– Он пришел на презентацию одним из первых, – Дронго задумался. – А когда убили Рочберга, что говорят полицейские эксперты?

– Примерно в это время. Несколько минут не имеют значения.

– Тогда можно подозревать любого, – решительно заявил Дронго, – любого, кто живет в отеле и кто был приглашен к Пабло Карраско.

– Идемте быстрее, – попросила Петкова, – наверно, Геддес в своем номере. Он передает срочные сообщения сразу для нескольких газет, с которыми сотрудничает. У него триста тридцать третий номер. Я запомнила – три тройки.

Дронго последовал за молодой женщиной. Они поднялись на третий этаж, прошли по коридору и остановились у номера Геддеса. В отелях подобного класса в дверях номеров устанавливались звонки, чтобы гости не тревожили стуком в дверь остальных отдыхающих. Ирина позвонила и прислушалась. Из номера доносились шум и громкий голос Фила.

– Эти журналисты настоящие стервятники, – с укором произнесла Петкова, слушая Геддеса, – кажется, он собирается сделать сенсацию из смерти Рочберга.

Она еще раз позвонила.

– Сейчас, – крикнул Геддес. Он подошел к двери, открыл замок и, даже не взглянув, кто именно пришел, вернулся в комнату. Его ноутбук стоял включенным, а сам он говорил одновременно по двум мобильным телефонам.

– Входите, – крикнул он гостям. Рубашка на нем была наполовину расстегнута, но Геддес даже не попытался привести себя в порядок. Не до этого. Петкова была права. Он делал свой бизнес на крови Рочберга.

– Мистер Геддес, – начала Петкова, но он отмахнулся, продолжая диктовать…

– Смерть Исаака Рочберга показала всем, что в этом мире нет ничего постоянного и вечного. Казалось, что такая незыблемая крепость, как корпорация Рочберга, будет существовать вечно. Но Рочберга убили, и теперь компанию ожидают большие трудности. Не сомневаюсь, что Карраско не станет заключать договор с американцами, а обиженный Ямасаки откажется сотрудничать со своими бывшими партнерами из Лос-Анджелеса.

Ирина взглянула на Дронго. Ей был неприятен этот английский журналист, с таким удовольствием смакующий происшедшее. Геддес закончил говорить и повернулся к ним, все еще прижимая к уху другой телефон.

– У вас какое-то дело ко мне? – быстро спросил он. – Нет, я не тебе, – сказал он в трубку, – ты лучше записывай, что я тебе буду диктовать.

– Нам нужно с вами поговорить, мистер Геддес, – твердо сказала Петкова, – положите, пожалуйста, трубку, я хочу задать вам несколько вопросов.

– Вы из полиции? – деловито осведомился Геддес. – Если нет, уходите. Я очень занят.

– Я из Интерпола, – заявила Ирина Петкова.

– Меня это мало волнует. Повторяю: я занят.

– Но, мистер Геддес… Вам все же придется поговорить со мной. Вы же знаете о единой европейской конвенции. Сейчас выдается единый ордер на арест, и мне кажется…

– Мне все равно, что вам кажется. Уходите. Или позовите представителя испанской полиции.

Петкова взглянула на Дронго, не зная, как ей воздействовать на строптивого журналиста. Фил Геддес был абсолютно прав. Интерпол всего лишь международная полицейская организация, предназначенная для сбора и обработки информации. Для допроса подозреваемого или свидетеля обязательно нужно было вызывать представителя испанской стороны. Это абсолютная норма для каждого из государств – членов Интерпола.

Дронго усмехнулся. Подошел к Геддесу и, ни слова не говоря, вырвал у него из рук мобильный телефон. Затем открыл дверь на балкон и выбросил аппарат вниз. После чего спокойно закрыл дверь и взглянул на ошеломленного Геддеса.

– Кто вы такой? – изумленно спросил журналист.

– Вам лучше разговаривать с ней, – показал Дронго на Петкову, которая смотрела на него во все глаза, пораженная тем, что он вытворяет.

– Я позвоню в полицию, – возмутился Геддес.

– На этот раз я выброшу ваш компьютер, – невозмутимо сказал Дронго.

Геддес взглянул на свой работающий ноутбук и невольно загородил его от сумасшедшего гостя. Ирина с трудом сдерживала смех.

– Что вы хотите? – спросил Геддес, испуганно глядя на Петкову.

– Поговорить с вами. – Она решительно прошла к столу и придвинула к себе стул. Очевидно, нахальство Дронго отчасти передалось и ей. Дронго улыбнулся и расположился на диване. Геддес растерянно следил за ними.

– Вы знали Исаака Рочберга до того, как приехали сюда? – поинтересовалась Ирина.

– Его, по-моему, знают все журналисты, пишущие на темы искусства и моды, – пожал плечами Геддес. – Вам не кажется, что вы выбрали не совсем удачный объект для подобной беседы.

– В прошлом году вы были в Майами, – напомнила Ирина, – и тогда у вас возник конфликт с Рочбергом. Кажется, он даже оскорбил вас и вы подали на него в суд.

– Ах вот почему вы пришли! – рассмеялся Геддес. – Ну тогда не нужно было выбрасывать мой аппарат. Вы считаете меня виновником убийства Исаака Рочберга? Не скрою, я бы с удовольствием проломил ему череп, но, к сожалению, это сделал не я. И мне кажется, мир должен только радоваться, что удалось избавиться от такого чудовища, как Рочберг.

– Вы отправили сообщение в Лондон, обозначив время – двадцать два часа, – деловым тоном продолжала Петкова. – Нам кажется не совсем этичным то, что вы неправильно проставили время. Или вы знали об убийстве Рочберга до того, как появились на презентации у Карраско.

– Не шутите, – отмахнулся Геддес.

Он повернулся и вышел на балкон, чтобы посмотреть, куда именно Дронго выбросил его аппарат. Затем вернулся в номер, позвонил портье и попросил прислать горничную.

– Неужели я должен вам объяснять? – устало спросил он. – Это наши внутренние журналистские секреты. В газете специально держат «подвал» для подобных сообщений. И если я проставлю более позднее время, то дежурному редактору придется объясняться с автором другой готовой статьи, почему он заменил ее моим сообщением. Ведь важно, чтобы материал о смерти ювелира появился в утреннем номере. И не нужно было выбрасывать мой телефон, чтобы узнать такой маленький секрет.

Кто-то осторожно постучал в дверь, и Геддес быстро прошел, чтобы открыть ее. Увидев горничную, он на ломаном испанском попросил ее найти телефон, выпавший с балкона, и протянул ей пятидолларовую купюру. Горничная кивнула и поспешила выполнять распоряжение клиента. Геддес вернулся к столу.

– Вы зря меня подозреваете, – продолжал он. – Повторяю, я ненавидел Рочберга и никогда этого не скрывал. Более того, я подал на него в суд и проиграл. Причем проиграл не самому Рочбергу, а его адвокатам. Если бы я мог, то с удовольствием влепил бы пощечину этому борову. Но в этом случае он бы меня разорил. И я был вынужден терпеть его присутствие на всех приемах, где мы появлялись вместе.

– Вам никто не говорил, что у вас склонность к садомазохизму? – поинтересовался Дронго.

– Никто, – отмахнулся Геддес, – а вы не встревайте в наш разговор. Иначе я вспомню, что вы выбросили мой телефон, и попрошу вас выйти из моего номера.