Убежище. Дневник в письмах - Анна Франк

Мама, понятно, рассмеялась, слыша эти смехотворные оправдания. Мефрау Ван Даан пришла в раздражение и дополнила свой изящный рассказ длинной серией прекрасных немецко-голландских и голландско-немецких выражений: прирожденная ораторша так запуталась в собственных словах, что в конце концов поднялась со стула, чтобы выйти из комнаты, но тут ее взгляд упал на меня. Если б ты только это видела! К несчастью, именно в то мгновение, когда мефрау повернулась к нам спиной, я сочувственно и иронически покачала головой, не нарочно, а совсем нечаянно, так напряженно я следила за всем потоком речи. Мефрау вернулась и начала браниться громко, по-немецки, язвительно и некультурно, точь-в-точь как толстая, красная базарная баба. Просто заглядение. Если бы я умела рисовать, я бы лучше всего изобразила ее именно в этой позе, так смешна была эта маленькая, дурная глупая женщина! Но я знаю теперь одну вещь, и это вот что: только тогда хорошо узнаешь человека, когда один раз с ним поссоришься по-настоящему. Тогда лишь сможешь судить о его характере!

Милая Китти!

Скрываясь, переживаешь странные вещи! Представь себе, из-за того, что у нас нет ванны, мы моемся в тазике, и так как горячая вода есть только в конторе (я всегда так называю весь нижний этаж), то мы, все семеро, ходим туда по очереди пользоваться этим большим достоянием. Но так как мы все семеро еще и такие разные и проблема стеснительности для некоторых стоит выше, чем для других, то каждый член семейства нашел себе особое место для купания. Петер принимает ванну в кухне, хотя там стеклянная дверь. Если он собирается принять ванну, то посещает нас всех по очереди и сообщает, что ближайшие полчаса мы не должны ходить мимо кухни. Этой меры, по его мнению, достаточно. Менеер же моется наверху. Безопасность в своей собственной комнате возмещает ему труд тащить горячую воду по всем лестницам. Мефрау пока вообще обходится без ванны, она выжидает, какое место окажется самым лучшим. Папа моется в кабинете директора, мама на кухне, за печной перегородкой. Марго и я предпочли плескаться в передней конторе. По субботам днем там закрывают занавески, и тогда мы совершаем омовение в темноте, а пока та, которая ждет своей очереди, смотрит сквозь щелку в занавеске на улицу и изумляется смешным людям.

С прошлой недели мне эта «ванная» перестала нравиться, и я начала искать более комфортабельную обстановку. Именно Петер подсказал мне идею – ставить мой тазик в просторной уборной в конторе. Там я могу садиться, включать свет, закрыть дверь на крючок, сама выливать воду без чьей-либо помощи и быть в безопасности от нескромных взглядов. В воскресенье я впервые пользовалась моей прекрасной ванной, и, как ни странно, мне это нравится больше, чем какое-либо другое место.

В среду внизу был водопроводчик, чтобы переложить в коридоре водопроводные и канализационные трубы от уборной в конторе. Это для того, чтобы трубы не замерзли, если будет холодная зима. Посещение водопроводчика было для всех крайне неприятным. Нам нельзя было не только в течение дня включать воду, но и пользоваться уборной. Конечно, очень неприлично рассказывать тебе о том, что же мы только не делали, чтоб справиться с этой бедой. Я не такая чопорная, чтобы не говорить о подобных вещах. Мы с папой с начала нашего заточения обзавелись импровизированным горшком, то есть за отсутствием ночной вазы пожертвовали для этой цели стеклянную банку. Такие банки мы во время посещения водопроводчика поставили в комнату, и там днем хранились наши испражнения. Это было еще далеко не так ужасно по сравнению с тем, что целый день мне надо было сидеть тихо и не разговаривать. Ты себе не можешь представить, с каким трудом это удалось юффрау Кря-Кря. Мы уже и так, в обычные дни, вынуждены шептаться; а вовсе не разговаривать и не двигаться – еще в десять раз ужаснее.

После того как я три дня подряд сидела, прилипнув одним местом, моя попка стала совершенно жесткой и болела. Вечерняя зарядка помогла.

Дорогая Китти!

Вчера я страшно перепугалась. Вдруг в восемь часов раздался очень резкий звонок. Я думала, не иначе как кто-то пришел, ты сама понимаешь кто. Но когда они все стали уверять меня, что это наверняка или мальчишки шалят, или почта, я немного успокоилась.

Дни здесь становятся ужасно тихие. Левинсон, маленький еврей-аптекарь и химик, работает на кухне для менеера Кюглера. Он очень хорошо знает весь дом, и поэтому мы постоянно боимся, что ему придет в голову пойти взглянуть на бывшую лабораторию. Мы ведем себя тихо, как новорожденные мышата. Кто бы мог предположить три месяца назад, что Анна, подвижная, как ртуть, час за часом должна будет и сможет так тихо сидеть? 29-го был день рождения мефрау Ван Даан. Хотя это не отмечалось широко, все же ее почтили цветами, подарочками и вкусной едой. Похоже, что красные гвоздики от ее господина супруга – семейная традиция.

Чтобы еще остановиться на мефрау Ван Даан, могу тебе сказать, что меня страшно раздражают ее вечные попытки флиртовать с папой. Она гладит его по щеке и по волосам, задирает очень высоко свою юбочку, пытается острить и таким образом привлечь к себе внимание Пима. К счастью, Пим считает ее некрасивой и неинтересной и не обращает внимания на ее флирт. Я, как ты знаешь, довольно ревнива, так что я этого не выношу. Мама ведь такого тоже не проделывает с менеером. Я ей это прямо в лицо заявила.

Петеру иногда приходят в голову забавные идеи. Одно пристрастие, которое служит нам поводом для веселья, у нас с ним общее, это переодевание. Он надел ужасно узкое платье своей матери, я – его костюм, и так мы появились: на нем шляпа, на мне кепка. Взрослые валялись от смеха, и мы веселились не меньше.

Беп купила мне и Марго в «Бейенкорфе» новые юбки. Гадкая ткань, как джут, из которого делают мешки для картофеля. Такая штука, которую раньше магазины не посмели бы продавать, теперь стоит – одна 7,75 гульденов, а другая 24 гульдена. Еще что-то интересное в качестве сюрприза! Беп заказала в какой-то организации письменные курсы стенографии для меня, Марго и Петера. Вот увидишь, какими первоклассными стенографистами мы будем в следующем году. В любом случае я считаю, что это безумно важно – выучить по-настоящему такую тайнопись.

У меня страшная боль в указательном пальце (на левой руке), и теперь я не могу гладить, к счастью!

Менеер Ван Даан хотел, чтобы я лучше пересела за столом к нему, так как Марго, по его мнению, ест последнее время недостаточно. А мне такая перемена тоже вполне нравится. В саду теперь всегда бродит такой маленький черный котенок, который снова напоминает мне о моей Моортье… о моя родная! Мама беспрестанно делает какие-нибудь замечания, особенно за столом, поэтому перемена мест радует. Теперь Марго страдает от этого или, лучше сказать, не страдает, потому что к ней у мамы не такие колкие придирки. Этот примерный ребенок! «Примерным ребенком» я теперь ее дразню все время, чего она не выносит. Может быть, она от этого отучится, пора бы уж.