Стихотворения и поэмы - Эдуард Багрицкий
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Ленинград
Что это — выстрел или гром,Резня, попойка иль работа,Что под походным сапогомДрожат чухонские болота?За клином клин,К доске — доска.Смола и вар. Крепите сваи,Чтоб не вскарабкалась река,Остервенелая и злая…Зубастой щекочи пилой,Доску строгай рубанком чище.Удар и песня…Над водой —Гляди — восходит городище…Кусает щеки мерзлый пух,Но смотрят, как идет работа,На лоб надвинутый треухИ плащ, зеленый, как болото…Скуластый царь глядит вперед,Сычом горбясь…А под ногоюБолото финское цвететДремучим тифом и цингою…Ну что ж, скрипит холопья кость,Холопья плоть гниет и тлеет…Но полыхает плащ — и тростьПо спинам и по выям реет…Стропила — к тучам,Сваи — в гать,Плотину настилайте прямо,Чтоб мог уверенней стоятьЦарь краснолицый и упрямый…О город пота и цинги!Сквозь грохот волн и крик оленейНе слышатся ль тебе шаги,Покашливанье страшной тени?..Болотной ночью на углахМаячат огоньков дозоры,Дворцами встал промерзший прах,И тиной зацвели соборы…И тягостный булыжник легВ сырую гатьИ в мох постылый,Чтобы не вышла из берлогПогибшая холопья сила;Чтоб из-под свай,Из тмы сыройХолопья крепь не встала сразу,Тот — со свороченной скулой,Тот — без руки, а тот — без глаза.И куча свалена камнейОледенелою преградой…Говядиною для червей,Строители, лежать вам надо.Но воля в мертвецах жила,Сухое сердце в ребрах билось,И кровь, что по земле текла,В тайник подземный просочилась.Вошла в глазницы черепов,Их напоив живой водою,Сухие кости позвонковСтянула бечевой тугою,И финская разверзлась гать,И дрогнула земля от гула,Когда мужичья встала ратьИ прах болотный отряхнула…
1922, 1929«Великий немой»
И снова мрак. Лишь полотноСияет белыми лучами,И жизнь, изжитая давно,Дрожа, проходит пред глазами.И снова свет. Встает, встаетШирокий зал, и стулья стынут.Звонок. И тьмы водоворотЛучом стремительным раздвинут.И, как кузнечик, за стенойСкрежещет лента, и, мелькая,Дрожащих букв проходит стаяТуманной легкой чередой.Леса, озера и туман,И корабли, и паровозы;Беззвучный плещет океан,Беззвучные кружатся грозы.И снова буквы. Вновь и вновь.Тяжелый мрак по залу ходит,Беззвучная течет любовь,И смерть беззвучная приходит.Мы были в бурях и огне,Мы бились, пели и сгорали,Но только здесь, на полотне,Великий отдых от печали.И сердце легкое летитИз кресел к белому квадрату,Где море тихое кипитИ берегов лежат раскаты;Где за неловким чудаком,Через столы, повозки, степы,Погоня мчится неизменноПод бешеной мазурки гром;Где лица, бледные, как воск,Без слов томятся и мечтают,Цилиндры вычищены в лоск,Ботинки пламенем сверкают.Так стрекочи звопчей, звоичен,Тугая лепта, за стеною,Стремительный поток лучей,С туманною сражайся мглою.И в белом ледяном огне,Под стон убогого рояля,Идите в ряд на полотне,Мои восторги и печали!
1922Октябрь («Неведомо о чем кричали ночью…»)
Неведомо о чем кричали ночьюУшастые нахохленные совы;Заржавленной листвы сухие клочьяВ пустую темень ветер мчал суровый,И волчья осень по сырым задворкамСкулила жалобно, дрожмя дрожала;Где круто вымешенным хлебом, горькоГудя, труба печная полыхала,И дни червивые, и ночи злыеЛиствой кружились над землей убогой;Там, где могилы стыли полевые,Где нищий крест схнлился над дорогой,Шатался ливень, реял над избою,Плевал на стекла, голосил устало,И жизнь, картофельною шелухоюГниющая, под лавкою лежала.Вставай, вставай! Сидел ты сиднем много,Иль кровь по жилам потекла водою,Иль вековая тяготит берлога,Или топор тебе не удержать рукою?Уж предрассветные запели певниНа тынах, по сараям и оврагам,Вставай! Родные обойди деревниТяжеловесным и широким шагом.И встал Октябрь. Нагольную овчинуНакинул он и за кушак широкийНа камне выправленный нож задвинул,И в путь пошел, дождливый и жестокий.В дожди и ветры, в орудийном гуле,Ты шел вперед веселый и корявый,Вокруг тебя пчелой звенели нули,Горели нивы, пажити, дубравы!Ты шел вперед, колокола встречалиПо городам тебя распевным хором,Твой шаг заслышав, бешеные, ржалиСтепные кони по пустым просторам.Твой шаг заслышав, туже и упрямейЛадонь винтовку верную сжимала,Тебе навстречу дикими путямиОрда голодная, крича, вставала!Вперед, вперед. Свершился час урочный,Всё задрожало перед новым клиром,Когда, поднявшись над страной полночной,Октябрьский пламень загудел над миром.
1922Украина
От ленью поливающего жара,Растекшегося жидкою смолой,Земля разбухла, как в печи опара,И коркою потрескалась ржаной…И мы ль не помним ветер и раздолье,Чертополох и крылья ветряков,Возы с таранью…И в широком полеДырявые кафтаны чумаков.Куда ведет степное бездорожье —Не всё ль равно!Но посреди рекиГудит камыш,Дымится Запорожье,Курятся чубы, веют бунчуки.Встает, встает веселая ватага,Под сапогами клонится репье…Что нужно вам, когда полна баклага,И длинное заряжено ружье!Какие горькие уронит слезыШляхтянка в жесткую степную пыль…Уже казачьи проползли обозы,Уж сохнет кровьИ стелется ковыль.Уже ползет медлительною тучейСтепной пожар…И высохла трава…Уже в бурьян, высокий и колючий,Чубатая скатилась голова…Так отступает чрез поля ржаные,К вишневому сиянию зари,На тихий Днепр,На хутора родные,Где древние рыдают кобзари…И пролетели журавлиной стаейВека над Украиною……И вот,Тугие струны в лад перебирая,О повой вольнице кобзарь поет…И жаворонков дробные свирелиСтекают в молодые города,Где, как волы ворочаясь, ревелиМедлительные бронепоезда.И тракторист, поющий за работой,Припоминает, как во ржи густойПерепелами били пулеметы,Тянулся дым горячей полосой.Весенние сияющие грозы,Над влагой озимиГрачиный гам,Мычат стадамиГрузные совхозы,И агрономы ходят по лугам…Гей, Ненасытец!Где ты, Запорожье?Блеск бунчуков…Литавр тяжелый строй…Знобимый электрическою дрожью,Дорогу вод взрывает Днепрострой.Коммуна мира!Мы твои навеки!Да здравствует веселая орда…Мы дружно поворачиваем реки,Мы грозно подымаем города!О Украина!Этого ли мало?..Стучит бензин…Шатается огонь…Ты с севера протянутую сжалаШирокую и жесткую ладонь.
1922«IV»
Кремлевская стена, не ты ль взошлаЗубчатою вершиною в туманы,Где солнце, купола, колокола,И птичьи пролетают караваны.Еще недавно в каменных церквахДымился ладан, звякало кадило,И на кирпичной звоннице монахРаскачивал медлительное било.И раскачавшись, размахнувшись, в медьТолкалось било. И густой, и сонный,Звон пробужденный начинал гудетьИ вздрагивать струною напряженной.Развеян ладан, и истлел монах.Репьем былая разлетелась сила;В дырявой блузе, в драных сапогахИной звонарь раскачивает било.И звонница расплескивает звонЧрез города, овраги и озераВ пустую степь, в снега и в волчий гон,Где конь калмыцкий вымерил просторы.И звонница взывает и поет.И звон течет густым и тяжким ладомЗа океан, где мачтовый встаетЛес ржавых труб и день овеян чадом.Клокочет голос меди трудовойВ осенний полдень, сумрачный и мглистый,Над Азией, песчаной к сухой,Над Африкой, горячей и кремнистой.И погляди: на дальний звон идутИз городов, из травяных раздолийТе, чей удел — крутой, жестокий труд,Чей тяжек шаг и чьи крепки мозоли.Там, где кирпичная гудит Москва,Они сойдутся. А на их дорогеСкрежещут рельсы, стелется трава,Трещат костры и дым клубится строгий.Суданский негр, ирландский рудокоп,Фламандский ткач, носильщик из Шанхая —Ваш заскорузлый и широкий лобВенчает потом слава трудовая.Какое слово громом залетитВ пустынный лог, где, матерой и хмурый,Отживший мир мигает и сопитИ копит жир под всклоченною шкурой.Разноплеменные. Всё та же кровьРабочая течет по вашим жилам.Распаханную засевайте новьПосевом бурь, посевом легкокрылым.Заботой дивной ваши дни полны,И сладкое да не иссякнет пенье,Пока не вырастет из целиныСвятой огонь труда ц вдохновенья!.,
1922Песня о Джо