Маловероятно (ЛП) - Шен Л. Дж.

— Так круто, что у тебя есть старший брат. — Я пялюсь ему в затылок, когда он, приложив усилия, толкает плечом старую дверь. Она со скрипом отворяется, и мы вваливаемся в гостиную. Крепкий дощатый пол, кованые светильники и мебель из переработанной древесины наглядно демонстрируют, что я уже не в Америке. Если не обращать внимания на потертый желто-оранжевый диван и плоский телевизор, этот дом можно принять за жилье эпохи регентства.

— Шесть, — бросив ключи в вазу рядом с дверью, добавляет Мал, поворачивается и притягивает меня к себе.

Я таю в его объятиях.

— У тебя шесть братьев?

Я прижимаюсь к его горячему телу, терзаемая удивлением и завистью.

Мал пожимает плечами:

— Нас семеро. У меня пять братьев и сестра. Мы же католическое семейство. Дез — старший. Еще у меня пять племянниц и четыре племянника. Не заставляй меня пересчитывать домашних питомцев.

Я откашливаюсь.

— А твой папа?

— Скончался совсем молодым. В сорок лет от сердечного приступа. Я был мальчуганом, когда он помер. Ему же хуже, потому что я слишком плохо его помню, чтобы скучать.

— Мне жаль, — все равно произношу я.

Мал берет меня за руку и ведет на узкую старую кухню с желтым ветхим уголком. Парень толкает очередную дверь, и мы оказываемся на заднем дворе. Даже в темноте я вижу, какой он огромный. Здесь есть несколько раздельных выгонов, где их семья наверняка держит скот.

Не представляю Мала фермером. Очевидно, как и он сам, ведь в качестве заработка выбирает уличное пение. Мал ведет меня к газону и велит ждать здесь. Он исчезает в доме и выходит с одеялами, бутылкой виски и оранжевой пачкой какого-то печенья. Мы ложимся рядышком на траву и смотрим, как прячутся за облаками звезды.

— Ты веришь в Бога? — Я жую печенье с шоколадной глазурью. Намного проще задавать странные вопросы, когда тебя поглощает темнота. Краем глаза вижу ослепительную улыбку Мала.

— Когда мне удобно.

— А когда тебе удобно?

— Когда нужно перекинуться с Ним словом или перед чемпионатом мира по футболу, когда Ирландия нуждается в молитвах. Моя очередь задавать вопрос.

Я уже закатываю глаза, поражаясь своим телепатическим способностям.

— Почему тебе не нравится шрам?

«Родимое пятно», — так и тянет поправить.

— С чего ты взял, что мне он не нравится?

— Ты не хочешь о нем говорить, — отвечает Мал.

Я вздыхаю:

— А за что его любить? Он уродливый. Заметный.

— Это самое красивое, что в тебе есть. Благодаря шраму ты не просто красивая мордашка, — признается он.

Я качаю головой. Не хочу даже думать об этом.

— Моя очередь. Чувствовал ли ты когда-нибудь, что все мы просто горим в одиночку?

— Постоянно, — хрипло говорит Мал. — Но с тобой меньше. Моя очередь: ты когда-нибудь кончала с парнем?

Я давлюсь крошками от печенья и хмуро гляжу на парня. Он все так же невозмутимо смотрит на звезды.

— Мал, какого хрена?

— Прости, но, по-моему, твой вопрос, верю ли я в Бога, такой же личный. Да ведь ты больше никогда меня не увидишь, забыла? Кому я скажу? Своей придурочной овце?

Он прав. У нашего небольшого мирка есть срок годности.

— Нет. То есть я не девственница. Просто я… все же нет. Думаю, в постели с парнем я слишком погружена в свои мысли. Моя очередь, — быстро говорю я.

Меня бесит, что он улыбается. Бесит, что из-за его улыбки покалывает каждая клеточка. Но сильнее всего бесит, что он, как наркотик, обостряет все мои чувства, а вскоре мне придется его бросить.

— Ты правда ненавидишь деньги? — спрашиваю я.

— Терпеть их не могу, — подтверждает он. — Я никогда их не копил. Специально точно.

— Выходит, Кэтлин права? Ты можешь продавать песни, но не хочешь?

Он наклоняет голову и обхватывает рукой мою щеку. Я чувствую опаляющие живот языки пламени.

— Ни одни деньги не сделают тебя богаче, Рори. Лучше. Чем меньше ты зависишь от них, тем меньше препятствий у тебя по жизни. Моя очередь: как думаешь, став старше, ты выйдешь за богатого парня с вареными яйцами?

— Вареными яйцами? — смеюсь я.

Он делает большой глоток виски, но на полном серьезе смотрит на меня.

— Да. Богатеям нравится брать уроки пилотирования, и так у них нагреваются яички. А потом они чморят жен за то, что те не смогли залететь, хотя у мужиков все сперматозоиды подохли. Читал об этом в журнале, пока сидел в очереди к дантисту на чистку зубов.

— Спасибо за анекдот, — я пытаюсь подавить смешок. — Нет, я не собираюсь выходить за богатея. А что?

— А то, что я не хочу для тебя такого будущего, и есть в тебе что-то, сводящее парней с ума.

— И что же? — я пожираю его взглядом.

Мал пожимает плечами, берет меня за руку и целует раскрытую ладошку.

— Ты классная.

— Ты любил когда-нибудь? — облизываю я губы.

— Спроси завтра перед вылетом. Моя очередь. Ты когда-нибудь испытывала оргазм от поцелуя?

— Чего? — Брови у меня взлетают на лоб.

На лице Мала появляется проказливая ухмылка и озаряет своим светом весь двор. Она отсвечивает и на меня, даря тепло.

— Ты слышала.

— Нет, — недовольно посмотрев на него, ворчу я. Он серьезно? Я же только что сказала, что с парнем никогда не кончала.

Мал наклоняется и ведет большим пальцем по моей щеке, положив остальные пальцы мне сзади на шею. Он легонько, как перышко, ведет губами по моим губам. Я уступаю, не закрывая глаза и настороженно выжидая. Неожиданно он высовывает язык и облизывает кончик моего носа.

Разомлев, я фыркаю от смеха.

— Это никак не...

Мал накидывается на мои губы, и не успеваю я опомниться, как он оказывается на мне и, закинув мои руки за голову, придавливает запястья к мокрой холодной траве. Я исторгаю ему в рот стон, чувствуя, как идеально его тело накрывает мое, потому что он весь крепкий и горячий в противоположность моей холодной мягкотелой натуре. Мы словно даже слеплены из совершенно разных материалов.

Он касается языком моего языка, и как-то — как-то — они сливаются в чувственном безукоризненном танце, словно мы уже однажды практиковали подобное. Он превосходно целуется, затягивая меня в водоворот страсти, что я почти слепну от возбуждения. Я чувствую, как трусики намокают и прилипают к телу. Этот поцелуй — вот этот — я чувствую всюду вплоть до поджавшихся пальчиков на ногах. Только я начинаю верить в то, что он выполнил обещание доставить оргазм поцелуем, как Мал освобождает мои запястья и отстраняется, вытерев рот тыльной стороной кисти.

— Я не кончила, — скрипучим голосом говорю я, еле шевеля припухшими онемевшими губами. Это скорее обвинение, чем издевка. Почти жалобное хныканье.

— Мы переспим сегодня, Рори? — смотря в сторону, без дураков спрашивает он.

— Это… сейчас моя очередь задавать вопрос, — неуверенно произношу я.

Мал — самый прямолинейный человек, которого мне доводилось встречать, и я совершенно не понимаю, что с этим делать.

— Задашь потом два. А сейчас отвечай.

Теперь он смотрит на меня, и наши взгляды встречаются в темноте. Даже через одеяло я чувствую, что свежая трава покрыта росой. Прохладно, но в кои-то веки по всему моему телу мурашки бегут не от студеного воздуха. Становится трудно дышать. Господи.

— Я хочу, — признаюсь я.

Мал глотает, и я вижу, как двигаются мышцы его шеи.

— Но нам нельзя, так ведь? — шепчу я. — Теперь нет, ведь мы очень уж друг другу нравимся.

— Не знаю, — хрипло отвечает он. — Не хочу провести остаток жизни, гадая, как бы это было.

Он ведет рукой вниз по моей шее, обхватив ее ладонью, и наклоняется вперед, так ласково целуя меня, что я начинаю дрожать от нежности его прикосновения. Он скользит языком в мой рот и перекатывается, ложась на меня сверху. Ладони ласкают каждый уголок моего тела: руки, плечи, талию, живот… грудь. Он задирает вверх мои куртку и толстовку и через футболку щелкает пальцем по напряженному соску. На мне спортивный лифчик, но от холода и этих переживаний каждый волосок на теле встает дыбом от невообразимого напряжения и желания.