Три китайских царства (сборник) - Лев Гумилев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Вследствие этого возражения Мэнчен-Хелфена против идентификации хунну и гуннов оказываются несостоятельными, хотя поставленная им проблема – причина несходства тех и других – негативным анализом не снимается. Хунну и гунны были действительно не похожи друг на друга, и задача историка – объяснить истоки этого несходства, что можно и должно сделать анализом хода событий, вплоть до мельчайших, за период I–II вв. н. э.
* * *Все народы на протяжении своего исторического существования этнографически меняются, и хунны не были исключением. Их связная история может быть восстановлена с III в. до н. э., когда шаньюй Модэ осуществил превращение конфедерации 24 родов в степную державу[58]. Но и тогда родовой строй остался социальной основой державы Хунну, и это положение законсервировалось до подчинения хуннов империи Хань в середине I в. до н. э.[59] В эту эпоху сложился и развился тот облик хуннской культуры, который О. Мэнчен-Хелфен считает для нее характерным. Действительно, общество хуннов достигло относительно высокой степени развития; структура управления была сложной и вместе с тем гибкой; искусство – разнообразным, так как оно впитывало в себя постороннее влияние[60]; земледелие широко распространилось, и потребность в хлебе стала регулярной; общение с Китаем было тесным и плодотворным, что выражалось в стремлении установить торговлю, которая позволила отказаться от грабительских набегов[61]. Но полувековое подчинение Китаю нанесло этой системе непоправимый ущерб. Хозяйство хуннов не могло выдержать китайской конкуренции. Как только китайские хлеб, шелк и другие изделия потекли в Степь, хуннское земледелие и ремесло уступили место разведению скота и добыванию мехов на продажу[62]. Молодые хунны получили возможность служить в китайских пограничных войсках, что уводило их от родового быта. Аристократы начали соприкасаться с китайским образованием и усваивать у ханьских пограничных чиновников стяжательство и наклонность к произволу. Так создались предпосылки для разложения родового строя, в условиях которого продолжала жить основная масса хуннского народа.
Переворот в Китае, произведенный Ван Маном, и последовавшая за этим гражданская война вернули хуннам свободу, но совершенно разрушили экономический симбиоз Степи и Китая. Хуннам снова пришлось набегами добывать продукты земледелия и ремесла, к которым они успели привыкнуть. Разоренный Китай не мог без ущерба для себя удовлетворить их потребности, и война в I в. н. э. приняла более жестокие формы, чем до тех пор. Династия Хоу-Хань, приняв власть над разоренной в минувшей внутренней войне страной, не могла сдержать хуннского напора, но в самом Хунну начался процесс распадения, который спас Китай. Еще раньше среди хуннов наметились два течения, породившие две враждебные группировки: ближайшее окружение шаньюев из принцев крови, фаворитов и китайских перебежчиков, вроде Вэй Лю я и Ли Лина[63], и родовые князья, как, например, Ливу, Гуси, Хючжуй, Югянь и др.[64] Условно их можно назвать: первую – «придворной» и вторую – «старохуннской» партиями. Одна вбирала иноземную культуру, которая несла собственные традиции; борьба «партий» привела Хунну к крушению в 53–50 гг. до н. э. Во главе возрожденного Хунну стали наследники бывшей «придворной» партии, шаньюй Хянь и Юй. Следовательно, глава потомков «старохуннов» царевич Би оказался в оппозиции и, спасая жизнь, откочевал в Китай со своими сторонниками в 48 г. н. э. С этого времени у хуннов началось интенсивное разложение родового строя.
До сих пор единицей в хуннском обществе был род, выступавший во внутренних войнах как монолит. Теперь члены одного и того же рода оказывались на юге и на севере и должны были бороться друг с другом. Война, начавшаяся в 48 г., протянулась до 93 г., причем между сторонами шел непрерывный обмен населением. Разве можно задержать кочевника в степи?
Однако это деление хуннов было не случайным фактом[65]. Вокруг Би собираются бывшие сторонники «оппозиции», поборники родового быта, наиболее консервативные элементы хуннского общества. Поскольку Китай не вмешивается в их внутреннюю жизнь, они согласны сносить китайское господство.
Но жизнь внутри рода тяжела и бесперспективна для энергичных молодых людей, дальних родственников.
Несмотря на свои личные качества, они не могут выдвинуться, так как все высшие должности даются по старшинству Таким удальцам нечего делать в Южном Хунну, где предел их мечтаний – место дружинника у старого князька или вестового у китайского пристава. Удальцу нужны просторы, военная добыча и военные почести – он едет на север и воюет за «господство над народами».
Под властью северных шаньюев скапливается весь авантюристический элемент и огромная масса инертного населения, кочующего на привычных зимовках и летовках. В новой державе родовой строй не нужен; больше того, он ей вреден. Общественная активность упала настолько, что с помощью кучки удальцов можно направлять лишенную родовой организации массу. Родовая держава медленно трансформируется в орду.
Раскол облегчил этот процесс. На юг ушли почтенные старцы и почтительные отроки, носители традиций и любители благообразия. Своим уходом они развязали руки воинственным элементам племени. Что из этого могло получиться?
Во-первых, держава северных хунну из родовой превратилась в антиродовую и, следовательно, поборники родового быта – южные хунну, ухуани, сяньби – стали заклятыми врагами северных хуннов, более ожесточенными, чем сами китайцы. Возникла борьба между двумя системами: родовым строем и военной демократией[66]. Во-вторых, среди удальцов, окруживших северного шаньюя, должна была возникнуть борьба за места и влияние, так как сдерживающие моральные родовые начала исчезли вместе с традициями. И отзвуки смут дошли до китайских историков, хотя подробности остались неизвестными. В-третьих, массы хотели мирной жизни, и опора на них была ненадежна. Меняя господ, они ничего не выигрывали и не теряли, для них не было смысла держаться за шаньюев. Поэтому в решающий момент они отказали в поддержке шаньюям, и это обусловило разгром северных хунну в 93 г.
Однако удальцов, составляющих силу северных хунну, можно было перебить, а не победить. Перебить их не удалось, они ушли на запад, и потомки их, придя в Европу, сделали имя «гунны» синонимом насилия и разбоя.
Нет нужды прослеживать всю историю гибели Северного Хунну, но важно отметить, что это государство сопротивлялось Китаю и сяньбийцам не до 93 г. н. э., а до 155 г., когда окончательный удар был нанесен сянь-бийским вождем Таншихаем[67]. Вслед за этим в 160 г. встречается первое упоминание о гуннах в Восточной Европе. Следовательно, весь переход от Тарбагатая до Волги произошел за два-три года. А это значит, что 2600 км по прямой были пройдены примерно за 1000 дней, т. е. по 26 км ежедневно в продолжение трех лет. Совершенно очевидно, что нормальная перекочевка на телегах, запряженных волами, в этот срок не могла быть осуществлена. К тому же надо учесть, что хунны должны были вести арьергардные бои с преследующим противником. Но именно эта деталь дает возможность понять событие. Сяньбийцы не могли не настичь обозы и, видимо, отбили их, пленив стариков и детей. Воины и частично их жены, бросив все на произвол судьбы, верхом оторвались от преследователей и потерялись в степях около Урала. В этих просторах изловить конный отряд, твердо решивший не сдаваться, практически было невозможно, и сяньби повернули назад, сочтя свою задачу выполненной.
Предлагаемое решение проблемы сопоставления западных и восточных источников является интерполяцией, но все дальнейшее подтверждает вывод, построенный на расчете[68].
Согласно нашей реконструкции хода событий, не все хунны ушли из своей родной степи. «Малосильные», которые не в состоянии были следовать за ним (т. е. северным шаньюем), остались в количестве 200 тыс. чел. в области «от Усуни на северо-запад» и «к северу от Кучи»[69]. Этим данным соответствует район Западного Тарбагатая и бассейна Иртыша[70]. Позднее, видимо, они продвинулись на юг до р. Или. Юебаньцы были кочевым народом с привычками, обычными для кочевников, но отличались удивительной чистоплотностью. Они мылись по три раза в день и только после этого принимались за еду[71]. Что же, «малосильным» хуннам было у кого заимствовать культурные навыки: Согдиана была рядом. К сожалению, история их до V в. совершенно неизвестна.
Помогает историческая география: на карте эпохи Санго (220–280 гг.) все Семиречье принадлежит усуням, на карте эпохи Цзинь усуни локализуются в горах около оз. Иссык-Куль и в верховьях р. Или[72]. Карта составлена до 304 г., поэтому мы вправе сделать заключение, что в конце III в. «малосильные» хунны с Иртыша переместились в Семиречье и оказались достаточно мощными для того, чтобы загнать усуней в горы. В конце V в. Юебань была покорена телесцами, основавшими на ее месте ханство Гаогюй.