Первая любовь - Юрий Теплов

В комнате было натоплено до одури. Полная пожилая женщина в майке кочегарила у раскрасневшейся буржуйки. На ближней к печке кровати сидели три молодайки. Доярки уставились на меня, как на привидение.

– Мне что ли привела, Пальма? – басом спросила истопница, и все захохотали.

– Себе, тетя Поля, – отозвалась моя спутница. – Хочу офицершей стать.

Опять все захохотали. Я озирался по сторонам, забыв о цели прихода, и думал лишь о том, как бы унести ноги.

– Кыш! – цыкнула на доярок толстуха. – Совсем человека засмущали… Проходите вон в мою камору.

Что-то знакомое мелькнуло в ее облике. Вроде бы видел ее где-то, хотя вряд ли.

Пальма толкнула неприметную дверь, и мы оказались в чистеньком чуланчике. Сбоку притулилась железная койка с шишечками, заправленная лоскутным одеялом. В углу солдатская тумбочка и покрашенная половой краской табуретка.

– Садись, – показала на табурет красавица. Сама осталась стоять.

– Помогите мне. Вы, видимо, знаете, – сказал я. – Мне надо побеседовать с женщиной, к которой ходит мой подчиненный Алексей Гапоненко.

Она нахмурилась и резко произнесла:

– Беседуйте. Ко мне ходит.

Наверное, мое лицо стало растерянным, потому что она перестала хмуриться и грустно сказала:

– Да, ко мне ходит. Все сватает. А я все не иду.

– Вас Пальмой зовут? – неуверенно спросил я.

– Нет, кличут. Зовут Катериной.

Я никак не мог собраться с мыслями, и потому она заговорила сама:

– Уж больно он маленький да хлипкий. Да еще нервный. Я его гоню, а он буянит. Разве с таким можно жить?

Я объяснил ей, что есть закон: две самовольные отлучки за три месяца – и трибунал.

– Да что вы! – она заволновалась. – Я-то что могу?

– Только вы и можете. Скажите ему, чтобы приходил только в увольненье.

– Скажу.

В каморку заглянула толстуха. Узнав, в чем дело, напустилась на Катерину:

– Я тебя упреждала! Что парню голову морочишь? И работящий, и добрый, и сирота… У, краля малахольная!..

И тут я вспомнил. Это ее мы встретили зимой, когда блуданули по дороге в учебный центр. И Гапоненко тогда спрашивал у нее про Катюху.

– Не дай загинуть парнишке, командир, – сказала она на прощанье. – Да и мы с Пальмой с ним потолкуем…

Близился уже вечер, когда я возвращался с фермы. Дорогу пересекали тени от столбов, хотелось через них перешагивать. Шел и ощущал странную близость с рядовым Гапоненко. И у него тоже любовь. И он тоже получил отказ… А я разве получил отказ? Я вообще ничего не получил. Даже крохотной записки… Уговорю старшину дать Гапоненко увольнительную на сутки. Пускай разбирается со своей Пальмой… Мне никто не даст увольнительную. Если смотреть только под ноги и не видеть ни столбов, ни маячивших впереди слабых огоньков, можно очутиться за тысячу верст отсюда. И дорога эта поведет не в село, а на берег дачной Дёмы. Там, у последнего поворота ждет меня Дина.

Вот он, поворот: стоп! Поднимаю голову. Нет ни реки, ни дач. Впереди лишь тусклые от керосиновых ламп окна. Третий дом с краю – тети Марусин, значит, и наш с Сергеем. Приду, открою дверь, Сергей спросит: «Ты чего так поздно?» «Давай начемергесимся», – отвечу я.

Мутный квадрат от окна сонно покоился на подтаявшем снегу. Я шагнул в него, собираясь стукнуть в стекло, и замер. На занавеске четко обозначилась тень. Это была не Серегина тень. Я узнал ее. Так же коротко пострижены волосы, тот же профиль.

Я метнулся к калитке, ворвался во двор, толкнул дверь и барабанил, пока не услышал хозяйкино: иду, иду!

– Приехала? – шепотом спросил я.

– Приехала. Второй час с Сережей балакают. Вино не открывают, тебя ждут.

Я шагнул в горницу и растерянно остановился у порога. Мне навстречу поднялась… Ольга.

– Здравствуй, Антилопа, – машинально произнес я и опустился на табурет у двери.

Потом мы пили привезенный Ольгой сладкий и тягучий ликер. Она весело щебетала, лопотала и облизывала Сергея, не стесняясь тети Маруси. Я смотрел на нее и не мог поверить глазам. Где та девчонка, что следила за Серегой робким взглядом? Что ловила каждое его слово и не решалась даже мало-мальски возразить ему?.. Вот и Сергей убедился, что терпение не может быть бесконечным. Потому что оно не есть природное состояние. Он же сам говорил, что жизнь течет, как того требует естество. А «естество» захотело к нему. И прикатило. И сидит, притиснувшись к нему, на кровати, терпеливо ждет, когда можно будет нырнуть под простыню… Ох, не уедет она отсюда так просто. Что ж, успеха тебе, Антилопа…

Чтобы не слышать их ночного пыхтения, ночевать я уволокся в казарму. Уговорил старшину отправиться домой, заверив, что вечернюю проверку и отбой проконтролирую сам. После отбоя сидел в канцелярии батареи и сочинял стихи.

А вчера во время тревогиРазбудили вьюгу косматую.До рассвета старая дрогла,Всё пытаясь успеть за солдатами.Утром медленно падал снег.Я увидел тебя во сне…

За окном действительно падал редкий, пушистый, последний, видимо, снежок. Тишина была мирная и спокойная. Прошла смена часовых, и она вписалась в ту тишину. Потом со стороны автопарка донесся шум мотора: дежурный поехал проверять дальний караул. И это не нарушило тишины. Она была такой уверенной и прочной, что поглотила все земные шорохи.

Как я и предполагал, Ольга захомутала Сергея. Да и замполит ей помог. Доходчиво объяснил Сергею, что сожительство чревато для офицера непредсказуемыми последствиями. Как бы ни было, но на майские праздники сыграли в офицерской столовой свадьбу. Назвали ее почему-то комсомольской, хотя комсомольцев на ней было – жених с невестой, я да Лева-Цицерон. Костюмов у нас – ни черных, ни других не было. Сергей сидел в парадной петушиной форме. А предусмотрительная Ольга привезла с собой даже фату. Жалась к жениху с блаженно-счастливым и гордым видом.

Справа и слева от молодых восседали сам Хач и замполит подполковник Соседов.

Цицерон был тамадой. Тосты произносил с намеками, так что все ржали. Не смеялся только Хач. Свадебное застолье он покинул задолго до его окончания.

Тетя Маруся, опустошившая свой домашний погреб, то выбегала на кухню за огурцами и холодцами, то с подозрительностью оглядывала официантку: не заначила ли та свадебную бутылку. Я уже был хорош, когда заметил, что тетя Маруся усиленно машет мне от дверей, вызывая за какой-то надобностью.

Конец ознакомительного фрагмента.