Среди убийц. 27 лет на страже порядка в тюрьмах с самой дурной славой - Ванесса Фрейк

сначала прошли тщательную проверку. Мобильник, например, никогда бы не смыл Фреда в унитаз, если бы тот ему надоел. У Карла были классические психопатические черты, и я бы никогда не позволила завести попугайчика такому человеку.

Мне нужно было разобраться в произошедшем, поэтому я провела расследование и расспросила парней с его этажа, слышали ли они что-нибудь. Я поговорила с теми, кто регулярно общался с Карлом, поскольку он был одним из тех, кто хвалился своими поступками. Я была уверена, что он рассказал о том, что произошло, кому-то из корпуса.

Мне не потребовалось много времени. Я оказалась права: он действительно хвалился своим поступком. Правда оказалась еще более неприятной, чем я предполагала.

Парень, находившийся в двух камерах от Карла, рассказал, что тот стащил клейкую массу Blu Tack с доски объявлений в учебном корпусе и попытался приклеить лапки птицы к полу. Когда у него ничего не получилось, Карл вырвал все перья. Он смеялся, описывая, как попугайчик впал в болевой шок. После этого он утопил птицу в раковине. Тот факт, что он хвастался совершенными пытками, делал эту ситуацию еще более тошнотворной.

Как такому злодею вообще разрешили завести попугайчика? Я понимала, что не успокоюсь. Мне нужно было знать о Карле все. Его предысторию. Благодаря многолетнему опыту общения с преступниками я понимала, что это был не первый раз, когда он повел себя так жестоко (я не говорю о несчастной женщине, которую он убил). Я вернулась в кабинет и достала его личное дело.

Черт возьми! Оно было толстым, как энциклопедия. Там я нашла ответы на свои вопросы. Я сомневалась, что у кого-то из сотрудников тюрьмы Брикстон нашлось время изучить его, прежде чем позволить этому человеку завести попугайчика.

Читать его личное дело было неприятно. Я изучала совершенное Карлом убийство не слишком внимательно, так как меня скорее интересовало, что к нему привело. Бинго. В отчете, написанном после вынесения приговора, я нашла подтверждение своим предположениям. Когда Карлу было 12 лет, он задушил кошку, после чего он бесчисленное количество раз причинял вред животным. Меня это нисколько не удивило.

Правда, его текущее поведение меня сильно насторожило. Садистский способ, которым он убил попугайчика, и тот факт, что он не испытывал ни раскаяния, ни сильных эмоций, представляли собой серьезную проблему для корпуса Д. Если он мог так поступить с крошечной беззащитной птицей, предоставленной ему в рамках программы реабилитации, на что еще он был способен? Тюрьмы представляют собой хрупкую экосистему. Один заключенный с плохим поведением способен раскачать лодку в достаточной степени, чтобы весь корпус стал вести себя так же жестоко и деструктивно. В нестабильной обстановке ситуация может быстро меняться.

Я уже не говорю об угрозе для Карла со стороны других заключенных. С осужденными связан один забавный факт: они быстро выносят суждения о том, что, по их мнению, правильно и неправильно, и самостоятельно прибегают к наказанию.

У педофилов риск подвергнуться линчеванию особенно высок. Насильников считают низшими из низших, а на Карле и так висело обвинение в изнасиловании. Если бы Мобильник узнал, что Карл сделал со своим попугайчиком, он бы его убил.

Я почти не видела Карла Джонсона после того, как мне стала известна история целиком. Его направили в ШИЗО примерно на неделю, после чего я договорилась о его переводе в тюрьму максимально строгого режима Фулл-Саттон в Йоркшире.

Перед его отъездом я следила за тем, чтобы ему ни при каких обстоятельствах не позволили завести нового попугайчика. В отчете, который я отправила в другую тюрьму, я в графических подробностях описала совершенный им поступок и свои мысли по этому поводу.

6. То, что нас не убивает, делает нас сильнее

Бедфорд, 1975 год

Яркий солнечный свет лился в окно спальни, но меня не интересовала весна. Я лежала на кровати, закинув руки за голову, и смотрела в потолок. Внутри бурлили гнев и негодование. Я была 13-летним потерянным подростком, который находился во власти гормонов. Не так давно я вернулась в Англию после девяти лет в США. Мама снова вышла замуж, и хотя я считала отчима хорошим парнем, не принимала его, потому что он не был моим настоящим отцом. Мне было жаль, что мама взяла его фамилию, Смит, а я осталась Фрейк.

В школе я чувствовала себя изгоем из-за этого, а еще из-за американского акцента и того факта, что только у меня родители были в разводе.

Сегодня у многих детей разведенные родители, но в то время меня считали ребенком из «неблагополучной семьи». Я сильно выделялась на фоне остальных.

Я никуда не вписываюсь. Никто меня по-настоящему не любит. Я совсем одна во всем мире. Смотрела на трещины в потолке. Мысли роились в голове.

Стук в дверь прервал мое погружение в отчаяние.

– Кто там? – буркнула я.

Мама просунула голову в дверь.

– Хочешь покататься, доченька?

Я подозрительно на нее посмотрела. Было воскресенье. Я обычно отправлялась в воскресные поездки по сельской местности с бабушкой или дедушкой, жившими неподалеку, но не с мамой.

– Эм-м-м, – колебалась я.

– Давай, собирай вещи, – сказала она с натянутой улыбкой. Что-то явно произошло.

Она не оставила мне иного выбора, кроме как последовать за ней, поэтому я надела кроссовки и натянула свитер. Я всегда носила джинсы, футболку и бесформенный свитер. Я не была модницей и выбирала комфортные вещи. Мне сделали короткую стрижку в стиле леди Ди после неудачной химической завивки. Опять же, это было практично, поскольку так волосы не падали на глаза. Мы жили в деревне в окрестностях Бедфорда в сблокированном доме. На подъездной дорожке стоял наш «Форд Капри» с самым длинным капотом, что я когда-либо видела в своей жизни. Он был тошнотворного горчично-желтого цвета.

– Ну, садись! – оживленно сказала мама.

Я открыла дверь автомобиля и забралась в салон. Сомнения по поводу «покататься» меня не покидали. Должно быть, я что-то натворила.

Учителя снова на меня жаловались, и мама ждала подходящего момента, чтобы сообщить мне плохие новости. Я была уверена, что меня позвали по этому поводу.

Во время поездки по извилистым проселочным дорогам мы с мамой непринужденно болтали, что встревожило меня еще больше. Это было нехарактерно для мамы, и тон ее голоса был непривычным. Я щурилась от солнца, щеки горели, тревога нарастала. «Просто скажи, что хочешь сказать!» – хотела прокричать я.

Мы подъезжали к красивому водохранилищу Графэм-Уотер, где мы с бабушкой устраивали пикники. Она баловала нас с дедушкой. У нее был полный набор для пикника: плетеная корзина с отделениями для ножей, вилок и приправ, которая всегда была заполнена угощениями, включая идеально треугольные сэндвичи с яйцами и кресс-салатом.

К моему удивлению, мама свернула туда. Мы заехали на автостоянку, и гравий заскрипел под колесами. Она заглушила