Корпулентные достоинства, или Знатный переполох. Дилогия (СИ) - Цвик Катерина Александровна

— Я уже большая сказки слушать. — С возмущением посмотрела на меня она.

— Да? А я бы с удовольствием послушала или почитала. — Тяжело вздохнула я, вспомнив свою домашнюю библиотеку фантастики и фэнтези. — Но это не простая сказка. Дело в том, что она еще не окончена.

— Как это не окончена? — Удивилась девочка.

— А вот так! Слушай и тогда сама все поймешь. — И я начала. — Жила была одна девочка. Всего на год старше тебя, кстати. И была эта девочка очень счастлива, потому что была у нее любящая семья, были красивые наряды, встречи со сверстниками и вообще, ни в чем ей не было отказа. И была у это девочки маленькая сестренка, только она была такой маленькой, что ей было не интересно с малышкой играться. К тому же, она видела, что ее матери почему-то очень больно и неприятно смотреть на свою младшую дочь, а потому и сама старалась с ней не пересекаться. Не будем сейчас обсуждать причины, по которым мать не любила младшенькую, а поговорит о старшей девочке. — Я набрала в грудь побольше воздуха и продолжила. — Так вот, ей было невдомек, что ее младшая сестра очень одинока и очень хочет поиграть с ней. Да и вообще, наша девочка была еще слишком маленькой, а ее жизнь слишком счастливой, чтобы понять, как тяжело было этой малютке.

После этих слов Марья тяжело вздохнула и уставилась на свои руки. Не знаю, поняла ли она уже, куда я клоню, но продолжила свой рассказ.

— Но однажды пришла в их дом волшебница.

— Магичка? — Уточнила девочка. — Просто в волшебниц уже давно никто не верит.

— Ну, пусть будет магичка. — Согласилась я с ней.

— Она была злая?

— Я бы не сказала, что она была злой, скорее слишком жестокой. — Тут уже вздохнула я. — Так вот, эта магичка увидела ту несправедливость, которая творилась в доме по отношению к младшей дочке и наложила страшное заклятие на старшую девочку. Она сделала так, что ее магия, которая только-только начала просыпаться в девочке, повернулась против нее и укрыла разум девочки плотным коконом. В одно мгновение она потеряла все, что любила, забыла обо всех, кто был ей дорог, а ее близкие погрузились в тоску и печаль. Ведь они ничем не могли помочь своей любимой дочери.

— Как же она смогла все это потерять в одно мгновение? — Не поняла Марья.

— Я же тебе уже сказала: магия взяла в кокон ее разум. И поэтому девочке стало все равно. Ничто ее больше не радовало, ничто не вызывало даже искры интереса, представляешь? Она стала живой куклой, которую, правда, усердно кормили, потому что только так она могла почувствовать хоть какие-то эмоции.

На этой фразе девочка начала догадываться о том, что моя сказка не совсем сказка, а потому нахмурилась и стала глядеть на меня исподлобья. Но я демонстративно не обращала на это внимания.

— Наверное, магичка рассчитывала, что таким образом сможет смягчить сердце матери по отношению к младшей дочери, но этого не произошло. Взрослые так и не поняли, что это был их шанс помочь еще одной доброй и искренней детской душе обрести любовь и счастье. А старшая девочка целых шесть лет продолжала оставаться куклой и ждала, когда взрослые хоть что-то поймут.

— Но ведь они так ничего и не поняли! — Со слезами на глазах срывающим голосом проговорила Марья.

— Да, к сожалению, взрослые оказались слишком толстокожими и ничего не поняли. Поэтому магичка сжалилась над старшей девочкой и расколдовала ее. Только за долгие годы своего заточения в этом коконе, девочка сумела понять и осознать, что значит одиночество и пустота, а потому решила для себя, что не допустит, чтобы рядом с ней кто-то еще испытывал эти чувства. И еще… — Я посмотрела в глаза Марья. — Она очень хочет стать своей сестре ближе и подарить ей хоть немного тепла и участия. Только младшенькая за это время выросла и оказалось, что уже никому не верит, а своей старшей сестре и подавно, потому что думает, что она осталась такой, какой была шесть лет назад. И что бы старшая сестра ни делала, младшая ей все равно не верит и не желает даже слушать.

Губы девочки задрожали, маленький носик покраснел, но она сглотнула ком в горле и все же спросила:

— И чем закончилась эта сказка?

— Я же тебе уже говорила, что она не закончилась, и каким будет ее окончание может решить только младшая из сестер. А старшая… старшая может только открыть свое сердце и объятия и ждать, что девочка откликнется на ее призыв.

После этих слов я развела руки в стороны и прикусила губу, переживая и гадая, что же для себя решит эта гордая маленькая девочка.

В следующую секунду из глаз Марьи брызнули слезы и она бросилась ко мне в объятия.

И знаете, я рыдала вместе с ней. Рыдала и понимала, что в это мгновение она стала мне самой настоящей сестрой. Той, что я буду защищать, которую буду любить и во всем помогать.

Когда же мы немного успокоились и просто сидели прижавшись друг другу, она вдруг спросила.

— А магичка правда была?

— Была. — Вздохнула я.

— И как ее звали?

— Ее звали Судьба, моя дорогая. Судьба…

Глава 5

После этого случая, мне пришлось перешивать уже платья для Марьи. Потому что она пожелала заниматься наравне со мной, уж очень ей показались интересными мои занятия. Я же ей на это заявила, что такой инициативе, конечно, рада. Но раз она собралась заниматься наравне со мной, то ей стоит бывать и на моих собственных занятиях науками, а если она поймет, что еще не готова к такой нагрузке, то я договорюсь, чтобы профессора занимались с ней отдельно. Это мое предложение не вызвало у девочки большого энтузиазма, но она подчинилась.

Разумеется, ей пришлось заниматься отдельно. И я, чтобы ей было интересно, а также имелся дополнительный стимул, пожелала, чтобы Сережка занимался вместе с ней. Прогресс после таких нововведений скакнул у обоих, что не могло не радовать.

С французским, кстати, у Марьи было гораздо лучше, чем у меня, знавшей до прибытия в этот мир на этом языке лишь пару фраз: Шерше ля фам, же вуз зэм, лямур-тужур, мадам и месье. При чем, что из этого действительно французский, а что просто стеб, я не имела точного представления. А потому во время наших занятий на свежем воздухе сестра стала моим репетитором в этой области.

Спустя дней десять я поняла, что тропа желающих хоть глазком подглядеть, чем же там таким этаким занимается госпожа на уединенной полянке, не заросла, а Сережка отваживать всех просто не успевал. Поэтому я пошла к маменьке.

— Маменька, это просто невозможно! — Влетела я в гостиную, где она музицировала.

— Что случилось, милая? — Удивилась она такой экспрессии.

— Я не понимаю, неужели так сложно понять, что мне нужно уединение! Почему всякий, у кого появляется хоть минутка свободного времени лезет это уединение нарушить! — Бушевала я.

— Дусенька, ты же знаешь, что я лично приказывала никому не ходить в ту сторону, но, видимо, запретный плод слишком сладок и всем слишком интересно узнать, чем же ты занимаешь! Кстати, я бы тоже хотела посмотреть на эти твои занятия.

И так у нее заинтересованно глазки заблестели, что я поняла, что, как минимум половину ходоков были ее засланцами.

— Маменька, но ежели вам так интересно, то пришли бы и поглядели. Я ведь не скрываюсь!

Женщина замялась, а я поняла, что это была с ее стороны маленькая месть пополам с гордостью, не дающей ей прийти и самой все увидеть. Дело в том, что в тот же день, когда мы с Марьей помирились, я заявила всем домашним, что моя сестра не изгой и будет питаться в столовой вместе с нами. Маменька, конечно, возмутилась. Случился небольшой скандал. Но к нашему общему удивлению отец поддержал меня и даже сказал, что сам давно думал исправить это досадное недоразумение.

Ага, недоразумение, блин! Но высказывать свое «фи» его отношением к дочери я не стала. А вот маменька, видимо, как говорится, закусила удила.

— Да? — Наигранно удивилась маман. — Просто за эти дни ты так похудела и похорошела, что я даже не знаю на что это списывать, и как ты вообще отнесешься к моему визиту. — При этих словах ее щеки как-то подозрительно порозовели. А мне даже интересно стало, что же за теории бродили в ее голове.