Журнал "Вокруг Света" № 10 за 2004 год - Вокруг Света

Невзрачно одетый молодой человек в видавшей виды куртке, самой заурядной фуражке и высоких охотничьих сапогах скромно сидел в уголке гостиной новгородского имения Павла Путятина. Хозяина не оказалось дома, и Рерих его дожидался. Племянница Путятина, юная красавица Елена Шапошникова, пригласила юношу к столу. Весь вечер он не мог оторвать от нее восторженного взгляда, хотя и старался это скрыть. Впрочем, Елена привыкла к тому, что ее красота ошеломляла. Высокого роста, с черными миндалевидными глазами и пышными светло-каштановыми волосами, Елена притягивала необыкновенной женственностью и мягкостью, сквозящей во всем ее облике – в выражении глаз, голосе, улыбке. Елена Ивановна была дочерью известного петербургского архитектора, а также двоюродной правнучкой русского полководца Михаила Илларионовича Кутузова. Как и у Рериха, у нее имелись скандинавские корни. Прадед Елены Ивановны служил бургомистром Риги и в свое время преподнес оказавшемуся в городе Петру Великому шапку Мономаха. Император остался доволен и предложил дарителю русское подданство и новую фамилию – Шапошников, с намеком на дар.

С самой первой встречи Рерих угадал нечто существенное в Елене Ивановне, нечто столь же существенное угадала в нем и она. Как писала Елена Ивановна, «любовь взаимная решила все». Впрочем, родственники Шапошниковой были против их союза: Рерих казался им недостаточно родовитым. Однако Елена с ранней юности решила для себя, что непременно выйдет за человека со значительным дарованием – музыканта, художника, писателя. Многим женихам, в том числе и с большим состоянием, она уже успела отказать, чем привела родственников в полнейшее недоумение.

В своих дневниках Елена Ивановна пишет, что накануне официального предложения от Рериха она видела два вещих сна, в которых покойный отец входил к ней в комнату и говорил: «Ляля, выходи за Рериха». Молодые обвенчались 28 октября 1901 года в церкви Академии художеств.

Рерих с самого начала предъявлял большие требования к их союзу и надеялся обрести в Елене, которую называл еще и Другиней, не просто традиционную жену, а помощницу во всем. Собственно, со встречи с ней и началась подлинная история «тайного Рериха».

Увлечение Рериха Востоком не взялось из «ниоткуда», как иногда пишут. В этом смысле он даже не был оригинален: не шел вразрез со своим временем, не опережал его, а, напротив, вполне соответствовал его духу. На переломе веков Россия переживала увлечение Индией и всем ориентальным. В 1890—1891 годах наследник престола, будущий император Николай II, в сопровождении востоковеда князя Э.Э. Ухтомского посетил многие города Индии и привез оттуда огромную коллекцию предметов буддийского культа. В 1893 году в залах Зимнего дворца была устроена специальная выставка. У 19-летнего Николая Рериха захватывало дух от статуэток будд, маленьких изображений ступ, четок; нетерпеливыми пальцами он перелистывал огромный красочный каталог, описывающий все представленные предметы. От них веяло тайной.

Помимо всего прочего, в начале века России удалось непосредственно познакомиться с индийской философией. Были переведены и изданы «Провозвестие Рамакришны», книги его ученика Вивекананды, Упанишады, «БхагаватГита». Индийские метафизические доктрины, их взгляд на космические и исторические циклы захватили Рериха, как захватили многих. Тибет и тибетские чудотворцы были притягательны особо. Как раз появилось несколько книг о культуре и истории Тибета, труды Ухтомского, Потанина, Пржевальского.

К 1914 году, дате строительства в Петербурге первого буддийского храма, интерес Николая Рериха к Востоку сформировался настолько определенно, что он вошел в комитет содействия строительству и тесно общался с посланником далай-ламы XIII – Хамбо Агованом Лобсаном Дорчжиевым. В картинах и очерках Рериха Индия стала появляться все чаще и чаще.

Его крайне интересовал вопрос общих корней России и Азии. Он подозревал общность между Россией и Азией во всем: в искусстве, верованиях, складе души. Еще в 1895 году Рерих писал в дневнике: «Мне весьма любопытно, было ли на русское искусство два влияния – византийское и западное или было еще и непосредственно восточное? Кое-где нахожу смутные указания на это». На эту связь указывали уже многие, вспомнить хотя бы славянофилов, особенно подчеркивающих восточный характер Российской империи, – Киреевского, Аксакова, Леонтьева.

Помимо восточной философии Россия вслед за Западом повально увлекалась оккультизмом. Рерих и в этом не стал исключением. А к русскому двору в то время буквально приклеился французский герметик и маг доктор Папюс, организовавший в Петербурге ложу «Креста и звезды». В нее вошли, как ни странно, Николай II с супругой, вдовствующая императрица Мария Федоровна, великие князья и множество других высокопоставленных сановников. В среде художников оккультизм и спиритические сеансы тоже стали весьма популярным времяпрепровождением. Рерихи были особенными энтузиастами: в их квартире на Галерной для участия в знаменитых «столоверчениях» часто собирались друзья – Бенуа, Грабарь, Дягилев, фон Траубенберг.

Однажды у Рерихов «выступал» знаменитый медиум Янек, приглашенный в северную столицу императорской четой. Между прочим, спиритических сеансов не чурались и многие ученые, частым гостем Рерихов стал психиатр Бехтерев, изучавший гипноз. Именно Бехтерев одним из первых заметил медиумические способности Елены Рерих. И все же в этом увлечении Рерихи отличались от всех остальных: они видели в оккультизме не просто модное времяпрепровождение и экстравагантное средство развеять скуку. Когда кто-нибудь из друзей, например художники Грабарь или Бенуа, позволяли себе пренебрежительно высказываться «о вызове духов», обычно сдержанный Рерих шел пятнами от возмущения.

– Это серьезный духовный феномен, тут необходимо разобраться, – хмуря брови, говорил он. «Разобраться» было его любимое слово. Друзья прятали улыбку. Между тем около 1909 года случилось некое событие, определившее дальнейшую жизнь семьи Рерихов: по словам Елены Ивановны, ее посетило видение, – очнувшись ото сна, она увидела высокую фигуру человека с необыкновенно красивым, сияющим лицом и решила, что это была первая мистическая встреча с Учителем.

Можно по-разному относиться к этим свидетельствам: для рационалистов это вне обсуждения. Однако известно, например, что Джордано Бруно был мистиком, Ньютон – прежде всего алхимиком, а потом уже физиком, а Эйнштейн – глубоко верующим человеком. И подобных примеров много. Что же касается Рериха, то он, по всей видимости, действительно не сомневался в том, что все его действия, его культурная и исследовательская деятельность подчинены некоему Высшему служению.

Рерихи знали: их путь лежит на Восток. Их судьба – Азия. Там они надеялись найти ответы на свои сокровенные вопросы, из тех, что зовутся «вечными». Там Рерих должен был «воочию встретиться с учителями», там ему предстояло подтвердить свои догадки о культурных и духовных связях России и Востока. Но путь в края, где для Рериха скрывалась истина, оказался нелегким. Первой преградой на дороге стала История…

Грянувшая Февральская революция застала Рерихов в Карелии в арендованном деревянном доме в Сердоболе, стоящем посреди соснового леса. Рериху с женой и двумя сыновьями, Юрием и Святославом, пришлось переехать сюда из промозглого, сырого Петербурга по причине его болезни: воспаление легких, грозящее тяжелыми осложнениями. Дела были так плохи, что он даже составил завещание. От директорства в школе Общества поощрения художеств пришлось отказаться. Но Рерих пишет и здесь: «Вечные всадники», «Облако-вестник», «Послание Федору Тирону»…

В это же время, в ноябре 1917 года, нарком по национальной политике Иосиф Сталин, прибыв в Гельсингфорс (ныне Хельсинки) на съезд социал-демократов, произнес пылкую речь о национальном самоопределении наций и их праве на полное отделение. Земля Суоми не медлит и спешит как можно скорее осуществить провозглашенное право. После гражданской войны Финляндия потребовала присоединения Карелии и всего Кольского полуострова. После этого отношения между Финляндией и Советской Россией были порваны, а граница – оказалась запертой на все замки. Рерихам надо было уносить ноги.

Поначалу отношение Рериха к произошедшему на родине перевороту было типичным для интеллигента. В октябре 1917 года он пишет в статье «Единство»: «Откуда восстание против знания и стремление к равнению по убожеству, по невежеству? Откуда изгнание свободы и замена ее тиранией?… Отчего тупоумны и недоброкачественны вожди ваши?»

Сложным маршрутом семья Рерихов направилась в Лондон. Там они задерживаться долго не собирались, надеясь лишь получить визы в Индию – колонию британской короны. Родины больше не было, возвращаться было некуда.