Невероятные приключения Катеньки - Александр Сержан
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Спросила его Катенька, что же раньше о том не думал, когда за зазнобой своей собирался, да девку из другого мира призвать решился? Сейчас мол, чего осторожничаешь? А Василий очень даже запросто ей и отвечает, мол, каждый мужик деревенский плохонькую да изготовит соху деревянную. А теперь, когда первые лемехи дворам поставлены — кто же захочет по старинке землю распахивать? С деревянной то сохою корячится?
«Ага», — помрачнела про себе Катя, — «Мы в ответе за тех кого приручили!»
Выходит, откладывается поход в царство Кощеево. А ведь на него, на злодея, у Катеньки, только одна надежда и оставалась. Колдун то Кащей — не чета бабки Ефросинье. Может сумеет в прошлое ее вернуть! Глядя на Василия, понимала девка, что победит тот Кащея, заберет суженую и будут они вдвоем жить-поживать, да добра наживать. А ей то куда, горемычной? Не то чтобы влюбиться в Васю успела, но все-таки, мужчина видный, серьезный, хоть и волколаком время от времени оборачивающийся. А прижимает то ночами холодными как! До мурашек! Не разбиралась девица в чувствах своих. Оттого и впадала в бесконечные крайности. С чего грусть-печаль в душу заглянула? Может в город податься? Со знаниями то своими, да учебниками, как-то устроится на месте новом? И почище друга сердечного там отыщет? Глядела, как ловко Василий работает, да вздыхала от мыслей горестных о будущем своем ненадежном.
Глава 11
Но не успела она с мыслями разобраться, как вдруг тучи над ними сгустились нешуточные. Прознал городской управитель о кузнеце, что десятками плуги клепать научился. Прознал, да опечалился. У самого то мастера, даже из руды хорошей от силы два-три в день отковывали. А при таком обороте цена на орудия землепашеские упасть должна! Тогда управитель, подлая душа его завистливая, донос на кузнеца сочинил. Мол — не по законам пращурами завещанным дело ведет! Край их чудесный к технической революции подталкивает! Не станут люди от зари до зари горбатиться с сохой деревянной, купят за дешево металлический, да от безделья — примутся о жизни задумываться! Мыслями вредным-опасными! Станут требовать от повелителей благ всяких! И дорог проезжих, и управы на разбойников, и грамоты для ребятишек!
Хорошо бабке Ефросинье скороход местный весточку из города принес. Он у заболотных навроде новостного глашатая был, тем и жил. Харчевался по очереди у каждого на дворе, да ночевал. Бабка Ефросинья за век свой разного насмотрелась. Догадалась старая, чем дело обернуться может. Взяла тогда кота ученого, да Катенькины энциклопедии читать-учить наизусть поставила. Знала, что перво-наперво княже книги ученые сжечь заставит и только опосля Василия к ответу призовет. Вдруг среди них знания тайные , как беды избежать сказано?
Продали кота ученого бабке торговцы проезжие. Котенком еще продали. Из-под полы, ибо зверями торговать запрещено было. Оттого и прозвали котенка «Гугля», что из-под плаща продали (прим. автора «Гугля» — верхняя одежда древних славян, напоминающая плащ). За ночь Гугля справился, все книжки перечитал, наизусть запомнил, что хочешь спрашивай — тотчас ответит!
Князь тоже не лыком шит оказался. Приказал всех котов по селению изловить, и отваром травы-валерьяны опоить до потери памяти. И полегли котики деревенские, как один в истоме сладостной, себя самих позабыв. Хорошо, обернула Ефросинья загодя кота ученого мышкой-норушкой. Опытная колдунья была, ее на мякине не проведешь.
Окромя того, весточку лешему отправила, чтобы смилостивился — вглубь железо метеоритное упрятал, от греха подальше. Тот просьбе внял, зашевелилась земля, каменья втягивая, глядь — словно и не было ничего. Один и остался — князю поглядеть, да успокоиться.
Тот оглядел. И небесного камня малую толику, и книги с другого мира взятые, при обыске обнаруженные.
Были в свите у него колдуны-слухачи, знавшие какую чару на поиск поставить.
Ведь книги старые, как известно — из древа делать умели, а потому — не мудрено древо заставить о себе заявить. Заходила изба кузнеца ходуном после заклятий волшебных, а слухачи слушают — не шелестнет ли лист книжный где, не выдаст ли себя. Целую гору книг в сундуках обнаружили. Доставили князю. Пролистал тот каждую внимательно, знаки знакомые выискивая. Хоть и не было там рун, и не ведали в этих краях кириллицы, а доводилось книги такие в руках держать. Попадали те из прошлого. И поступил с ними князь в точности с законом суровым. Велел костер разжигать, да огню предать. Нечего тут им делать, народ в смущение вводить.
Пожег их княже костром ярким, безжалостным, в разговор вступил.
Возвышается над Василием на троне походном, златом-серебром украшенном, сам весь в шелках, доспехах стальных, под шапкой соболем отороченной, руки белые в перстнях дорогих, сидит, ухмылку недобрую в бородке прячет. Рядом писарь, в три погибели скрюченный над свитком берестяным с палочкой костяной притулился. А вокруг народ волнуется, тройным кольцом воинов сдерживаемый.
— Что же ты, Василий, щучий сын, на законы природы вразгон пошел? — приступил он к допросу брови сведя. — Аль не знаешь, что с прежней землей-матушкой стало, до чего ее умники навроде тебя довели? Не знал о том, скажешь? Дошли до меня слухи недобрые, что запрещенным ты занимаешься, по десять-двадцать лемехов к плугам в день куешь! Отвечай по воле доброй, кто подговорил тебя к затее мерзкой, супротив пращуров наших заветам ставленной!?
Тишина разлилась на Заболотье. Даже лягушки пение вечернее отложили. Дети притихли, коровы не мычат, собаки не лают.
Замерли все, ответ кузнеца ожидая.
— Твоя правда, княже, — смело поднял Василий очи светлые. — Затеял я плугами Заболотье обеспечить, потому, как иду супротив Кощея Бессмертного зазнобу Гамаюн-птицей нагаданную выручать. Не ровен час, сложу буйную голову в походе том, как народу здешнему без кузнеца выжить то? На всю округу — с десяток плугов с железа болотного кованых. Вот и решил, пусть плохоньких, да исполнить сотню лемехов про запас, покуда милость твоя нового кузнеца в Заболотье не поставит. Взял я для них камня небесного, сам знаешь княже, какое железо негодное с того получается! Выходит, и не нарушал я заповедей, не шел природе-матушке наперекор! Ведь и железа того у меня более не осталось, а лемеха — дрянь! Ненадолго хватит. Посевную одну-другую пережить, да и только!
Слушала Катя Василия, среди толпы схоронясь, диву давалась. Ведь
