Таран - Леонид Влодавец

Впрочем, покамест надо было отмываться от этой чертовой кровищи. Как же так получилось, что весь обрызгался, во любопытно?! Чуть позже Таран сообразил, что, должно быть, уже первыми ударами об пол разбил этому гаду нос, а потом, когда кровянка натекла на пол, брызги летели во все стороны и даже вверх.

Отмывшись и обтеревшись полотенцем, Юрка тщательно оглядел себя в зеркале — нет, вроде никаких пятен больше не осталось В это же время в дверь постучала Даша и, не заглядывая в ванную, передала Тарану чистое: белую футболку с эмблемой «Пумы», какие-то семейные трусы в цветочек, тренировочные брюки китайского пошива и носки. Одевшись, Таран получил еще и шлепанцы без задников. Покамест он мылся, Даша успела все снять и нарядиться в халат на голое тело.

— Нормально печка работает! — сказала она. — Даже паленым на кухне не воняет, все вытягивает. Теперь фиг кто чего докажет!

— Ботинки мои тоже спалила?

— Конечно! Они, правда, долго гореть будут, но если до нас за час не доберутся — успеем растолочь. Я мыться пошла, а ты иди на кухню чайник поставь…

Когда она скрылась в ванной, Таран ушел на кухню, поставил чайник на газ, а заодно заглянул в плиту, где пламя уже пожрало все тряпки и теперь доедало его ботинки и Дашины туфельки. Точно, если менты не смогли взять след с собакой и если они с Дашей не оставили заметных следов, которые приведут сюда, на квартиру, то после сожжения обуви их никто не сможет уличить. Ловко Даша соображает! Будто всю жизнь от ментов бегала…

Странно, но именно сейчас, когда вроде бы все немного устаканилось, Таран ощутил какое-то смутное беспокойство. Он даже толком не мог разобраться, откуда эта тревога проистекала. Конечно, по-прежнему оставалась угроза, что милиция до них доберется. Но неужели менты и впрямь такие плохие, что не поймут, по какой причине этот режиссер с погорелого театра получил по роже? Да он сам первый откажется писать заявление и будет все спускать на тормозах! Не захочет же сидеть за изнасилование! Очухается, заползет в квартиру и будет примочки ставить. А менты приедут, поглядят, увидят кровищу, может быть, опросят жильцов по квартирам. Кто вызывал, скажет, что слышал шум — видеть-то никто ни шиша не видел! Даже если в «глазок» кто-нибудь подсматривал, все равно ни Тарана, ни Даши опознать не сможет — темень же была чертова! А сам этот хрен с горы, «человек искусства», еще и врать будет, что его никто не бил. Скажет, будто сам по себе оступился на лестнице. Ну и плевать ментам на него! Можно подумать, им в охотку лишнее дело на себя вешать. Трупа нет — и ладно.

Все это Таран довольно четко про себя продумал и взвесил. Но беспокойство все равно сидело. Нет, не возможный приход ментов его беспокоил, а что-то другое.

И очень скоро он понял: тревожное ощущение у него вызывает поведение Даши.

Тарана мучили бесплодные размышления на тему всяческих неувязок в объяснениях Даши, и он стал вспоминать, как она вела себя до ТОГО. Неприятно было об этом думать, но не думать он не мог.

Если этот Крылов или как его там, допустим, изнасиловал Дашу где-то около семи, то есть примерно в то время, когда она должна была прийти в скверик, то, выходит, она больше полутора часов просидела в этом детском теремке, потому что Юрка встретился с ней уже в 20.40, не раньше. Ладно, допустим, переживала, не хотела бежать в милицию жаловаться, потому что стыдно было. К Юрке на сквер не пошла опять же, потому что стыдно — это понятно. Но могла бы, например, часок посидев, домой вернуться. Родителей дома нет, привела бы себя в порядок по-тихому. И он, Таран, до сих пор ничего не знал бы. Ну, или рассказала бы потом, задним числом, уже после загса когда-нибудь, тем более что жениться прикидывали только после Юркиной армии, через два года.

Опять же она ведь не могла знать, что Юрка мимо этого теремка пойдет. И специально его высматривать через малюсенькое окошечко фанерного домика, по идее, не могла. Сидела ведь там, скукожившись, ревела. Если б все время сидела так, как тогда, когда он влез в теремок, ни фига бы его не заметила…

Ну, допустим, увидела случайно. А почему окликнула? Ведь стыдилась же! Если стыдно было, так надо было, наоборот, спрятаться. Ведь была же у нее возможность все утаить! Придумала бы какое-нибудь объяснение своей неявке на свидание поскромнее — и все. Конечно, могла тоска замучить, захотелось в жилетку поплакать. Но ведь она же знала, как он к ней относится! Неужели не соображала, как ему будет больно знать? Опять же не могла ведь, наверное, не понимать, что у них вообще отношения могут закончиться. Конечно, Юрка не сволочь, но ведь всякое могло быть. Он еще и сейчас не знает, как теперь с Дашей общаться…

Но и эти неувязки в Дашином поведении были не самыми странными.

Самым странным было резкое изменение настроения и то, как она себя там, около 37-й квартиры, вела. Это была совсем не та девушка, которую он три года знал! Он за эти три года от нее ни одного ругательства не слышал! Даже черта ни разу не помянула, кажется. А тут вдруг мат прорезался. Ладно, допустим, ее ярость обуяла. Но ведь Юрка прекрасно знал, что от людей, которые не привыкли к матерной ругани, даже в припадке гнева таких слов, как «пидор» и «блядский выродок», не услышишь. Даже если они специально заставляют себя матюгаться, чтоб «от народа не отличаться», как, например, Пыня с ихнего двора, то очень стесняются. А Даша крыла так, будто всю жизнь по дворам тусовалась со шпаной. Небось даже Надька Веретенникова, при своем рыночно-базарном воспитании, поскромнее ругалась бы. А уж то, как Даша пинала обидчика ногами, и вовсе никак не вязалось с тем ее образом, который сложился в Юркиной душе за эти три года. Нет, он мог, конечно, поверить, что такая девушка жаждет мести за поруганную честь. Но, по идее, после того, как Таран сшиб мужика и стал его молотить, она должна была испугаться. И стоять в сторонке, охая и ахая, а не надевать туфли и топтать этого Крылова острыми каблуками с медными подковками. Кстати, пинала и топтала она так, будто не один десяток драк по жизни прошла. Так только самые отвязанные «метелки» деругся, у которых ВТК за плечами, да и то когда нажрутся. Наконец, по идее, когда этот козел сознание потерял, она должна была Тарана от него оттаскивать, а не он ее. Нет же, надо было еще каблуком добавить! Во озверела-то!

Да и то, что происходило здесь, у нее дома, выглядело как-то не так. Будто ничего «такого» и не случилось. Если и волновалась, то только насчет ментов, хотя ей-то уж точно любой суд простил бы побои, нанесенные в состоянии аффекта — про то, что это смягчает вину, Юрка от бывалых людей слышал.

Конечно, встречаются девки, которые от изнасилования отходят быстро Тем более если оно без тяжких телесных. Потом, правда, из них прошмондовки получаются. Но про таких Юрке все те же бывалые люди рассказывали, сам он таких не знал. А вот Ирку Торопову, которая у них до девятого класса училась, помнил хорошо. Ее какой-то маньяк зажал в лифте. Так она раза два вешалась, а потом еще и в дурдом попала. Хотя до этого была намного менее скромной девочкой, чем Даша. И была ли в медицинском смысле «девочкой» на момент изнасилования — неизвестно.

Тут на какое-то мгновение Таран вдруг подумал: а не вранье ли все это?! Может, просто Даше надо было придумать это изнасилование? Чтоб как-то объяснить Юрке, отчего у нее не все в порядке? Но это только на мгновение. Уже через секунду Юрка эту глупую версию отмел начисто. Если б Даша была такая пройдоха по жизни, так она бы, наверное, предпочла бы потратиться на то, чтоб ей эту самую девчачью фигульку восстановили. И пришла бы к Юрке после свадьбы в самом безукоризненном виде. Родители у нее богатые, не разорились бы, наверное… Как именно это делают и сколько за это денег берут, Таран по малограмотности не знал, но о том, что в Москве такие операции проводят, слышал неоднократно.

Чайник закипел, Таран засыпал заварку, залил кипятком. А тут и Даша появилась — в махровом зеленом халате, с подсушенными феном пышными золотистыми волосами, даже красивей, чем утром была. И с улыбкой на устах, как ни странно…

— Знаешь, — произнесла Даша, испытующе поглядев на Тарана, — я будто заново родилась сегодня. Хотя там мне казалось, что я не смогу дожить до завтра. Ты сможешь все забыть и простить?

— Что простить? — пробормотал Юрка. — Этого пидора?!

— Нет, меня за то, что я ему попалась?

— Ну… Я ж тебя вообще виноватой не считаю, — произнес Таран. — Это ж как несчастный случай. Идешь по городу, никого не трогаешь, а тебе сверху — бух! — сосулька на голову падает. Чего тут прощать? И забыть я это могу запросто. Мы его отметелили? Отметелили. На сто лет запомнит! И все — проехали. Гадом буду, если хоть раз тебя попрекну!

Таран, наверное, чуточку фальшивил. И может быть, даже не чуточку, а побольше. Потому что инстинктивно ощущал к ней неприязнь или скорее брезгливость. Такую, например, как к кружке свежего парного молока, в которую только что угодила муха. Казалось бы, ерунда: подцепил муху ложкой, выбросил — и пей на здоровье! Навряд ли от минутного пребывания мухи в молоке оно станет менее вкусным или заразится микробами. Но далеко не каждый решится такую кружку выпить…