Лицом к лицу - Эрнст Бутин

Юрий Иванович рывком поднял лицо, заморгал, чувствуя, что кровь ударила в голову.

– Не веришь? – Лариса вяло улыбнулась. – И не надо, – потерла щеки ладонями, потом аккуратно, точно школьница, положила руки на стол, навалилась на них грудью. – Я ведь почти из-за тебя на второй год в девятом осталась. Думала, вместе учиться будем. А потом испугалась, в «А» попросилась. – Она засмеялась, крутанула головой. – Вот дуреха-то была, ей-богу. С Лидкой Матофоновой, выдрой этой, сдружилась. Она мне все про тебя рассказывает, лопочет вот так, – закатила глаза, прижала ладони к груди, быстро-быстро зашевелила губами, – а я думаю: придушила бы тебя, ведьму… Потом Тонечка эта появилась. Нашел тоже! – презрительно поджала губы, передернулась.

Юрий Иванович почувствовал, что покраснел окончательно, удивился: «Смотри-ка, краснеть не разучился!» Хотел сказать, что и он к ней, Ларисе, был, как бы это выразиться, неравнодушен, Что ли, но вместо этого зло буркнул:

– Что же ты тогда с Цыпой? С Генкой?

– С Цыпой? – поразилась женщина. Всплеснула руками и даже от стола откачнулась. – Так ведь тебе назло! Знала, что ты его ненавидишь. Вот и решила побесить. А с Генкой… – склонила, словно в вальсе, голову, плавно повела руками. – Здесь дело сложнее. Во-первых, он сидел с тобой на одной парте, во-вторых…

Но тут припорхнула Ольга. За ней, как в классической драме, шел высокий парень в черном костюме и белом галстуке, держал в вытянутых руках поднос, прикрытый салфеткой.

– Вы извините, у нас ничего такого особенного нет. Мы ведь не думали, что вы придете, поэтому уж не обессудьте, – щебетала Ольга, составляя на стол графинчики, тарелочки, рюмки и посматривая на гостя восхищенно, хотя и с некоторым испугом. – А это Володя, мой муж, – показала взглядом на парня с подносом, поалела секундочку, посмущалась, но тут же с трогательной и неумелой властностью молодой жены прикрикнула на него: – Помоги, чего стоишь!.. Он у меня застенчивый, – пояснила деловито,

Юрий Иванович с улыбкой наблюдал, как она хлопочет, стараясь выглядеть опытной хозяйкой, как неумело тычется, пытаясь помочь ей, действительно застенчивый и симпатичный Володя, который то и дело вытягивал шею: туго затянутый галстук почти придушил его.

– Ну вот, кажется, все, – Ольга придирчиво окинула взглядом стол. – Мы пойдем.

– Куда вы? Так нельзя, – Юрий Иванович поднялся, зацепив животом край стола. Качнулись рюмки, Лариса придержала их, а молодые даже не глянули. Они, выпрямившись, вытянувшись, почтительно смотрели на друга Владислава Николаевича.

– Извините, что я без подарка. Как-нибудь, при случае, исправлю промах, – Юрий Иванович взял услужливо пододвинутую стопку, кивком поблагодарил Ларису, а в голове мелькнуло: «Зачем вру? При каком еще случае?» – Очень рад с вами познакомиться. Вы такие славные, такие молодые, все-то у вас еще впереди. – Вздохнул и, выпив одним глотком, повелел: – Горько!

Рюмка в руках Ольги слегка плеснула; девушка опустила ресницы, повернула к мужу серьезное лицо и ткнулась в его губы вытянутыми в трубочку губами.

– Эх, разве так любимого целуют! – выкрикнула отчаянно Лариса. Выпила, рубанула удальски воздух ладонью. – Дай-ка я тебя, Юрий свет Иванович, поцелую хоть один раз в жизни. Вот уж горько так горько! – и потянулась всем телом через стол, обреченно закрыв глаза.

– Мама! – полным ужаса голосом простонала Ольга. – Извините ее, – молниеносно изобразила Юрию Ивановичу улыбку и снова зашипела, даже посерев от стыда: – Мама, прекрати!

– Ничего, дочка, я шучу, – мать уперлась кулаками в стол, опустила голову. – Идите, а то нехорошо: родню бросили, гостей. Они уже встали…

Юрий Иванович проследил за взглядом женщины, увидел бледные пятна лиц за стеклами окон и демонстративно посмотрел на часы: «06.30».

– Ого! Мне пора. Время.

– Сейчас пойдешь, – Лариса, не глядя на Ольгу, приказала раздраженно: – Иди, доченька, я скоро.

Юрий Иванович подождал, пока Ольга и парень выйдут из палисадника, скроются во дворе, и, повернувшись к Ларисе, почувствовал внезапно такую изжогу на сердце, такую тоску, что чуть не застонал.

– Давай-ка мы с тобой по полному, – предложил. – За нас.

– Лей, – женщина слабо дернула плечом. Она отрешенно смотрела в сторону, но когда Юрий Иванович, разлив водку, деликатно постучал стопкой по ее рюмке, встрепенулась. – Что это я раскисла? – удивленно спросила сама себя. – Ну и дела! – Чокнулась, отпила, вытерла ладонью губы. – Накатило что-то, вспомнилось. С кем не бывает, верно? – Она с мучительной гримасой наблюдала, как Юрий Иванович, морщась, нюхал корочку хлеба, и, когда он, облегченно выдохнув, повеселел, заметила обиженно: – Хоть бы пожевал чего, а то заглотил, как грузчик.

– Будь здорова! – пробормотал Юрий Иванович и, сконфузившись за эту необязательную, уместную лишь с собутыльниками, скороговорку, напомнил деловито: – Ты хотела еще что-то сказать про Генку, какое-то «во-вторых».

– Ах, Генка… – рука женщины замерла над столом. – Будешь еще есть? – Увидела, что гость отрицательно покачал головой, встала. – Пошли. Скоро семь. Нехорошо людей подводить.

Юрий Иванович удобно раскинул локти по столу. Хотя он и был до этого голоден – со вчерашнего дня не ел, – почувствовал, как всегда после выпитого, что аппетит пропал; стала таять и тоска, пока не пришла вместо нее, тоже как всегда, спокойная уверенность в себе. Ему хотелось сидеть так долго, попивать – благо есть что, рассуждать о жизни – благо есть с кем, порасспрашивать Ларису – вот новость, она, оказывается, любила его! Но, наткнувшись на строгий взгляд женщины, нехотя поднялся.

Лариса деловито прошла вперед и, когда Юрий Иванович, нагнав ее на улице, пристроился рядом, сказала равнодушно:

– Подлец он, твой Генка, Ольга-то ведь от него, – помолчала, глядя под ноги. – Я после школы никуда не поступила, пошла в торговлю. А он какой-то техникум коммунального хозяйства закончил. Вернулся. Ну и началось у нас все такое, – она брезгливо дернула губой, пошевелила пальцами. – Словом, забеременела я. Геночка сразу хвост дугой и прости-прощай. Знать меня не знает, ведать не ведает.

Юрию Ивановичу стало неприятно и как-то неловко.

– Да, тяжело тебе было одной, – постаравшись, чтобы голос звучал как можно сострадательней, посочувствовал он.

– Еще чего! – обиделась Лариса. – Ольга ни в чем нужды не знала. Да и я не в лаптях ходила, квасом с редькой не питались. В торговле жить можно, – хвастливо заявила, но сообразила вовремя, что слова эти некстати, не для этого разговора, и выкрикнула поспешно: – Не жалей ты меня, ради бога! Были у меня мужья, знаю им цену. Кого вытурила, кто сам ушел, а Витенька – помнишь Лазарева? – на мотоцикле разбился.