Они жаждут - Роберт МакКаммон

Он сел за стол и начал есть, проглатывая большие куски сосисок с жаренным картофелем. Джо поставила рядом с ним чашку горячего черного кофе и села напротив мужа.

– Очень вкусно,– сказал Энди с набитым ртом. – Очень!

– Не спеши,– предупредила Джо. – Поперхнешься.

Он кивнул, продолжая жевать.

– Энди, время от времени тебе необходимо брать выходной в субботу. Ты должен отдохнуть. Все время работать и тратить нервы – это к хорошему не приведет. Почему бы тебе не позвонить и не сказать, что сегодня ты останешься дома? Мы могли бы съездить отдохнуть.

– Не могу,– сказал он, запивая картошку глотком кофе. – Может, в следующую субботу.

– На прошлой неделе ты говорил тоже самое.

– Да? Гм, видишь ли, я думал, но… – Он посмотрел на нее. – Ты ведь понимаешь, почему я должен идти. Вдруг что–то неожиданное выплывет.

– Они тебе позвонят.

Ее голубые яркие глаза с тревогой следили за Энди. Ее волновали тени, появившиеся под глазами, новые морщины, зазмеившиеся по его лицу. В последнее время он плохо спал. Неужели и во сне ему не давал покоя ужасный убийца, крадущийся по ночам по улицам города? Она тронула его громадную ладонь, похожую на медвежью лапу.

– Ну, пожалуйста,– тихо попросила она. – Я приготовила ленч специально для пикника.

– Меня ждут,– сказал он и ласково похлопал жену по руке. – А в следующую субботу мы устроим прелестный пикник. Договорились?

– Нет, ни о чем не договорились! Работа загонит тебя до смерти! Ты уходишь рано утром и возвращаешься домой поздно ночью. Ты работаешь все субботы и почти все воскресенья тоже! И долго еще должно продолжаться?

Он вытер губы салфеткой и ткнул вилкой в горку жаренной картошки.

– Пока не поймаем,– тихо сказал он.

– Возможно, это никогда не случится. Возможно, его уже нет в городе или даже в стране. Почему именно ты должен работать, как собака, отвечать на все вопросы и попадать на первую полосу в газетах? Мне не нравится, что говорят о тебе некоторые.

Он поднял брови:

– Что они говорят?

– Ты знаешь. Что вы ничего не делаете, что вы на самом деле и не стараетесь поймать убийцу, и что ты даже не настоящий полицейский.

– А, это… – Он кивнул и допил кофе до конца.

– Скажи им всем, пусть идут к черту! – с яростью сказала она. Глаза ее сверкали. – Что они знают о твоей работе, о том, сколько ты отдаешь ей сил! Да тебе медаль нужно дать! Ты пролил кофе на галстук. – Она подалась вперед и обмакнула пятно салфеткой. – Если не будешь расстегивать пиджак, его не заметят.

– Хорошо,– сказал Палатазин. – Я попытаюсь.

Он отодвинул в сторону тарелку и положил ладонь на свой заметно выступающий живот.

– Через пару минут мне нужно выходить. Сегодня в контору к нам должна явиться это девица, Кларк, из “Тэтлера”.

Джо сделала гримасу:

– Зачем?.. Чтобы написать новый хлам, вместо интервью? Зачем ты с ней вообще разговариваешь?

– Я делаю свое дело, она делает свое. Иногда ее в самом деле заносит, но в основном она безобидна.

– Безобидна? Ха! Вот такие россказни, вроде тех, что сочиняет она, как раз и пугают людей. Описывать все, что этот отвратительный г и л и к о с делал с бедными девушками, и со всеми этими подробностями… а потом делать вывод, что у тебя, следовательно, не хватает ума обнаружить и остановить его! Меня от этого тошнит!

Джо поднялась из–за стола и отнесла тарелку Палатазина в раковину мойки. Все внутри у не тряслось, но она старалась взять себя под контроль, чтобы муж ничего не заметил. Но кровь, кровь венгерской цыганки в сотом поколении, кипела от гнева.

– Люди сами знают, что эта за газетенка,– сказал Палатазин, лизнув указательный палец и потерев кончиком кофейное пятно. Обнаружив, что это бесполезно, он оставил галстук в покое. – Они в сплетни не верят.

Джо громко вздохнула, но не повернулась от раковины. Воображение ее рисовало в сознании картину, которая создавалась там вот уже несколько последних недель. Энди, вооруженный пистолетом, идет по темным коридорам неизвестного здания, в одиночку преследуя Таракана. Сзади к нему тянутся жуткие огромные руки, хватают за горло и сжимают, пока глаза едва не выдавливаются из орбит на багрово–пурпурном лице. Она потрясла головой, чтобы избавится от надоедливой мысли. Потом тихо сказала:

– Боже, смилуйся…

– Что ты говоришь?

– Ничего. Просто, начала думать вслух.

Она снова повернулась к нему и увидела, что лицо не багровое, и глаза не выпучены. Его лицо, в противоположность картине, нарисованной воображением, напоминало собаку с рекламы домашних животных – сплошь челюсти, щеки и печальные глаза под кустистыми серыми бровями, в которых серебрилась седина.

– Ведь сегодня тебе не предстоит что–то опасное? – спросила она.

– Конечно, нет.

“Откуда мне знать?” – подумал он.

Этот вопрос она задавала каждое утро, и каждое утро он давал примерно такой же ответ. Сколько жен полицейских спрашивало своих мужей то же самое, сколько мужчин отвечало, и сколько из них не дожило до возвращения домой, погибнув от пули грабителя, насильника или просто бездомного наркомана? Больше, чем следовало, в этом Энди был уверен.

А что ответил на этот вопрос Грин утром шестого июля двенадцать лет назад? Грин был первым напарником Палатазина, и тот ужасный день кончился для него четырьмя выстрелами в лицо. Палатазин видел все это сквозь окно пицерии, где он покупал ленч. Джорж ждал его в машине. Они выслеживали подозреваемого в грабеже и убийстве одного торговца наркотиками. Много позже, избавившись вместе с рвотой от остатков порохового запаха в горле, Палатазин сообразил, что подозреваемый заметил слежку и запаниковал, сунув свой украденный пистолет сорок пятого калибра прямо в окно машины, где сидел Джорж. Палатазин гнался за ним пять кварталов, и наконец на пожарной лестнице настиг. Движением измазанного пицей пальца он нажал спуск и продырявил убийце голову.

В тот вечер мать долго плакала, когда он рассказал ей, как слышал свист пули, миновавшей голову. Она сказала, что пойдет к комиссару и попросит дать Энди безопасную работу. Но этого, конечно, не произошло. На следующий день она уже забыла все, что он ей рассказал, и говорила о том, как красивы должны быть сейчас летние цветы на улицах Будапешта.

Палатазин смотрел на свою ладонь, которая в тот июльский день двенадцать лет назад сжимала рукоятку пистолета. “Анья”,– подумал он. По–венгерски это означало “Мама”. “Я видел призрак матери” – он поднял взгляд и посмотрел в глаза Джо.

– Прошлой ночью мне приснился необычный сон,– сказал он и слегка улыбнулся. – Кажется, я видел маму, сидящую в своем кресле–качалке в спальне. Она мне кажется давно не снилась. Странно, правда?

– Что случилось? Когда ты ее увидел?

– Ничего… Она подозвала меня к себе рукой… Или показала на что–то… Я не уверен.

– Показала? Но на что она могла показывать?

Он пожал плечами:

– Кто знает?! Я не умею толковать сны.

Он поднялся из–за стола и взглянул на часы. Пора было выходить.

– У меня идея,– сказал он, обнимая рукой жену за талию. – Я сегодня вернусь пораньше и мы пойдем обедать в “Будапешт”. Что скажешь?

– Я бы хотела, чтобы сегодня ты остался дома, вот что я скажу,– она подумала несколько секунд, выпятив нижнюю губу, потом провела ладонью по гриве седеющих волос на голове мужа. – Но “Будапешт” – это очень мило.

– Отлично. И музыка! Цагнезен! Да?

Она улыбнулась:

– Да.

– Тогда назначаю тебе свидание.

Он похлопал жену по заду, потом ущипнул. Она насмешливо щелкнула языком и вышла вместе с ним в гостиную, где он достал из платяного шкафа темно синий пиджак и черную шляпу, которая видела лучшие дни. Она подержала пиджак, пока он пристегивал черную кожаную наплечную кобуру, все это время с отвращением поглядывая на “полис специал” 38 калибра, который лежал в кобуре. Сунув руки в рукава пиджака, потом увенчав себя шляпой, он приготовился покинуть дом.

– Удачи,– сказала сказала она на крыльце, и Энди поцеловал жену в щеку.

– Будь осторожен! – сказала Джоанна ему вслед, когда он уже шел к старому белому “форду–фалькону” у поворота.

Он поднял в ответ руку и скользнул в машину. В следующее мгновение она уже тарахтела вниз по Ромейн–стрит. Из–за ограды выскочила какая–то дворняга и некоторое время пыталась преследовать машину, пока та не скрылась из виду.

Джоанна закрыла дверь и заперла ее. “Таракан”,– подумала она и почувствовала желание сплюнуть, потому что даже отзвук этого жуткого имени вызывал у нее тошноту. Она вернулась обратно в кухню, намереваясь помыть посуду, вымести и вымыть пол, потом немного прополоть сад. Но она обнаружила, что ее беспокоил не только Таракан, и потребовалось несколько минут, чтобы она поняла, что именно. Сон Энди. Инстинкт цыганки не давал ей успокоиться. Почему Энди опять думал о ней, почему она ему снилась? Конечно, старая женщина под конец совсем сошла с ума, и теперь ей в могиле гораздо лучше, чем в кровати Дома Престарелых “Золотой Сад”, где она таяла день за днем. “Я не умею толковать сны,– сказал Энди,– подумала Джоанна. – Мне следует спросить кого–то, кто умеет. Возможно, этот сон – предзнаменование будущего”.