Правила жизни - Януш Корчак
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
И пусть ищет, и пусть ошибается и заблуждается, пока не нападет на общество доступных ему хороших книжек, потому что трудная книжка только выводит из терпения и злит.
Воспитатель обязан уметь терпеливо ждать, когда разовьются способности, а с ними – любовь к хорошей книге.
СИМПАТИЧНЫЙ – НЕСИМПАТИЧНЫЙ
Кто красив, тому легче быть симпатичным.
Да, здоровому, красивому, веселому, способному легко быть и симпатичным. И сам он дружески улыбается людям, и люди ему отвечают улыбкой.
А слабого, некрасивого, угрюмого, неспособного частенько доймут, допекут. С недоверием сближается он с людьми, с неприязнью думает о более счастливых товарищах.
Но очень редко кто-нибудь нравится всем одинаково. Один говорит: "красив", другой: "так себе".
– Хорошенький.
– А по мне так некрасивый. Как кукла!
Тому нравятся черные глаза, этому – голубые, один любит темные волосы, другой – светлые. У одного красивые глаза и некрасивый нос, у другого красивый рот и некрасивые зубы.
Иногда говорят про кого-нибудь, что он не то чтобы очень красив, но обладает обаянием. Не знаю, что это значит.
Милая улыбка. Прелесть взгляда. Ловок, грациозен. Не высок и не низок, не толст и не тонок. Обаяние внешности.
Иногда кто-нибудь нравится потому, что он такой, как все, иногда именно потому, что не похож; на других.
Одно ли то же: красив и симпатичен?
О, нет!
Бывает так, что смотришь издали – кажется симпатичным, а стоит с минуту поговорить, и уже перестал нравиться. Иногда с кем-нибудь часто встречаешься, а нет желания сблизиться, даже несколько раз разговаривал, и все ничего. И только потом видишь, что он очень и очень симпатичный. С одним ты сразу хороший знакомый, а с другим сначала тяжело как-то и неприятно.
Надо знать очень много маленьких и больших, тихих и веселых девочек и мальчиков – бледных и румяных, красивых и некрасивых, хорошо и бедно одетых, – чтобы понимать, будет ли тебе кто-нибудь симпатичен сразу или лишь со временем, на короткий срок или навсегда.
Надо много раз ошибиться, чтобы не очень верить тому, что говорят другие, и самому знать, что тебе нравится и кто тебе симпатичен.
Раньше мне казалось, что веселый любит веселого, маленький маленького, слабый – слабого, что, мол, сам порядочный и ищет порядочных друзей. Да, и так бывает, только не всегда. Раньше я даже советовал, кому с кем дружить; теперь я не люблю вмешиваться, не знаю.
Подружились два мальчика – я старался угадать:
"Наверное, поссорятся… через месяц? Или через полгода?"
Теперь мне чаще удается отгадать, но не всегда. Так все это удивительно, так трудно понять, столько тут тайн.
Я только спрашиваю:
– Любишь его?
Отвечает:
– Мне он нравится.
И даже знает, какие у товарища недостатки.
– Вообще-то он не очень симпатичный, но я его люблю: он ко мне хорошо относится.
Иногда несносный для всех, добр и деликатен с товарищем. Иногда доставляет много хлопот взрослым, а со своими приветлив и весел.
Иногда довольно чем-нибудь одним походить друг на дружку, и ребята уже вместе. На короткий срок, а то и на долгий. Не каждый любит менять друзей.
Я перевидал на своем веку много странных дружб.
Например, спрашиваю:
– За что ты его любишь?
– А его никто не любит, ему одному тяжело.
Спрашиваю:
– О чем вы с ним разговариваете?
– По-разному бывает. Иногда я советую ему, как исправиться.
Взрослые зря боятся, что плохой испортит хорошего, или (тоже неправильно) требуют, чтобы хороший исправлял плохого. Мне кажется, здесь нельзя ни запрещать, ни заставлять. Нельзя даже часто спрашивать – назойливые вопросы отпугивают, вызывают недоверие, неприязнь.
По мне лучше знать мало, да правду.
Один умеет делать то, что может пригодиться другому; ребята вместе строят или покупают, одалживают, меняют, держат пари, дарят и получают подарки. У одного есть как раз то, что сейчас нужно другому; у этого больше, у того меньше. Непонятно даже, дружба это, шефство или торговая сделка? Часто ребята и не любят друг друга, да должны быть вместе, потому что одному что-либо сделать трудно.
– Хороший он?
– Так себе, не очень.
– А все время вдвоем?
– Ну и что из того?
Когда я говорю с мальчуганом, он спокойный, отвечает серьезно, а другой такой же мальчуган знает его и веселого, и сердитого, и печального, и когда он закапризничает, надуется и обидится, и когда дает и берет. Удивительно ли, что они лучше знают друг друга?
Каждый сам постепенно учится быть осторожным. Чужие правила жизни меньше всего помогают.
Раньше меня сердило, когда один из друзей только давал, а другой только брал. Вместе покупают мороженое, фотографируются, ходят в кино, а платить, угощать – один. Теперь я уже не вмешиваюсь; бывают такие, кому это доставляет удовольствие, кто хочет "купить" хорошее отношение.
Я даю одно только правило жизни:
"Не будь трусом, имей мужество прямо заявить, что не хочешь. Не стесняйся и проси помощи, если сам не справляешься".
Потому что ложный товарищ пригрозит:
– Я знаю про тебя то-то и то-то. Знаю все твои секреты. Поссоришься со мной – расскажу.
Или просто начнет мстить – лезть и бить.
Славная мордочка, умильные глазки, вежливые словечки могут обмануть не только маленького мальчика. Я удивлялся раньше, когда ребята не любили кого-нибудь, кто мне казался симпатичным: даже подозревал зависть. Теперь у меня зорче глаз и я признаю, что правы товарищи: им лучше знать.
Как-то в летней колонии был большой мальчик, серьезный и спокойный, которого, как мне казалось, все очень любили. Одно меня поражало, сам он делал то, что другим запрещал. Выглядело это так, словно он следит за порядком, а самому ему соблюдать режим не надо. Несколько раз он солгал; пойманный на вранье, изворачивался и посмеивался, наконец не выдержал и нагрубил.
И тотчас целая группа ребят, словно по тайной команде, перестала слушаться и стала делать назло.
Лишь тогда я понял, что он как бы главарь шайки, что ребята его не любят, но слушаются, потому что он запугивает, а тайком и бьет. Я был изумлен. Как это столько ребят могут бояться одного нечестного грубияна? Но он был не один: у него было несколько подручных, которые доносили, когда кто-нибудь бунтовал, – и он мстил.
Именно тогда я впервые понял, а потом еще и еще в этом убеждался, как необходимо самоуправление, когда каждый имеет право мужественно сказать, кого он на самом деле любит.
Теперь уже, кажется, я знаю, кого почти все ребята больше всего любят. Не самого красивого, не самого веселого, не самого спокойного, а того, кто справедлив, отзывчив и тактичен.
Нелегко объяснить, что такое такт. Пожалуй, тактичный человек это такой, который умеет подойти к людям. Сердцем или умом, но он понимает, кому что надо, и охотно предлагает свою помощь. Осторожный, он не настаивает на своем, имея дело со вздорным; не хвастает и не насмехается, не задевает веселой шуткой печального; не лезет, когда не просят, с советами и не болтает лишнего, не злится сам и каждого старается оправдать и защитить. Не нужен – нет его, может принести пользу – тут как тут.
Не навязывается с заступничеством, но и не отказывается заступиться. Непрошеный, не защищает, но и не побоится, видя несправедливость и обиду, выступить в защиту. Не побоится ни товарища, ни воспитателя, и потому подчас у него бывают и неприятности, и недоброжелатели.
Вот уже десять лет как я провожу плебисциты, то есть голосования. Голосования бывают тайные. Каждый бросает в урну листок. На листке ставится плюс (то есть люблю), минус (не люблю) или нуль (безразличен). Потом подсчитываются голоса. Я делал и по-другому: каждый диктовал пять фамилий ребят, которых он больше всего любит, и пять таких, которых не любит. И еще иначе: каждый выставляет всем ребятам оценки; пятерка – значит очень люблю, четверка – люблю, тройка – безразличен, двойка – не люблю, кол – очень не люблю.
Благодаря этим голосованиям я понял многое.
Очень важна для меня уверенность, что ребята не знают зависти. Если он симпатичный – радуются, что он отличник. Готовы любить за то, что хорошо поет, танцует, рисует, играет в мяч, высоко прыгнул, победил. Благодарны, что они вместе. Больше позволяют ему и больше прощают. Но при одном условии: чтобы не зазнавался, считался с группой и не был подлизой или задавалой. И не слишком командовал.
Любят и больших, и маленьких, но не любят, когда малыш распускает нюни и ябедничает, а подросток корчит из себя взрослого. Малыша тогда дразнят, а подростка высмеивают.
У кого больше всего минусов, кого не любят ребята, даже брезгают ими?
Надоед, пролаз, ко всякой бочке затычка. Простят эгоиста, злюку, даже задиру: у них будут и доброжелатели, и недоброжелатели. Но тех ненавидят и зовут по-разному:
"Смола, человек без всякого самолюбия, подлипала".