«Душа моя спокойна...» - Георг Мясников
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Душа моя спокойна. Я много сделал, чтобы возвеличить Пензенский край, создать чувство уважения к нему во всей стране. Потеряв власть, я потеряю возможность преумножать. Но думаю, что и сделанного хватит для того, чтобы потомки добрым словом когда-нибудь и где-нибудь вспомнили меня, а больше человеку, пожалуй, и не надо. Лишь бы не бесцельно прошли годы, отведенные тебе судьбой.
29 июля. Читал дневники М.Пришвина. Наивен на первом этапе своего развития. Какое-то созерцательное, не воплощенное в человеческих страстях отношение к жизни. Он природный идеалист. И это сказывается на его произведениях — он отличный пейзажист. Правда, станет старше, появятся мудрость и зоркость. Меня потрясло сказанное им почти перед смертью: «Быть русским, любить Россию — это духовное состояние».
Для меня — это путеводная звезда в жизни, хотя осознал довольно поздно. Всё, что делал в Пензе, делал во славу России!
13 сентября. …Звонок по телефону: просит спецкоммутатор. Помощник Агапов Виктор Гаврилович[91]. Вас во вторник приглашает Егор Кузьмич! Когда надо быть? Скорее всего около 6-ти вечера. Условились, что приеду в Москву, позвоню и узнаю точно.
20 сентября. В 10.00 бюро обкома… В 10.30 позвонили, что М.А.Ульянов[92] приехал и у меня в кабинете. Бюро закончилось. Пришел к себе. Сидит за столом заседаний. Одет очень просто, без какого-либо артистического вида.
Беседа о культуре области, вообще о сфере культуры. Я всё более нажимаю, что это не досуг, а воспитание. Он верно считает, что идет деформация. На индийские фильмы в Беково идут, на наш (план 20 р. в день) — нет, и план не выполняется. Где-то испортили вкусы человека. Нет социологии…
Поехали в Картинную. Понравились музеи. Особенно, естественно, Лентулов, хотя есть хорошая мысль дополнить его окружением — Татлин, Фальк. Собрать всё вместе.
В Музее одной картины. Сидел не шелохнувшись 40 минут. Говорит, что потрясен и ничего подобного в мире не видел…
Откровенный, очень интересный задушевный разговор о положении в театрах Москвы.
21 сентября.…взвешивая фразы, сказанные Лигачевым[93] и Яковлевым[94], общее настроение — ехать в Москву. Не знаю, решали ли в четверг на ПБ [Политбюро ЦК КПСС] (не было Воротникова[95]), но вопрос обговорен с М.С.Горбачевым и предрешен на секретариате ЦК КПСС после беседы со мной 17 сентября.
Лигачев до секретариата просто сказал: «Будем брать в Москву». Яковлев, получив мнение Лигачева и секретариата ЦК, более определенно — на министра культуры РСФСР. Фонд — в запасе.
24 сентября. Приглашал Попова Е.С. и Полетаеву — зав. облбиблиотекой. Поручил посмотреть дом В.О.Ключевского под библиотеку-читальню его имени. И память увековечим, и дело доброе для города сделаем. Надо хоть какие-то заделы оставить потомкам и преемникам.
6 октября. Читал Гумилева. Хоть и эсер, но поэт «божий дар». Так из него и льется образность. Его со всякими […] не спутаешь. Почему-то крутится в голове фраза Ахматовой, точно и образно передающая страдания тех, кого тронули 1937–1938 гг.
Звезды смерти стояли над нами,И безвинная корчилась РусьПод кровавыми сапогамиИ под шинами черных марусь.
Это — настоящая поэзия, полная смысла и образности. Теперь реабилитировали ее мужа — Гумилева, расстрелянного в 1921 г. как эсера. Разговор о нем с А.Н.Яковлевым. Посмотрел стихи — талантливые. А сколько лет держали в «запрете».
20 октября. В Москве от Ключевского ничего не осталось. Всё снесли. В России два памятника историкам — Карамзину и Грекову[96]. Музеев нет вообще. Если нам удастся, первый в стране музей историка с читальней.
21 октября. «При крепостном праве мы были холопами чужой воли; получив волю размышлять, мы стали холопами чужой мысли» (В.О.Ключевский).
1 ноября. К 9.00 приехал в ЦК к Ю.П.Воронову. Они кое-как разделались со съездом ВТО, который все-таки переименовали в I съезд деятелей театра, как хотел О.Ефремов.
Нет сил, которые противостояли бы интеллигенции. А ее сила — не всегда созидательна и гуманистична, ибо часто за внешним — простая групповщина, личные пристрастия и эгоизм. Найти и определить точную грань сложно. М.Ульянов стал председателем. Хорошо, что есть с ним контакт.
В ЦК определено и одобрено на самом верху (Лигачев, Яковлев), что Лихачев станет председателем правления Фонда культуры, я — первым замом, Р.М.[97] членом Президиума, а остальное надо искать и решать…
3 ноября. Состояние внутренней опустошенности из-за неопределенности, которая ожидает меня, если получится то, о чем идет речь. Постоянно точит мысль, что самое страшное — начинать не с чего. Ожиданий и надежд много, но как их осуществить, какими силами, наконец, где — вот что мучит. Выдумки у меня хватит, но как ее реализовать. Что год не будут спрашивать — это не утешение. Надо параллельно и устраиваться и делать интересные дела, чтобы был слышен пульс Фонда культуры. Реклама готова, она будет, нужно вершить дела, а как и кем их вершить? Даже печати, кассира, клочка бумажки, карандаша нет.
Из гостиницы — в Верховный Совет РСФСР. Подписал заключения. Провел слушание по шкурам северных оленей, лосей и кабанов. Подготовил записку и послал в Министерство легкой пр-ти СССР. Уехал в ЦК КПСС. У Юдина. Он подготовил и передал утром записку Ю.Воронову для Лигачева…
Опять банковали по составу Президиума. Есть какие-то варианты, но надо уже решать окончательно. Надо решать то, что назрело, а остальное — потом. Может решиться после конференции.
Зашел в отдел пропаганды. На несколько минут к П.Я.Слезко. Он считает, что всё идет правильно. Поддерживает мою жесткую позицию…
4 ноября. Всё взвесил и решил больше не торопиться и не суетиться. Вопросы поставлены, мою точку зрения знают все вплоть до А.Н.Яковлева и Е.К.Лигачева. Если и дальше буду проявлять активность в борьбе, не имея на него признанного права, может выглядеть нескромно и неуместно. Да и делать из себя побирушку едва ли имеет смысл. Пусть решают те, кому положено. Не торопился ехать из гостиницы. Вообще почему-то не тянет в этой пустоте заниматься активностью.
Прямо в сектор к Юдину В.И. Всё по конференции крутится, есть списки Совета, правления, выступающих. Я не стал смотреть. Рано мне диктовать условия, не знаю расстановки сил.
17 ноября. Был нар. артист СССР Глузский. Вопросы кино. Доволен Пензой и откровенно потрясен. Условились о контактах в Москве.
«Тянется народ в Фонд культуры. Последняя надежда…»
1987
3 марта. К 11.00 в Отдел строительства ЦК КПСС к т. Мельникову. Рассматривали проект о градостроительстве и архитектуре. Какой-то нудный строительный разговор. Я постарался взорвать обстановку. Кто-то бросил реплику: переспал великий — и уже памятник, ломать нельзя.
Напомнил, что в 1954 г. на совещании в Кремле подобная фраза была произнесена Хрущевым, а закончилась тем, что сейчас требуют судить тех, кто разрушил Москву. Проект непартиен, не учитывает настроений людей, отгорожен от бурлящей действительности.
Повернулись! Мельников поддержал, поняв, что нельзя не учитывать настроения масс.
Угаров[98] потом поздравлял, что «взорвали» проблему, а проект придется писать заново.
10 марта. В Кремле. Съезд архитекторов РСФСР. Избрали в президиум. Сел на первый ряд с Посохиным. Целая «история» в архитектуре Москвы — много напахал, наломал и настроил и будет долго в «памяти» народа носить звание архитектора-разрушителя центра Москвы.
Доклад, да и прения ровные. Мне понравилась мысль, что писатели критикуют архитекторов. А если бы их поставить в положение, когда не разрешается пользоваться глаголами и прилагательными, нельзя обозначать сказуемое, а только подлежащее — что они написали бы?! Благое массовое строительство уничтожило архитектора как личность, как творца и художника. Что делал бы Казаков или Баженов с [железобетонными] блоками?
11 марта. Позвонил Шрамову и просил во всю «Литгазету» махнуть сбор средств на скульптурную композицию Василию Теркину на Смоленщине. Дать это громко и броско. Согласился. Думаю, что пришло время делать событие.
Подписал в ЦК КПСС записку по памятнику Г.К.Жукову в Москве. Будем ждать!
Условились по журналу «Наследие». Надо писать записку в ЦК КПСС.