Её единственная страсть - Роберта Лэтоу

Гидеон не рассчитывал, что Дендре окажется девственницей. Он не любил лишать девушек невинности и заниматься сексом с теми, кто ничего не знает об эротических ощущениях и о том, как удовлетворить мужчину. Но Дендре оказалась исключением. Робость, страх и удивление, появлявшиеся время от времени в ее глазах, ее искренность дали ему понять, что он первый ее мужчина. Почему-то он любил ее за это больше и был очень нежным, когда входил в нее. Он доставил ей тот самый острый, пугающий, однако восхитительный миг боли, которую испытывает большинство девственниц, но за этим мигом последовали часы наслаждения, какое может дать только великолепный секс.

Они занимались любовью целый день, Гидеон несколько раз погружался в дремоту. Пробудясь напоследок, он повернулся на бок, лицом к Дендре. Она натянула на себя простыню и лежала неподвижно, рассеянно глядя в потолок. Казалось, ее ничто не беспокоит, возможно, она испытывала лишь легкие угрызения совести от того, что какую-то часть себя утратила навсегда. Гидеон поцеловал ее в щеку, погладил по голове. Дендре повернула голову и взглянула на него.

– Ты очень спокойна, – сказал он.

– Даже не знаю, что ответить. Наверное, я ошеломлена тобой, тем, что у нас было.

– Знаю. Хочешь поговорить на эту тему? – спросил он, играя ее волосами и медленно стягивая простыню с ее тела. Дендре сделала попытку укрыться снова, но это было бесполезно. Гидеон стаскивал с нее простыню медленно, дразняще.

– Ты имеешь в виду траханье, а не это. Ты теперь большая девочка, Дендре Московии. И можешь называть вещи своими именами, кстати, ты была очень хороша. Очень.

– Я даже не догадывалась, что способна наслаждаться таким сексуальным декадентством, – сказала она с легкой улыбкой.

Гидеон засмеялся:

– Это уже лучше! Но, дорогая Дендре, то, что ты держала мой пенис в руке, что я затрахал тебя до потери сознания, что ты заливалась нектаром оргазма, своего и моего, вряд ли можно назвать декадентством, это просто секс. Декадентство, порочность, распутство… не для нашего первого эротического турнира. У нас впереди целая жизнь вместе, чтобы разделять эти страсти.

Сердце Дендре затрепетало при словах «целая жизнь вместе». Он влюбился, он хочет на ней жениться! Она прижалась к Гидеону и покрыла его лицо поцелуями. Глаза ее наполнились слезами счастья. Мужчина слегка отодвинул Дендре от себя и привел ее в невообразимо непристойную позу. Ее волосы на подушке выглядели возбуждающе растрепанными. Гидеон повернул ее голову под нужным углом, подсунул окровавленную простыню ей под зад и вытащил между раздвинутых ног, обернул вокруг одного бедра, и Дендре сжала рукой ее угол. Гидеон предложил ей представить себе, что он берет ее, сказал, что она должна напрячь воображение, дабы достичь оргазма, когда он будет рисовать ее.

– Ты великолепна. Нужно запечатлеть тебя на. холсте для себя и для потомства. И мужчины, и женщины будут с обожанием глядеть на тебя, восторгаться тем, какая ты на моих портретах.

С этими словами он как был нагишом побежал по мастерской за громадным листом бумаги и угольными карандашами.

– Гидеон, обещаешь, что никто не увидит этих рисунков?

Не говори глупостей! Когда-нибудь люди будут стоять в очереди возле музеев, чтобы увидеть рисунки, картины, акварели, которые я сделаю с тебя. Будут платить миллионы долларов, чтобы иметь тебя в масле, как я во плоти.

– Возможно, когда-нибудь, но сейчас для меня важно, чтобы то, что произошло, оставалось между нами. Это слишком интимно. Я умру со стыда, если кто-то, кроме тебя и меня, увидит такой рисунок.

Дендре доставляла Гидеону громадное удовольствие с той минуты, как он увидел ее сидящей в одиночестве на скамье. Он воспринимал ее не так, как большинство женщин, с какими ложился в постель. Причина была в чистоте ее обожания. Он никогда не знал любви, щедрости, самопожертвования ради него, и только ради него. Едва он вкусил его, это стало для него необходимым. Он хотел еще такой безоглядной любви, только к нему, навсегда. Дендре станет музой, она будет обогащать его эротические фантазии, его жизнь как художника. А он будет всегда немного превозносить ее ради нее самой. Эта женщина будет любить его до самой смерти. В этом Гидеон был уверен так же, как в том, что завтра взойдет солнце.

Дендре выглядела распутной, эротичной, порочной, как любая влюбленная женщина, стремящаяся угодить своему мужчине. Гидеон понимал, какую жертву она приносит, но был не из тех, кто ценит мученичество.

Он встал рядом с ней, погладил ее груди, нежно поцеловал в губы. И без капли раздражения, напротив, очень мягко, ответил:

– Вот этого обещать не могу. Я художник. И пишу не для того, чтобы моих работ никто не видел. Это неразумное требование. Либо ты хочешь позировать мне, либо нет. Если мы останемся вместе, тебе придется отдавать мне всю себя, иначе лучше не начинать. Вот так я буду тебя любить, этого буду от тебя ждать. Если придет время, когда ты не сможешь делать этого, – что ж. Мы пойдем разными путями. Моя работа – это моя жизнь, все остальное второстепенно. Подумай, сможешь ли ты жить ради моей работы, ради меня. В оправдание себя и того, как живу и хочу жить, могу обещать только одно. Когда-нибудь награда будет колоссальной, и если мы по-прежнему будем вместе, то весь мир будет у наших ног.

Глава 5

Гидеон и Дендре рука об руку шли к ближайшей станции метро. Время от времени он останавливался, обнимал девушку и нежно целовал. Внезапно, как молния, обоих поразила любовь, и молодые люди, каждый по-своему, были ошеломлены тем, что случилось с ними.

– Когда увидимся снова? – спросил Гидеон, поигрывая лацканами ее пальто.

– Мне все кажется, я проснусь – и сегодняшний день, то, что случилось между нами, окажется сном. Когда увидимся? Мне даже не хочется уходить от тебя, – сказала она.

– Ну так не уходи.

– Если бы ты говорил это всерьез. – Дендре нервозно закусила губу.

– Дендре, я не шучу такими вещами.

– Мне нужно было вернуться домой два часа назад, мать будет очень волноваться. Я должна идти. Вряд ли ты понимаешь – это самый значительный и волнующий день моей жизни. Я влюбилась в тебя, Гидеон, и мне надо привыкнуть к этому. Я простая еврейская девушка из Бруклина и не собиралась меняться. И вдруг появился ты, и все переменилось.

– Останься у меня на ночь.

– Не могу. Что я скажу матери?

– Не верю своим ушам! Ты ей все рассказываешь, как послушная девочка? Одобрение мамы, любовь папы. Наверно, есть еще обожаемый брат? Ты живешь и думаешь как мещанка, прелесть моя, однако трахаешься и любишь эротику как распутница. Объедини ту и другую жизнь, и все будет великолепно. Я хочу, чтобы ты была счастлива.