Местное время 20:10 - Александр Попадин

Согласно учению доктора Агга перед шагом на полосатую пешеходную зебру нужно поймать взгляд водителя и, глядя ему прямо в глаза, смело шагать на переход. Единственное неудобие такого положения в том, что идти приходится, вывернув голову в сторону. Есть риск столкновения с таким же практикантом, идущим навстречу по общей «зебре»… Как утверждает доктор Агга, приём действует безотказно, за исключением одного случая, когда у водителя то ли сила духа оказалась сильней, потому как был он сумоист; то ли он вовсе не смотрел на дорогу… Но то, что при рассказе доктор Агга посмеивался, просто указывает, что бывают и здесь исключения.

Как бы там ни было, силу духа и волю тренировать надо в любом случае. Не помешает! Ну и просто не стоит терять бдительности.

Весенний маршрут Сахей-сана

В весеннюю пору такое количество гормонов встречается в нашем теле с авитаминозом, что это напоминает трепетное свидание. Начальную его фазу, когда испытывается сама возможность встречи и до конфетно-букетного периода ещё несколько шагов.

То есть – почки лопаются, щепка на ветку прёт, и зацветают деревья. Время – весна. Ранний май, погода дрянь. Небо застёгнуто наглухо, тучи переходят в облака и обратно без малейшего проблеска. Настроение… какое тут может быть настроение?.. Сахей-сан так не считает, потому что просветление может прийти с любой стороны. Собрав рюкзак, он отправляется в речную мастерскую. Хотя он давно работает на дому, сидеть дома не хочется, лучше прошвырнуться пешочком, чем киснуть на кухне, как забытый кефир на подоконнике.

Выходит из дому.

На улице цветут яблоня и алыча, груша набирает сил, боярышник на подходе. Сахей-сан посматривает вокруг художественным глазом, двигаясь от улицы Борзова к реке. Природа, увлечённая цветеньем, как токующий глухарь, не замечает ни цепкого взгляда Сахей-сана, ни рюкзака с причиндалами, ни стоптанной походки. Каштановой аллеей идёт он к Преголе, идёт брусчаткою, идёт ямочным ремонтом, идёт несбитыми тротуарами, сено-солома, инь-ян, право-лево. Небо клубится киселём.

Но вот «Победка» позади, пахнет рекой. Сахей-сан выходит на виадучный мост со странным именем «Западный-Новый». Проходит Вагонку, хлебзавод, выходит к Преголе. Перед ним старый причал для ракет на подводных крыльях. Рядом – кнехт и прибитый к берегу плавник. Справа кирпичная стена мельзавода, белёсая от муки и голубиного гуано. Через реку – элеватор, гавань, портовые краны и корабли на фоне серого неба. Не взирая на описанные обстоятельства, он усаживается на огромный железный кнехт, подстелив под себя рюкзак.

Волшебным здесь является слово «кнехт».

В тот же самый миг в небесном киселе образуется ровная прореха, откуда спускается столб летнего жаркого солнца – спускается на кнехт, седока и кусочек Преголи по соседству. Сахей-сан вынимает из-под себя рюкзак. Ему хорошо. У него с кнехтом на двоих персональное небольшое лето. В душе у кнехта стаивают льдинки, и жизнь полнится новыми запахами и смыслами.

Погревшись чуток, Сахей-сан спускается к реке. Находит на берегу чистый сухой плавник, обкатанные рекою деревяхи, выброшенные на берег волной от недавнего сухогруза. Соорудив из них лежак, Сахейсан снимает свитер, футболку и загорает в столбе летнего солнца, бьющего через дырку в небе персонально для него. Наверное, это дрёма. Проходит несколько вечных мгновений. В бездвижности душа не прирастает, и Сахей-сан одевается и отправляет плавник под мышку.

Солнце медленно исчезает. Отверстие в небесах затягивается, как рана выздоравливающего. Настроение – весна.

Сахей-сан несёт плавник в речную мастерскую, на 10-й этаж немецкого элеватора. Идти по лестнице в темноте на ощупь с 3-го по 7-й, зато на 8-м из окна такая высь, что даже плевать не хочется. Там из плавника сделают вабк-саби.

Наступает «смена фильтров». Теперь можно идти домой. Собственно, дома ничего не изменилось, и смысла туда идти нет, но вот не стоять же на месте, когда весна в душе! Он идёт до «Победки», встречает там Серёгу и останавливается курнуть.

– Да ну, настроение паршивое, день ни к чёрту!.. – Серёга горячится, машет руками, Сахей-сан покуривает голландскую трубку и предлагает пройтись. Всё равно день ведь ни к чёрту, отчего ж не прогуляться?

За сменой ландшафта вполне может измениться и наблюдающий… Они идут по улице Энгельса, и на все восклицания Серёги: «Вон сакура! Или вон! Или вон!» – Сахей-сан посмеивается в бородку, посасывает трубочку и говорит:

– Алыча…. груша…. яблоня «золотой ранет»… – покуда в палисаднике дома №39 не замечает невзрачное деревце с резным облачком вкруг веток. Он увлекает Серёгу покурить под сенью облачка, говоря, что надо бы передохнуть, самое время.

На третьей затяжке из подъезда выходит пожилая женщина с полным мусорным ведром.

– А что, мать, не знаешь, что это за дерево такое? Больно странный цветок у него… – спрашивает у неё Сахей-сан, уважительно кланяясь. Та поджимает губы и, ни слова не говоря, пропадает за углом. Вскоре она возвращается, ставит порожнюю тару на землю и рассказывает. Муж её, царство ему небесное, в 70-е ходил в моря шкипером и привёз оттуда черенок этой вишни. Да и то сказать – вишня: ни поесть, ни варенья сварить, ягоды ма-аленькие, с привкусом, даже птицы не клюют, а осенью, когда падают на асфальт, масляно-багровое пятно стоит до самых морозов, не смывается дождями… Сахей-сан блаженно слушает рассказ, достаёт из рюкзака термос с чаем, наливает женщине чашку (та не замечает или не хочет), передаёт Серёге, потом отхлёбывает сам. Лепестки весеннего белого облака кружатся в воздухе, и Сахей-сан довольно жмурится в столбе солнца, которое второй раз за день пробило тучи специально для него.

Долгий путь проделал я,

прежде чем цветок сакуры

упал в мою чашу.

Альбом путешественника ближнего следования

Каждый из нас собирает свой городской альбом. Кто намеренно, долго и скрупулёзно. Кто время от времени. А кто просто мысленно делает заметочку на интересном факте: sic! – и идёт себе дальше. Но пометочки остаются. Со временем они складываются в подобие альбома, который мы взгромождаем на колени гостю и говорим: смотрите, Владимир Владимирович, а вот это – фото моей тёти из Воронежа. Вы узнаёте это лицо?

По батюшке. В середине 90-х молодёжная газета «Новый Наблюдатель» к 1 апреля провела опрос среди своих читателей: какое отчество было у Канта? Иоганнович, Моисеевич или всё-таки Николаевич? Более 60% респондентов подали свой голос за Николаевича. То-то местные возликовали! Наш человек Иммануил, земеля!

Сирена (русалка, ундина). Их ставили на главных церквах портовых городов по всей Балтике. Стояла она и в Кёнигсберге на шпиле Кафедрального собора до августа 1944 года и сгорела в пожаре от фосфорных бомб, и вновь возродилась в конце 90-х вместе с возрождением собора. Про неё говорят – «дама, симметричная во всех отношениях». Но что за рог у неё, и зачем она трубит в него?

Когда корабль отходит из гавани и даёт прощальный гудок (слышимый в любом конце города) – те, кто знает, что это за звук, отрываются на мгновенье от повседневных дел и мысленно желают ему семь футов под килем. В тот же самый миг оживает русалка-сирена на шпиле Кафедрального собора. Она трубит в рог корабельных размеров, смешивая свой призывный звук с прощальным гудком корабля, чтобы в дальних краях никакая другая сирена не смогла бы заманить экипаж в пленительные сети.

Затем и рог. А хвост кольцом зачем, спросите вы? А хвост – для аэродинамики.

Тоня-фаус-патрон и подземный ход. Те из нас, кто жил в городе в трофейное время, помнят не только руину замка, но и подземный ход, который шёл из его двора в сторону Преголи. Это подземелье было открыто для всех любопытных, вплоть до одного случая, который чуть не кончился трагически. Среди участников этой истории была Тоня-фаус-патрон, которая мне её и поведала.

Дело было году в 52-м. Однажды решила забраться в подземный ход отчаянная компания из 5 человек в возрасте от 9 до 12 лет. Подготовились участники капитально: взяли на каждого по офицерскому фонарику, долгоиграющий провиант (хлеб и селёдку), крюки, верёвки, сапёрные лопаты… в общем, народ собрался бывалый.

С такой вот экипировкой они дошли до замка и спустились вниз. Сначала полазили по замковым подвалам. Потом освоились с фонариками и спустились ниже, в подземный ход. Шли они, шли, шли и шли, дошли до бокового хода, полузаваленного щебнем. Достали лопаты, копнули, потолок обрушился, и не стало хода вбок. Ладно, хорошо, что все живы. Откашлялись, отплевались поднятой пылью, пошли дальше. Шли, шли и упёрлись в участок, который заметно спускался вниз, и там, в заметном низу, была вода… и ход дальше шёл под воду. Посидели у воды, порассуждали вслух, как её преодолеть и какие сокровища, видать, за нею скрыты… за сим пустились в обратный путь. И в самом конце пути их ждал сюрприз. Бетонную плиту, которая лежала у входа, кто-то хозяйственный за время их путешествия сдвинул и закрыл ею лаз. И изнутри она поддаваться детским усилиям никак не хотела. Ладно. Поели селёдки, но тут выяснилось, что воды никто с собой не взял. Сыро, холодно и страшно…