Благословенная тьма - Дмитрий Черкасов

В следующую минуту карлики обернулись вообще черт знает чем – рогатыми загогулинами, смахивающими на иероглифы, которых Ляпа, естественно, в жизни не видел и даже не знал, что они бывают.

Тишина сохранялась, он слышал лишь собственное хриплое дыхание. Кабанчик был забыт, и даже Ликтор с Полинкой – все улетучилось из его разумения. Ноги сделались ватными, ружье вывалилось из рук и мягко шлепнулось в мох.

Иероглифы слились; по лужайке струилось неровное, слегка подрагивающее кольцо тумана. Трава под ним пригибалась, приминалась и больше не восставала; нарождался круг, как две капли воды похожий на таинственные круги-проплешины, встречающиеся время от времени в кукурузных полях. Кукурузы в Зуевке не знали, но круги находили и в окрестных полях и лугах. И Ляпа был первым, кому привелось увидеть рождение такого круга.

В круги эти селяне вступали, пересекали их без всяких пагубных последствий, однако сегодня у Ляпы не было ни малейшего желания приблизиться и разобраться, что это за кольцо и какими силами оно творит начертание.

Ляпа обнаружил, что усердно крестится. Он, как уже говорилось, никогда не был религиозным человеком, хотя в Бога отчасти веровал – как и во все на свете. Он не помнил, когда в последний раз крестился, – не считая детского опыта посещения церкви. Это было непривычное для него действие, ибо вера в ту или иную сверхъестественную силу оживала в нем только в минуты острой необходимости. А повседневность понуждала к иным заботам, и Ляпа, возясь в огороде, начисто забывал и про Бога, и про черта.

Несмотря на крестные знамения, которыми беспрестанно осенял себя Ляпа, круг танцующих продолжал струиться, как ни в чем не бывало.

Шестым чувством Ляпа знал, что это явление каким-то бесом связано с пропавшей Полинкой. Он вытянул дрожащую руку и быстро, несколько раз перекрестил уже сам круг, но и это не возымело никаких последствий. Одновременно Ляпа ощутил невероятное по силе притяжение – это его звал круг, настойчиво предлагая приблизиться, прикоснуться, поднырнуть и войти в середку…

Раздвигая заросли и совсем не глядя под ноги, Ляпа, словно слепой, двинулся через валежник к поляне.

Круг будто понял, что его зову вняли, и заструился резвее, сгущаясь и наливаясь неведомой силой. Трава под ним уже была окончательно утрамбована. Но стоило Ляпе ступить на поляну, как воздух огласило негромкое, но угрожающее рычание.

Он очнулся и завертел головой, снова пытаясь установить источник – теперь не света, а звука. На этот раз поиски завершились успехом, источник был установлен, однако это ничуть не обрадовало Ляпу.

По другую сторону круга, чуть правее, стоял волк, похоже, только что вышедший из леса.

Ляпе приходилось встречать и даже отстреливать волков, притом удачно; он сразу уразумел, что волк не простой. В чем заключалась странность, он понял не сразу, а когда постиг, у него едва не подкосились ноги. Во-первых, волк вел себя не так, как ведут животные: и поза его, и взгляд, и даже рык выдавали разумность. Во-вторых, и это было главное, у зверя был человеческий рот!

Да, точно: вытянутая морда, вполне волчья, заканчивалась горизонтальной прорезью с пухлыми губами. Верхняя губа подрагивала, приподнималась, обнажая обезьяньи клыки. Это выглядело настолько дико, что поначалу не воспринималось целиком и лишь намекало на некое ужасающее несоответствие.

Ляпа вскинул ружье и, не целясь, выстрелил картечью из обоих стволов.

Удивительно, но он попал!

Волка порвало в четырех местах; Ляпа отчетливо видел, как разлетелись клочья шкуры пополам с зеленоватой жидкостью – кровью нечисти. Сам волк, однако, даже не пошатнулся. Продырявленный и окровавленный, он зарычал – правда, уже иначе: теперь в его рыке отчетливо слышалась… издевка.

Зверь внезапно сделал шаг. Ляпа понял, что времени на перезарядку ружья у него нет, да это и бессмысленно. Попадание, способное свалить медведя, не принесло волку никакого ощутимого вреда, и даже более того: не веря своим глазам, Ляпа смотрел, как на теле волка стремительно затягиваются раны!!!

Если круг еще сулил неизвестность, то с волком все было понятно. В его отношении говорить о неизвестности не приходилось.

Ляпа начисто позабыл, зачем вообще пошел в лес; теперь у него была одна забота – вывернуться из переделки живым. Эх, будь что будет! Он плюхнулся на землю и по-пластунски, очень проворно, пополз навстречу волку. Круг вращался между ними; разделенные кругом, они пристально смотрели друг другу в глаза.

Сделав глубокий вдох, Ляпа на миг зажмурился и поднырнул под круг, словно бросался очертя голову в омут.

Он опасался, что круг своей силой, которой приминает траву, благополучно разрежет его пополам, но ничего подобного не произошло. Ляпа вообще ничего не почувствовал, кроме какого-то странного успокоения. Ему даже показалось, что с этого момента он – в безопасности. В книгах разные субъекты очерчивали вокруг себя кольца, чтобы защититься от нечисти. Здесь же происходило нечто обратное: Ляпа окружил себя одной нечистью, чтобы защититься от другой – более, на его взгляд, опасной.

Судя по гневному рычанию волка, так оно и было в действительности – пусть лишь отчасти, как показало дальнейшее. Волк запрокинул голову и протяжно завыл ни на что не похожим, совершенно не волчьим воем. Потом приблизился к кругу со своей стороны и замер в нерешительности, подняв одну лапу. Глаза у него бегали.

Осмелев, Ляпа выпрямился в центре круга во весь свой неприглядный рост.

– Что, выкусил?! – спросил он запальчиво. – Ступай прочь! Иди к дьяволу, родителю своему…

Тогда волк решился.

Круг вращался примерно на уровне ляпиных глаз. Волк встал на задние лапы и без натуги, очень естественно, прошел два последних шага. Рот – или пасть – раскрылся, явив пылающий красным зев.

Волк впился зубами в круг, как в бублик. Круг, не прекращая вращения, мелко затрясся. Он протекал между волчьими зубами, стачивая их, как напильником, и это причиняло волку сильные страдания. Волк смежил веки, морду его исказила человеческая болезненная гримаса. Но он не оставил круга и силился все прочнее стиснуть челюсти. На круге это тоже как-то сказывалось: он потемнел и бежал уже не так быстро.

Ляпа беспомощно оглянулся. Он уже сообразил, с кем имеет дело, но под рукой не было ни осинового кола, ни серебряных пуль, ни святой воды. Ему оставалось ждать и смотреть, кто возьмет верх – круг или волк.

Последний напрягся что было сил. И вот круг начал меняться. Из него внезапно вырвались протуберанцы наподобие солнечных. Круг неподвижно застыл.

У волка почти не осталось зубов: большая часть их была сточена и обратилась в мучную пыль. Почуяв скорую победу, волк возложил на круг передние лапы, вцепившись в него когтями. Круг не двигался, но минутой позже волчьи когти посыпались песком. Да, у Ляпы на глазах развернулась поистине непостижимая схватка; но он всем нутром чувствовал, что, кто бы ни вышел из нее победителем, ему самому это не принесет ничего хорошего. Ляпа плюхнулся на землю и задом пополз назад, откуда пришел. Вторично поднырнул под круг, испытав очередной прилив страха, – кто его знает, на что способна эта дрянь в застывшем состоянии, под волчьими клыками. Ляпа надеялся, что волк уже не в силах оторваться от круга и вряд ли пустится за ним в погоню: может, круг стал для волка важнее человека?