Что было, что будет... - Даниэла Стил

– В смирительной рубашке. Если мое семейство не образумится, они доведут меня до сумасшествия. – Ей вдруг пришла в голову одна мысль, и Олимпия решила немедленно узнать, как отреагирует свекровь. Она хорошо помнила, что сказал на этот счет Гарри. – А ты, Фрида, не хотела бы поехать?

– Ты это серьезно?

Свекровь опешила. Из слов сына она поняла, что это невозможно, что мероприятие это сугубо для избранных «чистых» кровей. Вот почему сама она ни за что не стала бы задавать вопросы и приглашения не ждала. Но даже это не меняло ее убеждения, что внучки должны принять приглашение, – и это никак не связано с ее участием или неучастием.

Фрида Рубинштейн была необыкновенно тактичной свекровью, никогда не навязывала ни своего общества, ни своего мнения ни снохе, ни сыну, ни их детям. Мягкая по натуре, она с первого дня проявляла к Олимпии необычайную доброту – полная противоположность первой свекрови, которая, как и ее сын, отличалась снобизмом и зловредностью. «Яблоко от яблони недалеко падает» – пословица подтверждалась в обоих случаях.

– Конечно, серьезно! – подтвердила Олимпия, благодарная пожилой женщине за поддержку.

– Я думала, евреев и черных туда не пускают, – осторожно проговорила Фрида. Именно так сказал ей за обедом Гарри, этим-то и объяснялось его неприятие мероприятия.

– В приглашении об этом ни слова, – ответила Олимпия.

Впрочем, справедливости ради надо было признать, что в стародавние времена на сей счет существовали неписаные правила. Она надеялась, что теперь все стало иначе. Правда, сама она давно уже не интересовалась светскими условностями и не знала, подверглись ли изменениям прежние установки. Но ей и в голову не могло прийти не пригласить с собой Фриду – плевать на все правила и на то, что кому-то это может не понравиться!

– О чем мы вообще говорим? – взволнованно продолжала Олимпия. – Ты – член нашей семьи. Девочки расстроятся, если тебя там не будет. А мы с Гарри – тем более.

– О боже! Я и не думала, даже представить себе не могла… Вот Гарри-то удивится… Но я бы очень хотела хоть одним глазком взглянуть на эту красоту – девушки в длинных платьях, музыка… Где еще такое теперь увидишь?! А что же я надену?

Олимпия засмеялась, от души отлегло. Похоже, свекровь на ее стороне.

– Что-нибудь подберем. Поближе к делу пробежимся по магазинам, купим тебе роскошное платье.

Олимпия внезапно поняла, что для ее свекрови это действительно будет особенное событие – как и для Джинни. Да и для Гарри – только в ином смысле. Для Фриды этот бал словно олицетворяет все, чего она была лишена в юности. Она, вероятно, воспринимает его как запоздалый дар, как удивительный праздник, пусть и не ее молодости. В ее юности не было ничего подобного, там царила нужда и тяжкий труд в швейных мастерских. Поэтому для нее так много значит приглашение на такое шикарное мероприятие, тем более – из уст невестки. И Олимпия ни за что не лишит ее этого удовольствия. По голосу Фриды было слышно, как она взволнована.

– Но ведь надо будет что-то с длинным рукавом искать, – тихо проговорила та. Олимпия все поняла: Фрида, как всегда, была озабочена тем, как прикрыть свою лагерную отметину.

– Обещаю, мы выберем то, что надо. Подберем тебе идеальный наряд, – сердечно произнесла Олимпия.

– Вот и замечательно! В выходные я попробую поговорить с Вероникой. Нельзя, чтобы она испортила праздник сестре. Борец за социальные права, Чавес никогда не узнает, что она там жизнь прожигает, а вдвоем с Джинни им будет только веселее. Сыну моему скажи, нечего быть таким занудой. Ему просто фрак надевать неохота! А если не поедет – мы и без него прекрасно развлечемся. До декабря еще далеко, к тому времени все успокоятся. Не позволяй им портить тебе жизнь! Береги себя, деточка… – с нежностью проговорила Фрида.

За все тринадцать лет брака с Гарри Олимпия ни разу не слышала от свекрови худого слова. Напротив, она всегда могла рассчитывать на ее поддержку и понимание. Перейдя в иудейскую веру, Олимпия навеки завоевала любовь и преданность свекрови. Фрида была удивительной женщиной – она сразу поддержала выбор сына. А ведь на руках у Олимпии было трое своих детей, которых надо было еще растить и растить. Фрида, не жалея сил, вседа была готова прийти на помощь Олимпии. Вот и сейчас она сразу верно оценила ситуацию и все поняла с полуслова.

– Помечу себе в календаре. Давай назначим наш поход по магазинам на сентябрь, когда поступят в продажу осенние коллекции. Может, черный бархат? Что скажешь?

– Скажу, что ты самая потрясающая женщина на свете! И в черном бархате и без… – В глазах Олимпии заблестели слезы. – Мне повезло, что жизнь нас свела.

– Да будет тебе! И не загружай себя этими проблемами. Все будет хорошо! Гарри перекипит. Он ведет себя глупо, раздувает из мухи слона. – «Как и все остальные», – подумала Олимпия. – На один вечер может и поступиться своими принципами, повеселиться от души, вкусно поужинать – вместо того, чтобы закатывать тебе сцены.

Попрощавшись со свекровью, Олимпия почувствовала, что настроение ее улучшилось. Она даже похвалила себя за правильное решение пригласить на бал и Фриду. А что – это же выход из трудного положения… И Фриде радость, и ее влияние на Веронику может возыметь действие. Да и Гарри любит мать и считается с нею.

Прошло несколько минут, и в кабинет вошла еще одна из партнеров фирмы, Маргарет Вашингтон. И сразу заметила, что Олимпия чем-то озабочена.

– Похоже, этот день тебя доконал, – констатировала Маргарет.

У нее самой выдался трудный день, она корпела над апелляцией по коллективному иску, который фирма готовила против сети предприятий, сбрасывавших в реку токсичные отходы, но первые слушания проиграла. Маргарет по праву считалась одним из лучших адвокатов в их компании. Училась в престижнейших университетах – в Гарварде, потом на юридическом факультете в Йеле. Но она была темнокожей, и Олимпия не спешила делиться с ней своими проблемами – вдруг ненароком заденешь ее чувства или невольно обидишь. Она походила вокруг да около, но потом все же не удержалась и рассказала все.

Реакция Маргарет была точно такой же, как у свекрови:

– Господи боже ты мой! Мы губим природу химикатами, торгуем табаком и выпивкой, половина нашей молодежи сидит на наркотиках, которые можно достать на каждом углу, не говоря уже об оружии… У нас один из самых высоких в мире процентов самоубийств в возрасте до двадцати пяти, и мы при каждом удобном случае влезаем в военные действия там, где нас никто не просит и не ждет. Фонд социального страхования практически обанкротился, государство увязло в долгах, политики в подавляющем большинстве продажные, система образования трещит по швам… А от тебя твоя дочь и муж требуют, чтобы ты испытывала угрызения совести из-за какого-то игрушечного бала для белых? Ничего не понимаю! К твоему сведению: в гарлемском клубе, куда ходит играть в лото моя матушка, нет ни одной белой женщины. Но она почему-то не испытывает по этому поводу ни малейших угрызений совести. Гарри бы еще в пикет какой-нибудь записался! Это же не марш неонацистской молодежи, а бал молоденьких глупышек в нарядных белых платьицах. Знаешь что? Я бы на твоем месте обязательно заставила ее пойти, раз она, дурочка, сама не понимает. И совесть бы меня не мучила. Скажи своим, пусть угомонятся. Я вот, например, в студенческие годы в каких только акциях протеста не участвовала, однако же ваши Аркады меня нисколько не задевают.