Ордынский период. Лица эпохи - А. Мелехин

Кроме того, [Елюй Чу-цай] по своему усмотрению изложил [императору Угэдэй-хану] по пунктам восемнадцать дел и обнародовал [их] в Поднебесной. Вкратце в них говорилось: [1] в областях следует поставить старших чиновников, а среди пастушеского населения учредить [должности] темников – командующих войсками, и уравнять [их] во власти и силе, чтобы предотвратить своеволие и произвол; [2] земли Северного Китая дают средства, и [поэтому] следует оберегать и поддерживать его население; [3] в округах и уездах следует наказывать тех [чиновников], которые посмеют [там] самовольно вводить [новые] подати (кэ-чай) без получения высочайшего указа; [4] должно наказывать тех [чиновников], которые торгуют казенными вещами или заимствуют [их]; [5] должно наказывать смертью монголов (мэн-гу), мусульман и тангутов (хэ-си [жэнь]), которые занимаются земледелием, [но] не платят налогов (шуй); [6] должно наказывать смертью смотрителей (цзянь-чжу) [государственного имущества], которые воруют казенные вещи; [7] о тех [преступниках], которые совершили правонарушения, наказуемые смертью, должно представлять доклад императору с изложением мотивов, дожидаться ответа (дай бао) и [только] после этого осуществлять наказание; [8] преподнесение подарков [чиновникам] приносит немало вреда, и [поэтому] совершенно необходимо запретить и прекратить [такую практику]…

Елюй Чу-цай – советник Чингисхана и его преемника Угэдэй-хана. Памятник в китайском городе Жинзоу

Император последовал всем этим [советам] и не согласился [с Елюй Чу-цаем] только по вопросу о преподнесении даров [чиновникам], сказав [Елюй Чу-цаю]: «Если они добровольно преподносят дары, то надо разрешать им». [Елюй] Чу-цай ответил: «С этого-то и начинается непременно [все] зло!» Император сказал: «[Мы] последовали всему, о чем вы докладывали нам. Неужели вы не согласитесь с нами [хотя бы только] в одном деле?»…

Когда весной в году бин-шэнь (9 февраля 1236 года – 27 января 1237 года) князья во множестве собрались на съезд (Великий хуралдай), император [на пиру] собственноручно взял кубок [с вином] и, подавая его Чу-цаю, сказал: «Мы искренне доверяем вам, потому что [на то было] повеление покойного императора (Чингисхана). Если бы не вы, то в Северном Китае не было бы того, что [мы имеем там] сегодня. То, что мы можем спать спокойно, – [результат] ваших усилий!»

[Елюй Чу-цаем] были приведены к единообразию меры веса и объема, выданы [чиновникам] грамоты-дощечки и печати, [изготовленные по одному образцу], установлена система [выпуска] бумажных денег, учреждены «уравнительные перевозки» (т. е. доставка различных продуктов ко двору в зависимости от расстояния), налажены почтовые сообщения и определен [порядок пользования] подорожными для проезда по почтовым станциям – в основном упорядочены все дела управления, и народ вздохнул с некоторым облегчением…»

9 декабря 1241 года Угэдэй-хан устроил большую облавную охоту, а на следующий день в присутствии своих жен, сыновей и ближайшего окружения, подводя итог своим деяниям за годы правления Великим Монгольским Улусом, он сказал: «Отца-владыки на престол взойдя великий, деянья совершил я таковые: пошел и покорил народ зурчидский Алтан-хана (империю Цзинь), сие во-первых; поставил станции-уртоны, коими следовать должны посыльные и вести без задержек доставлять, то во-вторых; засим в безводных землях по моему указу вырыты колодцы, и впредь в воде и в пастбищах не будет недостатка подданным моим; и, наконец, по городам и весям я воевод и управителей поставил. И сим облагодетельствовал я монгольский люд, дабы, как говорится, во блаженстве возлежал он, беспечно ноги растянув и руки по земле раскинув. Итак, после отца-владыки такие вот деянья я свершил.

Престол отца-владыки обретя, обременив себя державной властью, попал я в плен к зеленому вину. И сознаю я это прегрешенье. Пошел на поводу у женских чар, к себе я привезти велел дев из улуса дядьки Отчигина (младшего брата Чингисхана). Великий грех державному владыке такие беззакония чинить!

Повинен я и в том, что, вняв навету, нукера Доголху безвинного сгубил, который в битвах вечно первым на врагов бросался. За неразумное мое отмщенье верному нукеру отца-владыки раскаяния мучают меня! Кто беззаветно так отныне мне послужит?!

Пайцза – верительная бирка, металлическая или деревянная пластина с надписью, выдававшаяся китайскими, чжурчжэньскими, монгольскими правителями разным лицам как символ делегирования власти, наделения особыми полномочиями. Носилась при помощи шнура или цепи на шее либо на поясе

Заботясь, как бы во владенья братьев не ушли рожденные по благоволенью Небесного Владыки и Матери-Земли газели, поставил средостенья я. За то услышал я укор от братьев и нынче каюсь в согрешении своем.

Итак, к благодеяниям отца-владыки сии деяния четыре я присовокупил. И совершил четыре прегрешенья, в коих каюсь!»

Современные монгольские исследователи, в частности биограф Угэдэй-хана Ч. Далай, оценивая не только перечисленные самим Угэдэй-ханом, но и другие «благодетельные деяния» Великого монгольского хана, писал: «Во время правления Угэдэй-хана экономическая мощь Великого Монгольского Улуса заметно выросла, животноводство и другие отрасли хозяйства развивались быстрыми темпами. Это стало возможным потому, что после окончания походов, осуществленных самим Чингисханом, появилась настоятельная потребность залечить шрамы междоусобиц и войн, организовать эффективное функционирование исполнительной власти, развивать свою собственную экономику, повышать благосостояние своего народа. Для осуществления этой работы сложились благоприятные внешние условия. Прежде всего, было окончательно покончено с угрозой нападения со стороны соседних государств. Кроме того, появилась возможность использовать людские и природные ресурсы завоеванных стран для развития экономики Великого Монгольского Улуса. Однако это не дает основание некоторым иностранным исследователям назвать наших предков «монголами, временно обогатившимися за счет награбленного». Главными факторами быстрого подъема экономики Великого Монгольского Улуса того времени были упорный труд всего монгольского народа и мудрое руководство Угэдэй-хана, который должен быть оценен в истории Монголии как руководитель, верой и правдой служивший своей державе, посвятивший всю свою жизнь ее процветанию».

О великодушии, щедрости, кротости характера и милосердии, которыми отличался Угэдэй-хан, ходили легенды. Одной из таких легенд мы и закончим свое повествование. Был один монгол по имени Менгли-Бука; было у него стадо овец. Однажды ночью на то [стадо] напал волк и погубил большую его часть. На следующий день монгол пришел к его величеству (Угэдэй-хану) и доложил о происшествии со стадом и волком. Каан сказал: «Куда [же] волку уйти?»

В то время там случайно ходили борцы-мусульмане и водили живого волка со связанной пастью, которого они поймали в тех краях. Хан купил у них того волка за тысячу балышей и сказал монголу: «От того, что ты [его] убьешь, тебе не будет никакой пользы», – и приказал дать ему тысячу баранов. «Отпустим этого волка, – [сказал хан], – пусть он предупредит своих собратьев, чтобы они уходили из этих пределов».

Когда волка отпустили, на него напали собаки и растерзали его. Хан по этому случаю разгневался и приказал отомстить собакам за волка. Печальный и задумчивый ушел он во внутренние покои ставки и сказал, обратившись к вельможам и приближенным: «Цель освобождения волка заключалась в следующем. Я обнаружил в состоянии своего здоровья некоторую слабость и подумал, что если я дам избавление какому-нибудь животному от гибели, то предвечный бог (Всевышний Тэнгри) дарует мне исцеление, но так как он не спасся от их лап, то, конечно, я тоже не выйду из пропасти. Не сокрыто, что государи – избранники божьи и что для них случаются [божественные] откровения, дабы они были осведомлены о [положении] дел».

Угэдэй-хан скончался 11 декабря 1241 года. Как пишет Рашид ад-Дин, «хотя наследником престола Угэдэй-хана был его внук Ширамун, (его жена) Туракина-хатун и сыновья Угэдэй-хана после его смерти поступили наперекор его приказу и посадили на ханство Гуюк-хана…».

Гуюг-хан (Гуюк)

В делах государства для меня все равны: ни родители, ни братья и сестры, ни дети, ни друзья-приятели не будут иметь поблажек; все дела будут решаться по справедливости, исходя из интересов государства.

Гуюг, старший сын Угэдэй-хана, второго Великого хана Великого Монгольского Улуса, родился в 1206 году от его второй жены Дургэнэ (Туракины). Как писал персидский летописец Рашид ад-Дин, «эта супруга… по природе была очень властной…» Летописец имел все основания так охарактеризовать мать будущего Великого хана исходя из ее деяний, речь о которых пойдет ниже.