Практически невиновна - Наталия Левитина
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Приятное волнение, охватывавшее Машу в обществе Вепрецкого, настырный Здоровякин, удвоивший в последнее время сексуальные притязания, – глупо и несерьезно занимать время размышлениями на эту тему. Или нет! Наоборот, необходимо основательно все обдумать. Имеет ли она, Маша, моральное право флиртовать с Вепрецким, когда в спину дышит ненасытный и неизбежно родной Здоровякин? Или она обязана заботиться о своем нравственном облике, как мать троих маленьких детей? А нельзя ли элегантно спихнуть с себя материнские обязательства, как она отделалась от функции жены? Отдать пацанов на месяц свекрови и…
– Так, – тихо сказала себе Маша, – приплыли. Меня несет, как «Титаник» на айсберги!
– Что ты там бормочешь? – улыбнулась Полина. – Маша, ты странная. Ты помнишь наш разговор по дороге в аэропорт?
– О чем?
– О твоей беременности.
– Не смеши меня, Полина! Ты считаешь, если меня зовут Марией, то я способна к непорочному зачатию?
– Тебя недавно тошнило.
– Я съела полторта.
– Да. У тебя изменились вкусовые пристрастия. Раньше ты относилась к пирожным, как гомосексуалист – к женским прелестям. А теперь кидаешься на сладкое голодной пантерой.
– Да, такое со мной впервые. Но я не беременна.
– На днях ты плакала, потому что умер Моцарт!
– Но ведь это трагедия!
– Согласна, трагедия. Но произошла она в восемнадцатом веке. Наши прабабушки еще даже не были яйцеклетками!
– Но я слушала «Реквием»! У меня чуть сердце не разорвалось!
– Ты его в первый раз, что ли, слушала?
– Угу. И мне стало жаль, что мужик, создавший эту гениальную музыку, умер в тридцать семь лет.
– Понятно. Только беременная женщина способна столь виртуозно изобретать поводы для слез.
– Нет, все равно я не беременна.
– А пигментация?
– Это весна! – обиделась Маша. – Оттого и веснушки. Неужели сильно видно?
– Не сильно. Но видно. И еще. У тебя вырос бюст. Вчера ты надела водолазку, и я заметила.
– Должен же он был когда-то вырасти! – с отчаянием воскликнула Маша. – Давно пора!
– Если он будет расти такими темпами, ты скоро составишь конкуренцию девушкам из «ВИА Гры». А сбой в цикле? И это самое главное. Мария! У тебя ребенок.
Ужас застыл в глазах Маши. Лихорадочно она стала соображать, когда умудрилась залететь. Получалось, что никогда.
Илья – человек, ушибленный многодетным отцовством, – был почетным клиентом ближайшей аптеки. Раз в месяц он затаривался тонной презервативов, вызывая немое восхищение у очереди (граждане полагали, это его суточная норма). И даже подобные меры предосторожности не казались Илюше достаточно надежными. У него была мечта раздобыть костюм взрывотехника. Облачившись в этот изящный наряд, Илья, наконец, спокойно занялся бы сексом с Марией, не беспокоясь о перспективе пополнения семейства.
После переезда Ильи в квартиру Валдаева нормы расхода презервативов существенно сократились, но все равно буйные хомячки Здоровякины никогда не забывали о полезных резиновых изделиях. Соблазнить Илью «незащищенным» сексом было совершенно нереально.
– А я слышала, подобные симптомы характерны при неисправной щитовидной железе, – подавленно произнесла Маша. – У меня щитовидка барахлит, да?
В голосе Марии звучала надежда. Она просто мечтала, чтобы у нее барахлила щитовидная железа.
– Купи тест, – безжалостно произнесла Аполлинария. – Если ты беременна, надо что-то предпринять. Если решишь ничего не предпринимать, тогда ты обязана изменить образ жизни. Беременной женщине не пристало сидеть двадцать четыре часа за компьютером и литрами пить кофе. Маша, не закрывай в страхе глаза, а займись проблемой…
«Мне будет не хватать Аполлинарии, когда она уедет в Германию, – думала Маша, – разглядывая сквозь стеклянную витрину аптеки лекарственные препараты. Тест на беременность стоил всего четырнадцать рублей. – Она четкая и обязательная. У нее внутри стальной стержень, а снаружи – безумно привлекательная оболочка. Что бы делала я, если б мой ребенок был болен? Боже упаси! Я бы рыдала с утра до вечера. А Полина…»
Тут Мария почувствовала, что ее глаза наполнились слезами. На днях она оплакивала бедного Моцарта. А теперь собралась порыдать над несчастной судьбой Аполлинарии. «Какой я стала сентиментальной! Неужели точно беременна?» – ужаснулась Маша.
– Дайте аскорбинку горошком, и в больших таблетках, и в пакетиках, – сказала она фармацевту.
Маша решила бороться с пигментацией отказом от кофе, а новоявленную страсть к шоколаду и тортам истребить силой воли. Заботу о здоровье Маша возложила на аскорбиновую кислоту, полагая, что этого будет вполне достаточно.
Для сентиментальности, несвойственной Маше ранее, тоже нашлось объяснение. Свою нервозность Мария списала на изменение жизненной ситуации.
Здоровякин всегда играл роль двухметровой бетонной стены, прочно огораживающей личное пространство Марии. Три с половиной года назад Настасья Кармелина проломила в этой стене брешь, но осуществить полномасштабную интервенцию ей все-таки не удалось. И тогда Мария собственноручно заложила тротиловую шашку в основание семейного благополучия и завершила дело, начатое коварной Настасьей. Она выставила Илью на улицу. Она добилась развода. В глубине души Маша сомневалась, была ли права, не найдя в себе сил простить измену Здоровякина. Силы нашлись почему-то только после развода. И что теперь им делать, опять жениться? А как же Вепрецкий, к которому Марию безудержно влекло?
«Короче, я запуталась! Стоп, а почему я не купила тест?»
Действительно, почему? Мария вышла из аптеки, сгибаясь под тяжестью десяти килограммов аскорбинки. Но тест она так и не купила. Неужели боялась увидеть результат?
А что, пока никто не в силах объяснить удивительную бесконечность Вселенной, значит, чудеса возможны и на Земле. И Маше не хотелось оказаться необъяснимым феноменом, одним из загадочных земных чудес. Она никак не могла подзалететь – это однозначно. Но почему-то по утрам ее тошнило.
Кровать была огромной и мягкой, шелковое постельное белье – нежным, усталость – невероятной. В общем, у Виктории было девяносто девять шансов из ста опоздать на работу. Она так и сделала, проснувшись в квартире Алисы Горностай в десять утра, в то время как рабочий день в автосалоне начинался в девять.
– Проспала! – констатировала Виктория, выбираясь из-под невесомого одеяла.
Повернуть время вспять было невозможно, оставалось смириться с фактом. Тем более, она и так пропустила один рабочий день – понедельник. Главный менеджер наверняка клокочет праведным гневом. А на собственное аутодафе не грех и опоздать.
Уже не спеша, наслаждаясь процессом, Вика поплескалась в сверкающей круглой ванне. Розовая эмульсия, добавленная в воду из флакона, наполнила ванную волшебным ароматом.
Замотавшись в пушистое полотенце, Виктория рассматривала себя в зеркале. Феном она взлохматила на макушке остатки волос. Они высохли моментально! А раньше это была длительная процедура.
Виктория грустила об утраченной великолепной шевелюре не более минуты, а затем усилием воли заставила себя не думать о потере. Она всегда старалась не переживать из-за того, что еще не случилось, и не долго плакать над тем, что уже не изменить. Вот и сейчас Вика сказала себе, что новая короткая прическа и темный цвет волос делают ее необычайно эффектной, хотя и меняют до неузнаваемости.
Оставляя влажные следы на гладком паркетном полу, Виктория промчалась к окну и раздвинула жалюзи. Солнце брызнуло в комнату, наполнило ее праздничным светом. В начале апреля оно было бледным и прозрачным, теперь стало кукурузно-желтым. Солнечные лучи засверкали на стеклянной столешнице, вспыхнули сумрачным сиреневым огнем на боках громадной напольной вазы, янтарными пятнами легли на паркет. «Ура!» – подумала Вика. Впервые за долгую холодную весну она почувствовала приближение тепла.
Огромный двухдверный холодильник радовал набором продуктов. Вика ощутила жуткий приступ голода, спровоцированный не столько пустотой желудка, сколько видом заманчивых деликатесов. Она миллион лет не ела ничего подобного! Макароны, капуста, картошка были привычными хитами ее ресторанного меню. Мясо, фрукты и конфеты предназначались исключительно Даниле.
Когда аромат натурального кофе наполнил кухню, Виктория почти лишилась чувств. «Я попала в сказку!» – подумала она, выставляя на стол гастрономические безумства и захлебываясь слюной. Сейчас она, урча, вгрызется в аппетитный влажно-розовый ломоть окорока!..
Удивительно, но издевательства Коробкина не заставили Викторию обозлиться на целый мир. Пережив подобные мучения, любой другой человек стал бы мизантропом. Виктория фокусировала обиду и ненависть на одном лишь Кирилле, не распространяя отрицательные эмоции на весь человеческий род. У нее был счастливый характер – жизнерадостный и оптимистичный. По утрам улыбка на ее лице появлялась раньше, чем она успевала открыть глаза. Она всегда была настроена на поиск плюсов, а не минусов. С упорством непотопляемой пластмассовой лодочки она в сотый раз выныривала из воды, лечила ушибы и ссадины, оставленные Коробкиным. Она обустраивалась в съемной квартире, где зачастую раковина была оранжевого цвета, а по ночам с грохотом бродили по кухне тараканы. Она находила две-три работы, не чураясь даже самой тяжелой физической. И по вечерам, закутавшись в дырявый плед и читая с Данилой букварь, Виктория мысленно убеждала себя, что когда-нибудь Кирилл оставит ее и сына в покое.