Братство выживших - Андрей Троицкий

По дороге Казакевич ломал голову над заковыристыми вопросами. Что Тимонину понадобилось в этой дыре, забытой богом и людьми? На первый взгляд его действия выглядели нелогичными, даже глупыми. Однако факт остается фактом. Боков утверждает, что Тимонин спьяну рассказывал какой-то местной шлюхе, что собирается именно к дяде Коле. Другому случайному собутыльнику, молодому человеку, студенту, говорил о той же Черниховке и о дяде Коле Попове.

Значит, ошибка исключена, Тимонин действительно там. Но что подтолкнуло его к этому решению, что его вспугнуло, заставило покинуть Москву? Ответа нет. Если Тимонин решил залечь на дно, то выбрал подходящее место. Скорее всего он ведет какую-то игру, условия которой остаются загадкой. Но теперь ждать осталось недолго – сегодня ночью, в крайнем случае завтра утром, все разъяснится.

Черным фломастером Казакевич, сидя на кухне с Валиевым, чертил маршрут, по которому поедут азербайджанцы. Затем плотно прикрыл дверь и выдал подробную инструкцию. Действовать быстро и решительно, без колебаний и раздумий. Большая группа из пяти кавказцев может привлечь внимание полиции, поэтому Валиев возьмет с собой только двух помощников, втроем они запросто управятся. Приедут в Черниховку, найдут Тимонина. И пристрелят его. Будет возможность, обезобразят труп до неузнаваемости. Отрубят голову и закопают в надежном месте. Помешать боевикам никто не сможет, потому что в деревне нет даже участкового. Если случится непредвиденное и в Черниховке появится друг Тимонина мент Девяткин, с ним тоже не церемониться, положить рядом.

На обратном пути нужно избавиться от машины, а по возвращении Валиев должен позвонить Казакевичу, сообщить, что дело в шляпе. Завтра ровно в полдень они встретятся в Люберцах, в районе свалки. Там бригадир получит полный расчет, и тут же всей группой азербайджанцы отправятся из Москвы в отпуск на родину.

Через минуту Казакевич вышел из квартиры азербайджанцев. Появился соблазн поужинать в ресторане, ведь сытный ужин куда приятнее долгого ожидания наедине с неизвестностью. Но, главное, сегодня вечером нужно находиться в людном месте, чтобы в случае чего сотня человек могла подтвердить алиби Казакевича. Он велел водителю ехать в центр.

Валиев сам не сел за руль видавшего виды «Форда», доверил управление машиной молодому Рафику Хусейнову, у парня задатки большого гонщика. Жаль, этот талант не тому человеку достался. До Сергиева Посада доехали без приключений, проскочили город на полном ходу, а дальше начались проблемы. «Форд» останавливали менты из дорожно-постовой службы, проверяли документы водителя, и даже паспорта пассажиров.

Общался с полицейскими Хусейнов, которому, за неимением лучшего, слепили паспорт на имя гражданина Грузии Тенгиза Гумиашвили.

– Я ведь честный грузин, а не какой-нибудь чеченец, – говорил он. – Привожу из Аджарии мандарины и орехи. Торгую на рынке, только и всего. Могу показать справку с рынка.

Не все провинциальные полицейские хорошо понимали национальные различия, не отличали азербайджанский акцент от грузинского и вообще были не слишком бдительны. Справку с рынка предъявлять не просили, денег не требовали, смотрели паспорт, сличая физиономию водителя с фотографией на документе.

Во время переговоров с полицией Валиев ерзал на заднем сиденье и поглядывал на часы. Время шло, машина стояла, Хусейнов заговаривал зубы ментам. Наконец разрешили ехать дальше, предупредив, что съезд с основной трассы запрещен, горят леса. Но у развилки ждал очередной сюрприз. Поперек дороги, преграждая путь, стоял полицейский «Москвич», а на обочине топтались два мента.

Лейтенант Лыков вышел на середину проезжей части, махнул жезлом. Хусейнов сбавил ход, остановился и вылез из машины.

– Предъявите документы, – шагнул навстречу ему Лыков.

– Я честный грузин, а не чеченец, – завел свою «шарманку» Хусейнов. – Торгую на Велозаводском рынке. Из Аджарии привожу мандарины…

– Слушай, мне до лампочки, чем ты торгуешь на своем рынке, – прервал его лейтенант, – мандаринами, помидорами или лавровым листом. И откуда ты приехал – тоже до лампочки. Когда поворачивал на дорогу, видел запрещающий знак?

– Простите, не обратил внимания, – виновато потупил глаза Хусейнов.

– Не видишь, что в лесу пожары? – продолжал лейтенант, возвращая документы. – Проезд без специального пропуска запрещен. Заворачивай обратно.

– Может, договоримся? Ну, как-нибудь?

– С тобой? Не договоримся.

Хусейнов кивнул головой, сказал «спасибо», залез на водительское место и обернулся к Валиеву.

– Не пропускает, пожары, говорит. Без специального пропуска нельзя ехать, говорит.

– Так дал бы ему специальный пропуск, – Валиев потер указательный палец о большой, жестом говоря о наличности.

Он понял, что настала его очередь вмешаться, вступить в переговоры с представителем власти. Распахнув дверцу, вылез с заднего сиденья, шагнул к Лыкову.

– Послушай, дорогой, у меня, понимаешь, отец в Черниховке. Старый почтенный человек. Поехал, понимаешь, сюда две недели назад, родственника навестить, а тут эти пожары загорелись. Вот едем за отцом, выручать его хотим. Пропусти, дорогой, а то отец совсем дымом задохнется, понимаешь? У тебя самого отец, мать есть?

Запустив руку в задний карман брюк, вытащил деньги и медленно отсчитал три крупных купюры.

Лыков удивился странной щедрости. За десять дней, проведенных здесь, на отдаленном посту, на пустой дороге, никто не предложил ему самых мизерных денег. А небольшая сумма сейчас бы не помешала, после смены хорошо бы взять пивка или чего покрепче.

Валиев протянул деньги лейтенанту. Тот пальцем не пошевелил, остался стоять, запустив руки в карманы форменных брюк. Лейтенант думал. А почему бы не поверить в сказку про старого дедушку, хотя давно научился безошибочно отличать вранье от правды. Пусть эти кавказцы катят, куда катят, Лыков их не видел. Лыков уже склонялся к положительному решению, к тому, чтобы взять деньги, но почему-то неожиданно посмотрел на руку Валиева и увидел желтоватую мозоль на внутренней части указательного пальца. Точно такую же мозоль, какая была у молодого парня, представившегося грузином, у водителя машины.

– Встать к машине, руки на капот! – скомандовал вдруг он. – Ноги раздвинуть! Живо!

– Послушай, дорогой…

Лыков зашел сзади, толкнул Валиева в спину. Бригадир сунул деньги обратно в карман и, шагнув к «Форду», бросил красноречивый взгляд на сидящего за рулем Хусейнова, дважды моргнув левым глазом. Затем развел в стороны руки, растопырил пальцы, уперся ладонями в капот и пролепетал:

– Послушай, начальник…

Лыков не слушал. Он сделал первую и, возможно, главную ошибку – расстегнул кобуру, но пистолет не достал. Вместо этого повернул голову к Захаренко:

– Сержант, выгружай этих орлов из машины. Пусть откроют багажник. Посмотри, что у них там.

– Слушаюсь, – отозвался Захаренко и сделал пару шагов вперед.

Лейтенант отвернулся всего лишь на несколько секунд, однако и этого времени Хусейнову хватило на ответные действия. Носком ботинка он подцепил ручки нейлоновой сумки, лежавшей под сиденьем, и подтянул сумку ближе к себе. Наклонив корпус, опустил руку и выдернул из сумки автомат «АКМС» со спиленным прикладом.

Третий азербайджанец, мужчина средних лет по фамилии Баладжанов, занимавший переднее пассажирское место, распахнул пиджак, вытащил из-под брючного ремня «ТТ» и шепотом сказал:

– Я беру сержанта.

– Понял, – прошептал в ответ Хусейнов.

Он опустил предохранитель автомата, передернул затвор, толкнул плечом дверцу. Лыков услышал характерный металлический звук и резко повернулся к машине. Будь у лейтенанта в руке пистолет, возможно, он успел бы выстрелить первым. Захаренко отделяли от «Форда» метров десять. Сержант стоял лицом к машине и видел возню в салоне. Он тоже расстегнул кобуру, потянулся за пистолетом.

Валиев боковым зрением следил за Хусейновым и, когда тот толкнул дверцу машины, повалился грудью на асфальт. С другой стороны дверцу распахнул Баладжанов. Выстрелы с той и другой стороны грохнули одновременно. Хусейнов вскинул автомат и мозолистым пальцем нажал спусковой крючок.

Автоматной очередью лейтенанту оторвало руку чуть выше локтя. Пули попали в бедро, левую часть груди и шею. За несколько коротких секунд Лыкова побило девятнадцать пуль.

Захаренко оказался проворнее своего начальника – он успел поднять пистолет и шесть раз выстрелил в сторону «Форда», выпустив по бандитам почти всю обойму. Одна пуля попала Баладжанову в плечо, другая – в правую часть груди на уровне сердца. Четыре пули прошили лобовое стекло автомобиля.

Выстрелы Баладжанова оказались точнее: он зацепил плечо сержанта, продырявил в двух местах грудь; третья пуля попала в живот, а четвертый выстрел оказался смертельным.