Чикчарни - Виталий Бабенко

Мне было очень больно и очень плохо. Но все же я сообразил, что нужно сделать. По-прежнему прижимая носок к лицу Лесли — палец был зажат в зубах пилота, как в тисках, — я поднял вторую руку с пистолетом и прицелился. Угонщик отпрянул. Нет, я не буду в него стрелять. Убивать нельзя. Категорически. Насколько мог, я попытался поймать мушкой конец крыла «Страйкмастера». Пистолет хороший, надежный — «Магнум». Если в нем еще и пули СВАР — совсем замечательно. Мне очень нужно, чтобы пуля была бронебойной. Такая пуля, которая на семи метрах пробивает стальной щит толщиной до четырех миллиметров. Или головку блока цилиндров автомобиля.

Лесли как раз прекратил биться. Секундная пауза. Я задержал дыхание и нажал на спусковой крючок. Взрыв. Сильный взрыв. Все точно. Пуля попала-таки в конец консоли и пробила металл. Теперь все зависит от того, насколько хорошо угонщики знают машину, на которой летели. Если им известно то же, что и мне, — мы с Лесли пропали. Если же нет они должны хорошенько испугаться. И удариться в бегство.

Я напряженно наблюдал за угонщиком — за тем, кого впоследствии я буду звать Алланом. Полуобернувшись, он смотрел в сторону «Страйкмастера». Лицо скрыто под противогазом. Какое там выражение — я мог только гадать.

Ура! Угонщик отшвырнул дубинку, которой собирался проломить мне череп, и со всех ног бросился бежать. К нему присоединился второй преступник. Ну конечно. Внешне это выглядело очень страшно. Начало гореть крыло. А запас топлива «Страйкмастера» находится в крыльевых баках. Еще несколько секунд — и взрыв всего самолета. И разлетаются на мелкие кусочки кассеты СВU-16/А, предназначенные для создания аэрозольного облака. И весь запас ЕА4923 выбрасывается в воздух. Да, тут запаникуешь. Если, конечно, не знаешь, что на концах крыла «Страйкмастера» устанавливаются дополнительные баки, надежно отделенные от основных. Разумеется, риск был. Огонь мог перекинуться на интегральный и мягкие баки, но риск — это один шанс из многих, а не сто из ста. Что поделаешь, если, кроме риска, у меня другого оружия в данном случае не было.

Да, юнцы, мать их!.. (Тогда я только так о них и думал — «юнцы». А сейчас благодарю судьбу за то, что она подкинула мне в виде Аллана офицера пехотной дивизии, человека хоть и профессионально подготовленного, но с ограниченным кругозором. Слава узкой специализации!) Если бы не маска, я с удовольствием сплюнул бы. Совсем зеленые юнцы. Ведь шли на верную смерть. И не только свою — несли смерть тысячам, десяткам тысяч людей. Конечно, им было наплевать на машину. Откуда этим молокососам знать устройство крыльевых консолей, если они с грехом пополам научились управлять самолетом? Откуда им знать, что интегральный бак — самопротектирующийся, а дополнительный нет?

Вон как славно бегут юнцы! И ведь в противогазах. Спринтеры! Я лежал на застывшем в ступоре Лесли, скрипел зубами от боли в затылке и стиснутом пальце и ждал, когда же все-таки на нас обратят внимание аэродромные службы.

Огонь, охвативший конец крыла «Страйкмастера», погас. Теперь из консоли шел только черный дым — хорошо шел, густыми клубами. Я снова перевел взгляд на угонщиков. Что это? Они возвращаются. Бегут назад большими скачками. Значит ли это, что они поняли мою уловку и возвращаются, желая добить нас? Пожалуй, сейчас мне все-таки придется стрелять в людей. Я перевалился через Лесли, закрыл его своим телом и изготовился, прочно уперев локоть правой руки в бетонное покрытие. Судя по тому как молокососы подорвали авиационную кассету, у них есть гранаты. Интересно, сколько?

Боже мой, неужели я так и не услышу райской музыки пожарных сирен?..

V

Не прибавляя скорости, чужая машина двигалась к моему сараю. В этой ее замедленности была какая-то жуткая неотвратимость. Неотвратимость западни, когда колышек уже выбит и крышка начинает захлопываться. Группа мужчин, стоявшая с другой стороны сарая, получила, видимо, сигнал по рации. Двое куривших бросили окурки в песок, и тогда штатские, словно ждали именно этого, двинулись к сараю, расходясь широким веером. Э-эх, куда деваться-то? Разве что в море. Так ведь вытащат. Был бы хоть один шанс — я бы его использовал. Вон кровля какая непрочная — дранка, крытая пальмовым листом. Двумя-тремя хорошими ударами проделать дыру, отодрать пару досок, протолкнуть тело наружу, съехать по скату, приземлиться и… И что дальше? В том-то и дело, что дальше — ни-че-го.

Зрение и слух мои были обострены, как у зайца в чистом поле. Так, наверное, чувствует себя смертник на электрическом стуле, когда все приготовления уже сделаны, а напряжения все не подают. И видимо, подобным же образом осознает себя картинка в анатомическом атласе, изображающая нервную систему человека: каждый нерв обнажен и готов взорваться болью от малейшего прикосновения.

Поэтому урчание автомобильного мотора я воспринял как рев стратегического бомбардировщика. Что? Еще одна машина? Не много ли техники на меня одного?

Сразу же этот автомобиль впрыгнул в поле моего зрения. Он словно свалился сверху — на самом же деле невообразимым цирковым манером съехал с крутого склона, примыкавшего к задней стене сарая. Я буквально! — вылупил глаза. Это был «форд Бронко». Мой «форд». Арендованный мною «Бронко». Дверца распахнулась, и из кабины спокойно вылез… Эдик. Эдуард Геворкович Касабян собственной персоной. Или коварный бес чикчарни, перевоплотившийся в Эдика.

Касабян прислонился спиной к кузову «форда» и стал спокойна прикуривать. Ни приближающиеся к сараю мужчины, ни люди, находившиеся в ползущей машине, не отреагировали на него как на чужака. Словно бы в создавшейся мозаике причин и следствий Эдик прочно занял полагающееся ему место, каждым своим жестом, небрежной манерой держаться подчеркивая, что место это принадлежит ему по праву. Только одному человеку чужеродность Касабяна в данной ситуации была очевидна — мне.

Повинуясь какому-то нелепому капризу психики, мое сознание выхватило из всего этого невероятного стечения событий только од ну деталь — видимо, по причине ее полной несообразности. «А ведь Эдик-то некурящий!» — словно вспыхнуло у меня в голове и осталось гореть.

«Эдик — некурящий!» Фраза распухала и занимала все пространство мозга, вытеснив прочие мысли, а мышцы мои снова действовали как будто автоматически, выполняя очень важную работу. Как хорошо, что минуту назад я просчитал даже самые нелепые варианты бегства — теперь мое тело работало по четкой программе. Двойной удар кулаками плюс удар пяткой, летят щепки, руки рвут тонкие доски, как картон, впившись пальцами в щели, я подтягиваюсь, выбрасываю вперед ноги, локти прикрывают лицо, голова прошла, я ка чусь, сгруппировавшись, по скату крыши, слышу, как где-то близко бьют палкой по пустой железной бочке, лечу, удар, валюсь на бок, перекатываюсь на спину, ноги идут вверх, рывок, брюшной пресс пронизывает острая боль, но это не страшно, я снова в вертикальном положении, в двух метрах распахнутая дверца машины, Эдик уже за рулем, инстинкт самосохранения истошно вопит, я падаю, снова очень близко бьют железной палкой по бочке, это же выстрелы — приходит запоздалая мысль, подтягиваю ноги для прыжка, возле моей щеки лежит дымящаяся сигарета, «Эдик же некурящий!» Оо-о-пп-а!