Ночная стража - Терри Пратчетт

— Я сказал, вали отсюда!

— Уже валю, сэр. Спасибочки, сэр. — И Карцер, издевательски подмигнув Ваймсу, свалил.

Тюремщик повернулся к Ваймсу.

— И как тебя, х-на, зовут, а, господин?

— Джон Киль, — ответил Ваймс.

— Ну да?

— Ну да. И у меня есть деньги. Все по-честному. Я тоже хотел бы свалить.

— Правда, что ль? Х-на! То есть отдать тебе, х-на, ключи да еще и пять центов на дорожку за доставленное, х-на, беспокойство?

Тюремщик стоял слишком рядом с решеткой и, судя по ухмылке на лице, считал себя умнее всех. На самом же деле он был безумнее некуда, ведь даже при нынешних рефлексах Ваймсу хватило бы секунды, чтобы допрыгнуть с койки до решетки и так впечатать старого придурка в прутья, что его нос размажется по лицу еще больше. Да, в местной темнице настоящему психу есть где разгуляться.

— Достаточно просто помахать ручкой вслед, — произнес Ваймс, с трудом поборов искушение.

— Ничо, скоро тебе наш капитан, х-на, ручкой, х-на, помашет, — пообещал тюремщик.

— Это капитан Мякиш, правильно? — уточнил Ваймс. — Тот, что дымит, как печная труба? С бронзовым ухом и деревянной ногой?

— Ага, он самый, х-на. Ты с ним позвени, он твои, х-на, бубенцы на фиг открутит.

Память Ваймса, представляющая собой заваленный всякой дребеденью стол, откинула в сторону салфетку забывчивости, и под нею вдруг обнаружилось блюдце, полное воспоминаний.

— Ты ведь Пятак! — воскликнул он. — Тебе нос сломали, и он потом сросся неправильно! А еще у тебя постоянно слезятся глаза, поэтому тебя и перевели охранять задержанных…

— Господин, мы чо, знакомы? — спросил Пятак, подозрительно вглядываясь в лицо Ваймса слезящимися глазами.

— Мы? Нет, конечно. Нет! — торопливо произнес Ваймс. — Но я слышал, как о тебе рассказывали. Говорят, на самом деле ты в Страже практически главный. И типа очень справедливый. Жестокий, но справедливый. Никогда не плюнешь в овсянку, не отольешь в чай. И всегда знаешь, чья сосиска длиннее.

Видимые части лица стражника сложились в угрюмую гримасу, которая свидетельствовала, что ее обладатель не совсем поспевает за нитью беседы.

— Чо, правда? — наконец выдавил Пятак. — Ну, х-на, я всегда содержал камеры в чистоте, это точняк. — Невзирая на некоторую растерянность, вызванную неожиданным поворотом событий, он снова мрачно свел брови. — Оставайся здесь, господин, а я доложу капитану, что ты очухался.

Ваймс лег на койку и принялся разглядывать грешившие грамматическими и анатомическими ошибками граффити на потолке. Иногда снизу доносился визгливый голос, прерываемый смущенным «х-на!» со стороны Пятака.

Потом он услышал шаги тюремщика на лестнице.

— Ну чо? — произнес Пятак тоном человека, которому не терпелось, чтобы третья сторона побыстрее получила то, на что очень напрашивалась. — Случилось так, что капитан хочет видеть тебя прям щас. Дашь надеть наручники или позвать, х-на, ребят?

«Да хранят тебя боги, — подумал Ваймс. — Может, не зря болтали, что у Пятака извилины смялись от того удара, который размазал ему нос по физиономии? Нужно быть редкостным идиотом, чтобы попытаться в одиночку заковать особо опасного преступника. Если бы он попробовал выкинуть подобный фокус, к примеру, с Карцером, то стал бы мертвым идиотом еще пять минут назад».

Тюремщик открыл дверь. Ваймс встал и протянул руки. Чуть помедлив, Пятак надел на него наручники. С тюремщиками вежливость всегда окупается — по крайней мере, тебе не будут сковывать руки за спиной. А человек, обе руки которого находятся впереди, обладает достаточной степенью свободы.

— По лестнице поднимаешься первым, — приказал Пятак, наклоняясь, чтобы подобрать с пола весьма убедительный арбалет. — Попробуешь чо выкинуть, я, х-на, как шмальну в тебя, будешь потом дохнуть медленно.

— Все честно, — согласился Ваймс. — Я понял.

Он поднимался по ступеням очень осторожно, слыша за спиной тяжелое дыхание Пятака. Подобно большинству людей с ограниченными умственными способностями, Пятак крайне серьезно относился к тем немногим обязанностям, которые все же способен был исполнять. В частности, нажав на курок, он испытал бы освежающее отсутствие каких-либо угрызений совести.

Ваймс поднялся на верхнюю площадку и вовремя вспомнил, что нужно остановиться.

— Теперь, х-на, налево, — велел Пятак за его спиной.

Ваймс кивнул, в основном для себя. Да, а потом — направо. Воспоминания возвращались всесокрушающей волной. Он находился на улице Паточной Шахты. В штаб-квартире Стражи, куда когда-то пришел устраиваться на службу. Именно здесь все начиналось.

Дверь в кабинет капитана была открыта. Сидевший за столом немолодой и явно уставший человек поднял голову.

— Садись, — холодно приказал Мякиш. — Спасибо, Пятак.

В голове Ваймса о капитане Мякише сохранились лишь смутные воспоминания. Раньше он был военным, а эту должность ему предложили как синекуру, и это было скверно. Потому что он ждал Указаний Сверху и слепо выполнял их, в то время как Ваймс давно уже действовал иначе: ждал Указаний Сверху, после чего пропускал их через мелкое сито здравого смысла, привнося туда изрядную толику созидательного недопонимания и, возможно, даже зачаточной глухоты, так как Верхи крайне редко снисходят до уровня улицы. Мякиш особое внимание уделял надраенным нагрудникам и удалому виду на парадах. В чем-то он был прав, о таких вещах нельзя забывать. Нельзя позволять людям распускаться. Но Ваймс, хотя никогда и не говорил об этом вслух, предпочитал, придя в штаб-квартиру, увидеть в дежурке доспехи с вмятинами от ударов. Они означали, что кто-то оставил эти вмятины. Кроме того, не очень-то сподручно сидеть в засаде, когда ты весь сверкаешь, словно начищенный пятак.

На одной стене висел флаг Анк-Морпорка — некогда красный, а теперь вылинявший до невнятного оранжевого. По слухам, Мякиш ежедневно отдавал флагу честь. Большую часть письменного стола занимал огромный серебряный письменный прибор, украшенный позолоченным полковым крестом, который Пятак надраивал каждое утро до зеркального блеска. Мякиш так и не сумел навсегда распроститься с армией.

И все же старик был чем-то симпатичен Ваймсу. Он был успешным солдатом и, как правило, оказывался на стороне победителей, а хорошая, хотя и достаточно тупая тактика помогла ему прикончить больше врагов, чем удалось убить его подчиненным при помощи тактики плохой, хотя и весьма похвальной. Мякиш был по-своему добрым и в разумной степени честным. Стражники постоянно водили его за нос, а он ничего не замечал.

В данный момент Мякиш решил наградить новоприбывшего Тяжелым Взглядом Поверх Горы Важных Бумаг. Этот взгляд должен был сообщить задержанному: «Мы о тебе все знаем, так почему бы тебе самому не рассказать все о себе?» Но Мякиш не очень хорошо владел этим трюком.

Ваймс в ответ посмотрел на него без всякого выражения.

— Итак, — сказал Мякиш, сообразив наконец, что в этой игре ему победа не светит. — Назови-ка еще раз свое имя.

— Киль, — ответил Ваймс. — Джон Киль.

Да и вообще… какого черта…

— Слушай, — сказал он, — все упирается в один клочок бумаги, а именно в рапорт сержанта, если, конечно, тот сержант умеет писать. Давай разорвем его и…

— Честно говоря, в два клочка, — перебил его капитан. — И второй касается кончины некоего Джона Киля, агась?

— Что? Из-за мелкой стычки со стражниками?

— Учитывая чрезвычайные обстоятельства, этой стычки тебе вполне хватит для смертного приговора, — сказал, наклонившись вперед, Мякиш. — Впрочем, может, исполнять его и не потребуется, ха-ха, потому что Джон Киль умер еще вчера. Ты избил и ограбил его, агась? Деньги, конечно, забрал, а вот на письма не обратил внимания, потому что вряд ли такое отребье, как ты, умеет читать, агась? Поэтому ты не понял, что Джон Киль был стражником, агась?

— Что?!

Ваймс недоуменно уставился на тощую физиономию с триумфально встопорщившимися усами и тусклыми голубыми глазами.

А потом раздался звук, словно кто-то принялся прилежно подметать коридор за дверью кабинета. Капитан посмотрел поверх Ваймса, зарычал и бросил перо.

— Уберите его отсюда! — рявкнул он. — И вообще, какого дьявола он тут делает среди ночи?

Ваймс повернулся.

В дверях стоял тощий старик с испещренным морщинами лицом, лысый как младенец. Тупо улыбаясь, он держал метлу.

— Он, х-на, очень мало берет, сэр, и, как правило, работает, когда никого нет, — пробормотал Пятак, хватая старика чуть выше иссохшего локтя. — Давай, Лютик, проваливай…

Арбалет больше не смотрел в затылок Ваймса. А на запястьях у него висело несколько фунтов металла, что позволяло ему использовать руки как кувалду. Он начал незаметно подниматься…

Ваймс очнулся и уставился на потолок. Где-то рядом раздавался глухой грохот. Ветряная мельница? Или водяная?