Очаг вины - Татьяна Огородникова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Лысый вернулся в позу Давида. Минута, другая ... – прошло почти пять, прежде чем тетка появилась вновь. Гость не изменил положения, лишь приоткрыл веки, направив взгляд исподлобья на верную прислужницу гения.
– Подождите, – скупо обронила та, – сейчас придет.
«Сейчас» означало три часа и пятнадцать минут. Пришелец явно не собирался покидать территорию. Он все так же сидел, обхватив голову руками, только к концу второго часа ожидания стал немного покачиваться из стороны в сторону и мелко трясти правым коленом. Это движение было непроизвольным, будто детским. Лысый взрослый мальчик огромного роста и атлетического телосложения, попавший в неразрешимую ситуацию, вызывал удивительно трогательные эмоции. Арина иногда с удивлением, а то и с умилением поглядывала на незнакомца. Впрочем, не особенно церемонясь, гремела инвентарем и исправно выполняла свои обязанности по зачистке территории. Делала она все с особой тщательностью, получая от работы только ей понятное удовольствие. В какой-то момент тетенька вдруг выпрямила спину, словно почувствовав приближение владыки.
Знакомство
Эмоции поглощают человека, завладевая все большим и большим числом зон его мозга. В первую очередь при этом теряется способность мозга мыслить, особенно творчески.
Н.П. БехтереваИз того же книжного стеллажа, словно по волшебному мановению, появился приятного вида мужчина неопределенного возраста (на вид ему можно было дать от тридцати до сорока пяти). Трансформер имел вполне концептуальный вид. Длинные, курчавые, темные, гладко зачесанные назад волосы, внимательные карие глаза под высоким лбом, на изящном носу с легкой горбинкой – очки почти без оправы... Лицом властелин уборщицы напоминал Мефистофеля. Только на этот раз повелитель тьмы почему-то решил нарядиться в изрядно потрепанный зеленый лабораторный халатик, который напрочь лишал своего обладателя харизматичного облика босса преисподней. Протертый халат вполне мог принадлежать сумасшедшему ученому из мюзикла «Красавица и Чудовище» или садовнику, работающему с ядовитыми гербицидами, в конце концов, кассиру городского сортира... Человеку с ликом интеллигентного дьявола такая одежда была не к лицу. Впрочем, в этой ситуации не стоило иронизировать. Лысый немного отвлекся, но не забыл, по какому поводу пришел.
– Добрый вечер! – поздоровался хозяин лаборатории. Мефисто обладал качественным бархатным баритоном. – Арина сообщила мне приятную новость.
Лысый на мгновение взметнул брови, памятуя, что ничего приятного никакой Арине он сообщить не успел. Зато теперь ему стало известно имя тетеньки, которая охраняла покой Мефисто, ловко орудовала швабрами и переворачивала стены со стеллажами как листы фотоальбома.
– Вам мои координаты дала Марина?
– Львовна! – закончил фразу пришелец.
Видимо, это имя что-то значило для гения:
– Я всегда рад помочь моей бывшей соратнице и всем, кто назовет ее имя в качестве пароля...
– Мы с тобой одной крови, как в «Маугли»? – попытался шутить посетитель.
– Ну да, почти так, – серьезно ответил интеллигентный и немного пугающий своей отстраненностью ученый. Очевидно, ему было не до шуток.
– По какому поводу я вам понадобился? – вопрос ученого прозвучал как выстрел. Генрих был уверен: все, кроме исследовательской работы, только нарушает планы и течение жизни. Он не вышел бы к неожиданному гостю, будь это сам президент Академии наук. На сей раз сработало только имя Марины Львовны – и то потому, что Генрих надеялся на возвращение своих заблудших подчиненных. Стереотипные модели пробивки незнакомых людей работали безотказно. На прямой вопрос гость должен был дать прямой ответ. В противном случае – ариведерчи. Дайте ученому работать!!!
Лысоватый мужчина, до сих пор казавшийся уверенным и непоколебимым, вдруг стушевался. Повисла неловкая минутная пауза. Для Генриха она означала несколько потерянных исследовательских минут. Для Бориса по кличке Мусорщик или просто Бо – так звали гостя свои – эти мгновения были равносильны поискам ответа на вопрос небезызвестного сына короля Лира.
Глубоко вздохнув и проведя потной ладонью по взмокшей лысине, мужчина, тщательно взвешивая каждое слово, начал говорить. Он не смотрел в глаза ученого, он упорно изучал советский паркет, который циклевали в последний раз лет сорок назад. Произнося фразы, от которых зависела его жизнь, Борис удивлялся тому, о чем он думает параллельно. В какой-то части мозга пролетали мысли о паркете, который нуждался в реставрации и дальнейшем уходе. Тут же Бо горестно рассуждал, что время жизни деревянной доски намного превышает срок, отпущенный земным долгожителям. А при соответствующем обращении обыкновенное дерево может пережить несколько людских поколений. Деревянное раздумье не мешало излагать мысли:
– Я пришел к вам не с улицы. Ваш помощник Максим – сын моей соседки. Точнее, бывшей соседки. Теть Галя – она меня очень любила, ну, и любит. В детстве она мне часто помогала – пироги приносила, конфетами угощала, даже когда видела меня пьяным, покрывала и не рассказывала родителям. Пару раз после попоек приводила меня в нормальное состояние и доставляла домой, чтобы все тихо... Потом я ей помогал. Потому что жизнь стала трудной. В общем, чего там говорить, она мне почти как мать. А Максим ваш – как младший брат. Простите за ложь, но я не знаком с Мариной Львовной. Это Максим посоветовал воспользоваться ее авторитетом...
Генриху чем-то нравился пришелец. Неуверенность и словесная путаница свидетельствовали о его волнении, и обратиться в лабораторию его заставила крайняя нужда. Гость производил впечатление потерянного, но отнюдь не несчастного человека. Ученый стоял, прислонившись к столу и скрестив руки на груди.
– Так с чем вы пришли ко мне? И раз уж пришли, сообщите хотя бы свое имя! – сдерживая нетерпение, еще раз спросил ученый.
– Я сейчас попытаюсь объяснить... Да, Борис! Меня зовут Борис, – неуверенно продолжил гость, – но, наверное, надо начать с самого начала. – Он вопросительно посмотрел на Генриха. Тот кивнул, подбадривая посетителя.
Лысый робко спросил:
– Ну что, прямо с детства?
– Давайте с детства, – пожал плечами Генрих.
– Ну, с родителями у меня никогда не было гладких отношений. Отец пил, поэтому рано умер от инфаркта. А мама – божий человек, безответный. Я ее всерьез никогда не воспринимал, она была очень тихая, покладистая. И не могла быть другой, наверное, потому что иначе отец убил бы ее.
Генрих внимательно слушал. Он почувствовал симпатию к Борису, может быть оттого, что у них наметилось нечто общее – любовь к матерям. По ходу рассказа стало понятно, что Бо, несмотря на титанические усилия, так и не смог вырвать мать из ада проживания и служения алкоголику. Мать почему-то считала, что не может бросить опустившегося пьющего человека, потому что тот без нее погибнет. Хотя, по мнению сына, неизвестно было, кто кого раньше загонит в могилу. Он предпочел не разбираться в этом вопросе и, как только понял, что сможет заработать на жизнь, стал помогать матери денежными дотациями.
Сначала Генрих слушал посетителя из вежливости, но постепенно им овладело нетерпеливое, почти детское любопытство. Что же привело этого человека к нему в лабораторию?
Борис, немного откашлявшись, продолжал:
– Так вот, год назад врачи поставили мне диагноз. У меня опухоль. В мозгу. – Дальше каждое слово протискивалось из гортани Бориса с огромным трудом. Он по-прежнему сидел, уперев глаза в паркет. – Врачи сказали, что есть единственный шанс не превратиться в растение. Нужно делать сложнейшую операцию. Но результат будет ясен только спустя несколько месяцев. Прогнозируемый успех – 50 на 50. Никто ничего не гарантирует. – Борис еще раз нервно провел ладонью по голове. – Нет, не подумайте, я не трус, тем более теперь, когда я привык к этому. Она – моя девочка, – неловко попытался пошутить пришелец, – уже давно со мной живет. Не мешает мне работать, даже стимулирует как-то... Но иногда я ее чувствую. – Пришелец замолчал.
Генрих застыл в раздумье. Он всегда имел дело с подопытными животными, которых исследователи между собой называли «материалом», иногда с пациентами, подписавшими добровольное согласие на эксперимент... Но чтобы человек специально отыскал его, в период, когда деятельность лаборатории можно было считать законченной... Генрих почувствовал сладковатое дуновение энергии перемен. Он знал, как это пахнет. Боясь спугнуть волшебные флюиды, ученый замер.
Борис, собравшись, вернулся к повествованию:
– Так вот, когда я думаю о ней как об отдельном злобном маленьком животном, с которым невозможно ни договориться, ни подкупить, ни выманить из норы никакими привадами, я впадаю в панику. Тогда я пью. Это бывает редко. В один из таких дней я завалился к Гале – ну, к моей теть Гале, – и все ей рассказал. Как раз Макс был дома. Он и посоветовал мне прийти к вам.