Музыка и ты. Выпуск 7 - Марк Александрович Зильберквит
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
На следующий день газеты восторженно отозвались об искусстве советских музыкантов, подчеркнув особую трудность обстановки, в какой проходил концерт. «С самолета — в концертный зал», «Голодные русские на эстраде» — разные были заголовки. А одна рецензия кончалась так: «В концерте принял участие известный советский композитор Дмитрий Кабалевский: он переворачивал ноты аккомпаниатору Безродного — Ерохину...»
БУРГУНДСКИЕ ПЕСНИ
Во время четырехдневной поездки по Бургундии (в 1953 году) мне посчастливилось побывать едва ли не во всех «брюньоновских» местах, описанных в книге Ромена Роллана. Я был в Кламси, родном городе Роллана и Брюньона, (Ромен Роллан говорил мне: «Если на дверях какого-нибудь дома в Кламси Вы увидите дощечку с надписью: «Здесь жил Кола Брюньон», — не удивляйтесь: кламсийцы, кажется, поверили, что Брюньон действительно жил, и именно в Кламси».) Заезжал я в Брэв, где около церкви, с паперти которой кюре Шамай произносил свои безбожные проповеди, белоснежные лилии склоняются над простой мраморной доской — могилой великого французского писателя. В Монреальском соборе я с интересом разглядывал «псов-монахов» и другую резьбу по дереву, волей Роллана приписываемых Брюньону. Погулял по парку вокруг замка Кенси, где кламсийцы, предводительствуемые Брюньоном, так великолепно посрамили герцога д’Ануа. Был и в Везле — городке, девяносто процентов населения которого составляют туристы. Трудно сказать, что их больше привлекает: то, что отсюда без малого тысячу лет назад отправился первый крестовый поход, или то, что в городском соборе можно поклониться «косточкам Марии Магдалины», или то, что здесь провел последние годы своей жизни и умер Ромен Роллан...
Проезжая по многим бургундским деревням, я, естественно, лелеял мечту посмотреть народные танцы и послушать народные песни, Мои славные спутники — журналисты Ансельм и Коуэн и шофер с поэтичным именем Рафаэль — делали все возможное, чтобы мечта моя осуществилась. Напрасно: нас всюду встречали очень гостеприимно, но отвечали: «сейчас не танцуют», «сейчас не поют»...
От тех лет, когда, сочиняя Брюньона, я основательно изучал французскую народную музыку, в моей памяти сохранились кое-какие, в том числе бургундские, мелодии. Я напевал их, бургундские крестьяне соглашались со мной, что это прелестные мелодии, но сами спеть ничего не могли. Я вспоминал незадолго до того прочитанную статью какого-то французского музыканта, он писал: «Джаз убил нашу народную песню...»
Наконец, жена одного винодела оказалась любительницей пения, Она не заставила себя упрашивать и довольно мило спела... джазовую песенку. На мой вопрос, не знает ли она каких-нибудь других песен, она ответила: «Знаю, я очень люблю радио и запоминаю все песенки, которые передаются по радио...»
Вернувшись в Париж, я провел несколько часов в обществе очень хороших и интересных людей. Среди них был один из руководителей Французской компартии, В ответ на мой рассказ о неудачных поисках народных песен он сказал: «Народную песню можно приглушить, как это делается сейчас при помощи радио, но она никогда не умрет. Народная песня бессмертна, как бессмертен сам народ», — и он запел прекрасную старинную песню. Его друзья подхватили, потом запели вторую, третью...
Я был щедро вознагражден за свои недавние неудачи...
СПОРТСМЕНЫ И БЕТХОВЕН
Однажды по просьбе спортивной газеты я написал заметку о своем отношении к спорту. Кончалась заметка словами: «Я хотел бы, чтоб спортсмены так же любили музыку, как музыканты любят спорт». В напечатанном тексте не было изменено ни одного слова, но приведенную выше фразу выпустили целиком. Возможно, редакция усомнилась в том, что спортсмены способны любить музыку...
Прошло лет десять. В июле, как и каждое лето, я был в «Артеке», беседовал с ребятами об искусстве, разучивал и пел с ними песни.
«Сегодня у вас будет трудная аудитория, — сказала мне пионервожатая, — одни спортсмены». В зале артековского Дворца пионеров собралось около пятисот ребят, съехавшихся со всех концов страны для участия в международных юношеских спортивных соревнованиях,
«Ну что же, ребята как ребята», — подумал я, но, по правде говоря, ощутил какую-то тревогу. Удастся ли увлечь их? Время было уже позднее — после ужина. А днем были напряженные, изрядно утомившие их тренировки.
Я повел разговор о серьезной и легкой музыке и сразу же почувствовал, что опасения мои были напрасны.
Несколько раз я пытался завершить беседу, но ребята просили рассказать и показать что-нибудь еще. Прошло полтора часа. Уже прозвучали разные образцы «серьезной» и «легкой» музыки — русская и ирландская народные песни, отрывки из «Порги и Бесс» Гершвина и джазовая музыка в исполнении квинтета Эддерлея, органная прелюдия Баха и ноктюрн Шопена. Пора было расходиться. Горн протрубил сигнал «ко сну».
Вдруг кто-то из ребят тихонько сказал: «Сыграйте „Лунную сонату“!» Пятьсот юных спортсменов разразились громом ритмичных аплодисментов и выкриками: «Просим! Просим!»
Какими словами могу я описать то напряженное внимание, с каким слушали мои спортсмены эту удивительную, кстати, многим из них уже хорошо известную и любимую ими музыку? И как рассказать о том, что в эти минуты чувствовал я и почувствовал бы на моем месте каждый из нас?!
«Если бы Бетховен был сейчас здесь, с нами, в этом зале — представляете себе, что бы он пережил?!» — сказал я потом ребятам, и, по-моему, они меня хорошо поняли...
Д. Б. Кабалевский с внуком Олегом
«РЕКВИЕМ» НА РОДИНЕ ТЕЛЬМАНА
«...Кто выберет Гинденбурга — тот выберет Гитлера. Кто выберет Гитлера — тот выберет войну...» Эти слова были сказаны Эрнстом Тельманом в его последней речи, произнесенной в 1933 году на нелегальной сходке немецких коммунистов неподалеку от Берлина, в местечке Цигенхальц на берегу Шпрее, Сейчас здесь одно из самых дорогих памятных мест новой, демократической Германии.
У самой воды под навесом стоит большая лодка «Шарлотта». В тот день, перевезя Тельмана с товарищами на другой берег, она спасла их от нацистов. Но это была недолгая отсрочка. Вскоре после встречи в Цигенхальце Тельман был арестован, одиннадцать с лишним лет просидел в тюрьме и был убит гитлеровцами в Бухенвальде буквально накануне их собственного конца.
Поразителен контраст между глубоким драматизмом и напряженностью разыгравшихся здесь событий и удивительной тишиной, спокойствием и поэтичнейшей красотой этого уголка. Вокруг и
