Идолы прячутся в джунглях - Валерий Гуляев

«Неужели правда, что мы живем на земле? — вопрошал когда-то ацтекский поэт. —

На земле мы не навсегда: лишь на время.Даже нефрит дробится,даже золото разрушается,даже перья кецаля рвутся,на земле мы не навсегда: лишь на время».

Человек не бессмертен. Но верно и то, что человек не исчезает с лица земли бесследно, а продолжает жить в нетленных творениях рук своих. Сколько древних народов, культур и цивилизаций, считавшихся навсегда исчезнувшими и утраченными в памяти человеческой, открыла нам за последние годы археология? И среди этих новых находок древние могилы из Лос-Ремедиос занимают далеко не последнее место. Это было настоящее откровение. Изящные глиняные чаши с затейливым резным узором, высокие «граненые» вазы с блестящей лакированной поверхностью, статуэтки обнаженных языческих богинь, танцоры, акробаты, жрецы или шаманы в странных костюмах и масках, всевозможные птицы, звери и рыбы не оставляли равнодушным никого. Спрос на диковинные предметы старины среди коллекционеров всех мастей быстро возрастал. Почуяв запах верной наживы, рабочие карьера, словно нетерпеливые старатели на приисках, принялись упорно и настойчиво изо дня в день «разрабатывать» свою «золотую жилу». От покупателей не было отбоя. Часто они приезжали прямо к холму и высматривали здесь среди сваленных в кучу человеческих костей и черепков битой посуды какую-нибудь особо любопытную вещицу. И когда однажды в Лос-Ремедиос появился еще один незнакомый сеньор, рабочие не обратили на него никакого внимания: мало ли бывает здесь за день разных посетителей и зевак. Но на этот раз они ошиблись. Этот человек с буйной черной шевелюрой и живыми карими глазами, немного тучный для своих лет, но энергичный и быстрый в движениях не был ни простым коллекционером, ни праздным зевакой. Известный мексиканский художник и археолог Мигель Коваррубиас приехал к холму на окраине Мехико совсем с другими целями. К тому времени он исколесил уже всю страну. Побывал в Северной Африке, Японии, Малайе, на Цейлоне, в Египте и Западной Европе.

В его доме хранилась уникальная коллекция мексиканских древностей, которую он передал впоследствии в Национальный музей города Мехико, где для этих находок пришлось открыть даже специальный выставочный зал, названный именем художника. Коваррубиас прекрасно знал почти все доиспанские культуры страны и безошибочно различал многочисленные стили искусства различных индейских народов. Прослышав о грабительских раскопках в Лос-Ремедиос, он тотчас же отправился туда. Ему было достаточно одного взгляда, чтобы сразу же оценить огромное научное значение вновь найденного древнего могильника.

Можно было смело сказать, что на археологических памятниках Центральной Мексики ни разу не встречалось еще такого разнообразного и выразительного материала. Но судьба приготовила Коваррубиасу еще один приятный сюрприз. Уже в первый же свой визит к холму он купил у местных рабочих замечательную статуэтку из гладкого зеленоватого камня. Она как две капли воды походила на изделия ольмекских мастеров Ла Венты. Что это — ловкая подделка или еще одно неразрывное звено в цепи столь нужных ему доказательств? С легкой руки Коваррубиаса древнее кладбище в в Лос-Ремедиос получило вскоре новое, более романтическое название — Тлатилько, что означает на языке индейцев-нахуа «Место, где спрятаны вещи».

И поскольку этот уникальный памятник старины таял буквально на глазах, Мигель добился в соответствующих инстанциях разрешения вести там археологические раскопки. Начиная с 1941 года в Тлатилько было открыто и изучено учеными около 340 погребений. Не менее 1000 могил разрушили и разграбили за этот же срок рабочие-кладоискатели. Все это привело к тому, что сейчас от знаменитого холма Лос-Ремедиос осталось лишь одно название: за прошедшие тридцать лет его буквально стерли с лица земли. Правда, значительная часть богатейших находок из Тлатилько успела попасть по назначению — в руки археологов и специалистов. Эти вещи неизмеримо расширили и уточнили наши представления о культуре племен долины Мехико в архаическую эпоху. И здесь выявился один поразительный факт. Среди изделий, характерных для местной земледельческой культуры, были отчетливо заметны какие-то инородные влияния. Коваррубиас не ошибся. Помимо его серпентиновой статуэтки, в Тлатилько нашли еще две глиняных, ольмекских, выкрашенных в белый цвет фигурки в виде пухлых младенцев со вздернутой, как у рычащего ягуара, верхней губой. Менее определенно, хотя и довольно часто, проявлялось влияние ольмеков и в керамике могильника. Некоторые формы местной посуды (бутыли и чаши) и ее орнаментация (резные рисунки в виде лапы ягуара, птичьего крыла и пернатой змеи) отдаленно походили на изделия гончаров Ла Венты и Трес-Сапотес. Но в целом спорить не приходилось. Тот факт, что ольмекские вещи были представлены в чисто архаическом памятнике долины Мехико, красноречивее всяких слов доказывал глубокую древность самой культуры ольмеков. «Ольмекская цивилизация (курсив мой. — В. Г.), — заявил Мигель Коваррубиас, — существовала в то же самое время, что и Тлатилько, то есть имела архаический возраст». Оставалось выяснить только границы самой архаической эпохи и время существования Тлатилько.

Большинство посторонних людей ищет в археологии ту самую романтику, которую у них ежедневно, ежечасно отнимает современная городская цивилизация. Они с легким сердцем отправляются в далекие, а порой и не совсем безопасные археологические экспедиции, чтобы испытать на себе прелести походной жизни, спать в палатке на лоне природы, познать радость удивительных открытий, пережить ни с чем не сравнимое чувство приобщения к давно забытым страницам прошлого. После одной или двух таких поездок эти искатели приключений вполне искренне считают себя «ветеранами лопаты», «экспедиционными волками» и по меньшей мере «знатоками основ археологии». Им и невдомек, что они видели лишь внешнюю и притом далеко не главную сторону профессии археолога. За пышным фасадом призрачной романтики и походно-бивуачной жизни не всем и не всегда удается разглядеть другие, куда более важные вещи. Весь парадокс в том и состоит, что львиную долю времени и сил археолог тратит на обработку и осмысление своих находок, сидя в лабораториях или за письменным столом. И надо сказать, что неожиданные находки и открытия случаются здесь неизмеримо чаще, чем в полевых условиях.

У каждой профессии есть какая-то особенно характерная черта или, как иногда говорят, «свой пунктик». Пожарник повсюду следит за соблюдением правил осторожного обращения с огнем. Медик изо всех сил насаждает вокруг себя чистоту и стерильность. Археолог же с завидным постоянством стремится «привязать» попавшую ему в руки древнюю вещь к определенному времени. Вопросы хронологии, точный возраст той или иной находки стали для него главным условием, обеспечивающим успех всей дальнейшей работы. И в этом нет ничего удивительного. Никакая «машина времени» не сможет умчать вас в глубь веков по широким дорогам инков, майя или римлян, если не видно по обочинам привычных верстовых столбов. В противном случае трудно сказать, где находится сейчас ваша волшебная колесница, сколько километров в глубины истории успела она проехать.

Каждый предмет, каждая вещь должны иметь свой «паспорт», отвечающий на вопросы «откуда» происходит данная находка и «к какому времени» она относится. Но чтобы заполнить соответствующие параграфы этого своеобразного документа, нужно потратить немало времени и сил.

В археологической практике различают хронологию относительную и абсолютную. Первая из них призвана определить последовательность бытования тех или иных находок, то есть решить, что было раньше и что позднее. Вторая прямо устанавливает более или менее точный возраст предмета. Относительная хронология основана прежде всего на стратиграфии,[5] то есть на последовательности залегания слоев земли, содержащих следы былой деятельности человека. Толстый слой мусора на месте древних поселений напоминает собой слоеный пирог, который вместо ножа разрезают лопаты археологов. Чем ниже находится в толще земли та или иная вещь, тем она, следовательно, старше по возрасту. Другой, чисто археологический метод, использующийся для этих целей, — типология, или составление последовательных рядов, отражающих развитие определенных типов вещей во времени и пространстве, от самых простых до самых сложных форм. Именно на этих двух методах — стратиграфии и типологии — и, в частности, на изменениях в стилях керамики и статуэток, основаны все существующие ныне схемы развития архаических памятников древней Мексики. Как правило, архаическую эпоху ученые разделяют еще на три этапа: ранний, средний и поздний.