Случай на станции Скалба - Сергей Иванов

- Значит испугался смельчак? - спокойно поинтересовалась Алена.

- Да испугался. А ты думала я испугаюсь сказать, что я испугался.

Хорошо. Выходит пусть маши Селезневы продолжают хапошничать? Извините!

Тем более Солдат-Юдин принес в принципе очень спокойную информацию. Хмырь этот который выследил Славку сидел круглый день за маленьким столиком под яблоней и, что то строчил. Тут Юдин с особой гордостью вынул обрывок страницы на котором корявым и в то же время понятным почерком было написано: «…связи с этим задача их изучения состоит не в том, чтобы ограничиться распределением соответствующих синтаксических явлении по классификационным схемам, а в том, чтобы путем анализа данных…»

Текст показался Алене удивительно каким то не страшным, заумным, доходяжным. Было вообще непонятно кого может интересовать подобная чушь. Вдобавок Солдат сказал, что тот перед маленькой дочерью пляшет, что его жена пилит как будто он какой-нибудь алкаш.

- Ну видал ты Демин, чтобы такие приносили вред?

- Я много чего видал! - ответил Демин. - Зачем нам этот пистоль? У меня лично и кулаки отлично работают.

- У тебя голова неотлично работает! - Она подождала посмеет ли Демин, что-нибудь произнести. Не посмел. - Ну так вот. Сообщи своему дружку Славику, что я вас жду завтра утром к десяти С пистолем. - И она захлопнула калитку.

Теперь припоминая это все она лежала в постели и слушала как за стеной родители ловят какого-то занудного философа сквозь шум и треск радиопомех. Это делалось тоже не просто так. Родители объясняли какому-то там гостю: «Мы теперь стали любить звук мессы. Понимаете? Не смысл произносимого а самый звук. И потом орган… Замечательно! По Голосу Ватикана» Сейчас они ее именно и ловили эту мессу. Надо же такой дурью заниматься! А ведь полгода назад Алена тоже могла бы…

Прав сто и тысячу раз прав дядька. Надо заниматься натуральными делами. Месть справедливость - вот, что натурально!

И власть. Этого тоже хотела Алена. Вернее не тоже, а именно этого!

То есть как извините? Значит, пусть общество выдры Селезневой остается?

Да. Пусть остается. Но только для того, чтобы однажды к ним явилась неизвестная мстительница в маске, взвела курок. Как говорится «винтовка рождает власть»! И тогда паролем станет фраза: «К Леоновой Алене идешь?»

А потом маску можно снять. И тогда они поймут, на ком джинсы действительно сидят как влитые и у кого действительно выразительные глаза.

Но сперва она конечно поиздевается хорошо. Она им отомстит. Она их «пощиплет» немножко. Ничего не убудет. Девочек естественно. Мальчишки не должны ее потом ненавидеть. Мальчишки должны ею восхищаться. Нельзя унижать их силу и смелость.

Лежала Алена, мечтала. В окне сияла высокая уже почти белая луна. А всего в нескольких километрах от нее капитан милиции Люба Марьина тоже смотрела на луну, висевшую в окне Люба думала о том, какой бы телепатией передать тем ребятам у которых оружие, что благородные разбойники, если судить по результатам, те же самые разбойники, рано или поздно грим неминуемо сходит!

Проснулась Люба какая-то особенно боевая. И если бы ей сейчас потребовалось сквозь стену пройти она бы немедленно прошла. Отдернула занавеску. Господи! Как же быстро все изменилось в природе! За чистым закатистым и звездным вечером за лунной ночью пришло утро с дождем - непроглядным и таким осенним, что сразу сердце заныло и забилось.

Под окном мокла грядка клубники. Лакированные листья ее вздрагивали. Казалось клубника никак не может устроиться на этом холодном дожде.

И сразу она вспомнила Николая Егорыча какой он вчера был насупленный как все ежился чего-то. Кругом солнце жара а рана его уже ныла. Он по шутил однажды: «Та пуля меня экстрасенсом сделала…»

Люба надела резиновые сапоги надела военный плащ-накидку. Эх проклятая собачья ты работа сыщицкая! Однако пошла. Через первые две лужи переступила словно не хотелось грязнить сапоги. А в третью шагнула уже не думая больше о таких мелочах Смирившись. Лужи были коричневые глиняные. Дорога скользкая уезжала из под ног. И опять Любе вспомнился Зубов изречение его «Тяжела ты шапка Мономаха, а, что поделаешь - носить то надо!»

Она поднялась на крыльцо действительно довольно-таки деревенского домика увидела на двери медную табличку - вещь конечно редкую для сельской местности. На табличке значилось «Ковалев Игорь Адольфович, музыкант». Надо же!

Люба Марьина не знала, что житель этого дома гражданин лет пятидесяти пяти уже долгое и долгое время являлся певцом хора. Причем недурного хора, одного из более или менее центральных, каких впрочем немало у нас в столице, а тем более в стране.

Игорь Адольфович очень уважал большую прочность своего хора и большую прочность своего положения в хоре. Он происходил из простой семьи и на самом деле его отчество было не Адольфович а Ардальонович. Но когда-то лет тридцать с гаком тому назад оно казалось Игорю Адольфовичу излишне простоватым. И когда представилась возможность он это отчество заменил. Никаких родственников у него не осталось никто и ни в чем уличить его не мог и Адольфович стало единственной правдой его существования.

Лишь от одного он никак не мог отделаться ощущения - от чувства радости которое его преследовало по утрам, что все работают, а он поет. Прочувствовав это в очередной раз он действительно начинал обычно напевать, что-то своим приятным баритоном.

Люба взойдя на крыльцо сняла болоньевую косынку, которая конечно только называется непромокаемой. Да, подумала, прическа же у меня сейчас: «Я упала с самосвала тормозила головой « Хозяин распахнул перед Любой дверь заинтересованный симпатичной хотя и несколько растрепанной девушкой. Да и кто же подумал он с усмешкой в пятьдесят пять не интересуется симпатичными девушками? Люба поняла, Ковалев понятия не имел кто она такая - и представилась.

По тому напряжению, с которым Ковалев приветливо улыбнулся, стало ясно дело нечисто. Люба пришла сюда не напрасно, к сожалению. И тогда ничего не объясняя Люба шагнула к окошку и с одного взгляда увидела, что рама не открывается, что она именно прибита! А вдруг лезли не в это окно?

Она прямо повернулась к Ковалеву который еще продолжал мужественно сохранять остатки галантности. И глянув на него Люба поняла, что да в это окно. Именно в это. Значит мальчишка Значит она на верном пути «Взяла след!»

- Так почему же вы все-таки не заявили?

- Да собственно видите ли голубушка. - Он развел руками таким совершенно мхатовским жестом, что бы она не забывала с кем все-таки имеет дело (мы люди искусства с нами, что ни говори, связываться особенно не стоит!)

- Не совсем поняла вас. - И она почувствовала с неудовольствием, что отчасти поддалась на это тайное предупреждение.

Ковалев сразу принялся развивать инициативу.

- Ну видите ли, мне, солисту, как-то нелепо заявлять о двух банках клубничного варенья и старой джинсовой куртке.

- Вы ведь знаете почему я пришла сюда. Эти люди совершили преступление. Понимаете вы меру своей ответственности?

Ковалев ответил ей жалким затравленным взглядом.

- Где вы хранили оружие?

- В платяном шкафу.

И закрыл лицо руками - только лысина продолжала сверкать.

«Солдат-Юдин»… Выяснилось, что в Скалбе живет две семьи Юдиных. В родственных отношениях не состоят.

Из «представителей молодежи» в одной семье жила Вера Юдина четырех лет от роду. В другой Николай Юдин прошлой осенью призванный на Тихоокеанский военно-морской флот. Все остальные Юдины ни по возрасту ни по комплекции в пролезальщики через узкое окошко не годились. Плохо!

Но кстати абсолютно еще не факт, что Юдин человек залезший к Ковалеву и парнишка, которого она тогда встретила на станции («Мопед продал за сорок рублей») - все они одно и то же лицо.

Два дня она безуспешно копала где могла. На третий к ним вдруг пришел молодой и весьма субтильный гражданин который представился Турищевым Олегом Александровичем. Это был тот самый врач, что осматривал руку. Так Люба узнала имя и фамилию мальчишки с револьвером Соловьев Слава.

- Когда же он был у вас, этот юноша? - спросил Николай Егорович.

- Да наверное с неделю.

Оказалось он занимался частным расследованием. Горе! Зачем только люди читают детективные романы?!

Однако как ни странно детективный доктор сделал все довольно толково. Родители Соловьева уехали на юг, координат при этом не оставив. Все таки Турищев сумел узнать от соседей, что мальчишка сейчас где-то на Скалбе. Приехал, ткнулся в три-четыре дома, понял полную тщетность своего дальнейшего «расследования», обратился наконец в милицию.

- Слава тебе господи! - Зубов мотнул головой. По причине худой погоды у него и настроение и самочувствие были никудышными. - Но как же все-таки неделю то а?