Темные игры – 2 - Виктор Точинов

Надо протянуть руку, открыть дверцу, – и убедиться, что все так и обстоит. Но Паша не мог. Не мог себя заставить. Он и без того был уверен.

И в самом деле: ну кто же потащит труп под мышкой – солнечным июньским днем и по людным улицам? Случайный вор-домушник, решивший заработать шантажом?

Ерунда.

То есть не всё ерунда – и вор, и шантаж более чем вероятны. Но к чему прогулки с трупом? Достаточно сделать несколько фотоснимков и переложить труп – что бы хозяин сего предмета сразу понял, что к чему, чтобы впал в панику, чтобы за день-другой дошел до нужной кондиции, до готовности расстаться с деньгами.

Конечно, «на дело» домушники с фотоаппаратами не ходят. Им фотолетопись своих подвигов ни к чему. Но беда в том, что Пашина «мыльница» с недощелканной пленкой лежала не то чтобы совсем на виду, но в бельевом шкафу, за стопкой белья – привычка с тех времен, когда от годовалого Паши-младшего приходилось прятать ценные хрупкие вещи... Именно в таких местах, как было известно Шикунову из детективов, квартирные воры первым делом ищут деньги и драгоценности...

... Он протянул руку. Дрожащие пальцы коснулись белой пластмассы, показавшейся отчего-то невероятно холодной. Коснулись – и тут же отдернулись. Открыть холодильник Паша не смог.

Вместо этого отправился в большую комнату, к шкафу. Долго шарил в нужной полке – справа, слева, посередине – разозлился и вывалил все белье на пол.

«Мыльница» не нашлась.

Версия с домушником обрела реальность. Или?..

Он вернулся на кухню, отхлебнул еще коньяка. Закончил мысль:

Или фотоаппарат забрала в свой последний приход Лариса. Шикунов, хоть убей, не мог вспомнить, что именно она в субботу укладывала в две большие сумки. Смотрел тогда и не видел. До того ли было, когда в ванне валялась Лющенко?

Позвонить, спросить?

А если все-таки труп переложила она? Или ее мать?

Паша вновь долгим глотком приложился к горлышку бутылки. Хорошая штука, из горла и без закуси идет за милую душу... Внутри опять потеплело. Используя недолгий миг коньячной решимости, Шикунов резко распахнул дверцу.

Трупа в холодильнике не было.

4.

Он сидел на табуретке, заворожено уставившись в белое нутро «Индезита».

Если Лющенко сюда не запихивали, то кто и зачем вынул полки? Может, попытались впихнуть – но не получилось? Может, трупное окоченение длится дольше, чем смутно помнилось из прочитанных детективов Паше?

Возможно, возможно...

Но есть и другой вариант. Когда Шикунов лихорадочно метался по квартире, собираясь в Александровскую, – у него ведь гвоздем в голове засела мысль о процессе разложения и о сопровождающем сей процесс запахе. И Паша настойчиво искал способ, как избегнуть и того, и другого.

Запихать труп в холодильник – мысль вполне логичная при таких исходных данных. Допустим, к ее исполнению Паша и приступил, вытащив полки. Но потом остановился на более эстетичном и гигиеничном варианте (продукты из холодильника, приютившего Лющенко, в глотку потом все равно бы не полезли). Однако именно холодильник натолкнул Шикунова на мысль воспользоваться льдом, изобильно наросшим в морозилке опять барахлящего ЗИЛа.

Логично. Здраво.

Но есть маленький нюанс. Паша абсолютно не помнил подобный ход своих рассуждений. Более того, извлечение полок из «Индезита» в его памяти никак не отложилось. Смутно вспоминалось, как лед сыпался из большой миски в ванну – но каким образом Шикунов пришел к такому решению, он теперь понятия не имел.

Плохи дела. Провалы в памяти – признак тревожный. Этак панические мысли о собственном сумасшествии, накатившие при виде опустевшей ванны, могут сбыться. Попробуем еще раз...

Он попробовал – медленно, шаг за шагом, восстанавливал последовательность своих действий в воскресное утро. Не помогло. Как сыпал лед в воду – помнил. Откуда его взял – нет.

Отчего-то Паша всегда считал, что может лишиться руки или ноги – мало ли в жизни случайностей – но уж мозг-то ему не откажет. Мозг – память, логика, эмоции – казался чем-то вечным, данным раз и навсегда, и должным до конца пребывать в неизменном виде... Сумасшествие – для других. Не для него. Оно реально, оно случается, – но никогда не случится с Пашей Шикуновым. Как, впрочем, и рак, и СПИД...

Теперь уверенность поколебалась.

Какой еще фрагмент мог напрочь выпасть из воспоминаний? Может, способ с высыпанным в воду льдом вдруг показался Паше для суточного отсутствия не слишком действенным? Может, он выудил тело, герметично запаял в пластиковый мешок и куда-нибудь запрятал? И обо всем напрочь забыл?

Он застонал и долгим глотком прикончил «Арарат». Так рассуждая, можно дойти до чего угодно. Возможен самый смелый полет фантазии. Без каких-либо ограничений.

Например, Шикунов за ночь изобрел и построил из подручных радиодеталей какой-нибудь дематериализатор органической материи. Распылил паскудницу Лющенко на молекулы-атомы, вновь разобрал агрегат на запчасти, – и обо всем благополучно позабыл. Бред. Бред Киркоровской кобылы...

Надо действовать спокойно и последовательно. Принять постулат, что труп квартиру не покидал. Обыскать всё – и тело где-нибудь да обнаружится. И тогда можно будет логично поразмыслить – как оно туда попало. Виноваты ли провалы в Пашиной памяти, или сыщется более конкретный и осязаемый виновник? Разберемся.

Итак, приступим.

ГЛАВА VIII. ЧТО ИМЕЕМ – НЕ ХРАНИМ, ПОТЕРЯВШИ – ПЛАЧЕМ

Тело бабки обнаруживается рядом, в соседней комнате... Строго говоря, бабка и там и здесь одновременно – тело в комнате, зато голова уже в прихожей, почти под умывальником.

1.

Лющенко и после смерти осталась редкостной гнидой. Упорно не желала обнаруживаться.

Нигде.

Под ванной ее не было. И в самодельном фанерном шкафу, прикрывавшем трубы в туалете, не было. И на антресолях тоже.

Больше в санузле и прихожей мест, способных укрыть труп, не оказалось. Но Паша, верный своему решению обыскивать всё, ничего не пропуская, заглянул даже в длинную низкую тумбочку для обуви. Даже порылся в груде свисавшей с вешалки одежды – вдруг да нашелся искусник, как-то прикрепил к стене Лющенко и задрапировал пальто-куртками?

Не нашлось таких умельцев.

Шикунов отправился в маленькую комнату, считавшуюся у них «детской». Начал с балкона. Заклеенную на зиму дверь пришлось с хрустом отдирать – хотя холода давным-давно миновали, руки за семейными баталиями не доходили. Только когда под ногами загрохотали пустые стеклянные банки, в изобилии заполнявшие балкон, – Паша сообразил, какой он идиот.

Дверь была заклеена! Пожелтевшая бумага, окаменевший клей... Но для очистки совести Шикунов осмотрел-таки балкон весьма дотошно. Как и следовало ожидать, безрезультатно.

Вернулся в детскую, стал искать там, – со странным двойственным чувством. С одной стороны, отыскать Лющенко жизненно необходимо. С другой стороны не хотелось, чтобы она – мокрая и разлагающаяся – обнаружилась именно здесь.

Не хотел, чтобы она нашлась под двухъярусной кроватью, на которой совсем недавно спали Натусик и Пашка-младший (и, надеялся Паша, еще будут спать!); или в шкафу – где две полки до сих пор занимали их игрушки, пока не вывезенные Ларисой (как же там, у тещи, засыпает Натусик без своего любимого Хыськи?); даже просто на паркетном полу, по которому ступали детские ножки, гниде Лющенко делать нечего.

Паша и прежде – когда Лариса ушла с детьми, а гнида еще была жива-здорова, не пускал Лющенко в детскую. Ну, не то чтобы повесил замок, но... Но как-то так получалось, что они курсировали лишь между прихожей и спальней. В детскую не заходили...

Подспудное желание сбылось. Трупа в детской не было. И Паша не понял – хорошо это или плохо.

2.

Вторая и последняя комната была больше площадью и куда гуще заставлена мебелью (Лариса всегда говорила, что для детской надо много воздуха и света). Соответственно, и мест, куда можно спрятать труп, – значительно больше.

Шикунов, собирая рубашкой пыль, вылез из-под шкафа. Хранившиеся там коробки отнюдь не маскировали тело Лющенко. Зато, выползая – когда лицо оказалось в считанных сантиметрах от паркета – он увидел...

Паша и сам поначалу не понял, что он увидел. Едва заметное, чуть белесоватое пятно на темном дереве. Довольно большое. Он скользнул по пятну равнодушным взглядом, змееобразными движениями выскальзывая из-под нависшего предмета меблировки.

Потом как обожгло: именно такие следы оставались на паркете от влаги!

Но старым это пятно быть не могло никоим образом. Четыре дня назад Паша тщательно натер паркет мастикой – реализуя мысль навести идеальный порядок, а уж после звать Ларису и детей обратно...

Так-так...

Склонившись к полу, словно вынюхивающая дичь собака, Шикунов продолжил свои изыскания. И увидел второе пятно, точь-в-точь такое же, едва различимое, – на расстоянии человеческого шага. Потом третье. Потом четвертое. Следы вели в прихожую.