На самом деле - Мария Чепурина

Он выбрал самый простой и самый доступный из рецептов.

Весь день в субботу Боря изучал фотоснимки старинных автографов, закрыв рукой перевод, а потом сводил их при помощи кальки. Только теперь он увидел, сколько ошибок было в первой подделке! Только студентка могла их не заметить. Но теперь Новгородцев сделает все как надо.

Стараясь постичь скорописные буквы не только головой, но и сердцем, Борис обнаружил, что почерки времени первых Романовых более страстные, острые, резкие, нежели автографы восемнадцатого столетия: есть в них какая-то живость, свобода, восточный мотив. Тексты, созданные в послепетровскую эпоху, как будто писали отличницы — ровно, зажато и скучно. Округлые линии, горизонтальные росчерки: тексты эпох, когда правили немцы и женщины, напоминали Борису витрины с рядами оправ. Или толпы очкариков. «В век патриархов народ был свободным, чистым и настоящим! — подумал он, увидев в характерах почерков подтверждение своим славянофильским идеям. — А в век чинов, париков, Табели о рангах и обезьяньего подражания европейцам люди превратились в рабов с точки зрения не только историка, но и графолога».

В воскресенье с утра Новгородцев поехал на городскую окраину, где в сквере, как он слышал, росли дубы. Борис отыскал их с трудом — он плохо разбирался в породах деревьев. Вот только вожделенные чернильные орешки висели слишком высоко, чтобы их можно было сорвать просто так. Сделав безуспешную попытку влезть на дуб, студент решил, во-первых, заниматься физкультурой, чтобы быть готовым к Третьей мировой, а, во-вторых, поискать орешки на земле. Поползав под деревьями, он, к счастью, действительно отыскал несколько листьев, пораженных патологическими, с точки зрения ботаники, но полезными для писаря наростами: немного, но достаточно для решения поставленной задачи — служить для закрепления пигмента.

По пути домой Борис завернул на помойку возле родного детского садика.

— Ты рылся в мусоре! — воскликнула мама, едва он переступил порог квартиры. — Я видела в окно! Что происходит?!

Новгородцев счел за лучшее ответить правду. Сообщил, что ставит исторические опыты по палеографии. Со свалки он принес кусок железяки. Окислившись в квасе, она и должна дать пигмент.

Итак, момент настал. Борис, помолившись и осенив себя крестным знамением, приступил к работе. Кое-как растолок дубовые орешки, добавил квасу, сунул в него железяку — пусть стоит до вечера. Конечно, древний русич выждал бы день-другой, но Новгородцев должен был спешить.

Чтобы как-нибудь отвлечься, пока настаиваются чернила, и добыть себе перо, Борис пошел во двор — ловить ворон. Вороны не ловились. Он гонялся за ними несколько часов. Нашел труп замученного кошкой голубя, но выдернуть перо из мертвой птицы побрезговал: «А, ладно, напишу письмо металлическим пером! Никто не заметит».

До полудня он читал про скоропись. Вновь и вновь просматривал подлинник, который позаимствовал в архиве. Надо было максимально подделать манеру письма Прошки на случай, если вдруг сохранились и другие им написанные документы. Снова взяв кальку, Боря, словно первоклассник, переводил Прошкины буквы: «Ю», похожее на «мышку» от компьютера, «Ы» в виде кочерги, «Т» вроде рыболовного крючка, «А» наподобие ходули или костыля. Копировал ерики и каморы, делал взметы, тщательно прописывал лежащие над сточкой выносные буквы.

Как и полагается фальсификаторам, к изготовлению поддельного текста он приступил в первом часу ночи (на самом деле, ждал, когда чернила настоятся). Мысленно прося прощения у всех тех, кого обманывал, Борис с волнением обмакнул перо в жидкость и на грязном черновом листочке прописал большую «ять». Похоже, получилось! Чернила были бурыми, как им и положено. Борис вздохнул и вывел на бумаге букву «Г». Потом добавил «Д» старинным почерком. «Р» с длинным хвостиком, загнувшимся назад. «Н». «Малый юс». Над строчкой — буква «С» вниз рожками и с точкой посредине: это называется «глазком». Получилось «Государыня».

Писал он два часа. Потом достал песочек с детской игровой площадки, взятый нынче утром между делом, и посыпал свой шедевр. Ну, кажется, неплохо.

Остается самое последнее и самое преступное — испортить подлинник. Борис взмолился Богу о прощении. Оправдался мысленно пред Ним, собой, коллегами: письмо от Прошки — не такое уж и важное, печать с него — сущая мелочь. Боря взял кусочек полимерной глины, купленной в магазине для художников, размял, с усилием приложил к кружочку сургуча. Печать готова. Чтобы глина затвердела, он нагрел ее в микроволновке. После этого содрал сургуч с письма, расплавил в ложке с помощью того же чуда техники и капнул на подделку, на которой заранее сделал сгибы так, словно письмо было некогда запечатано. Поставил штамп.

Ну, все. Не отличишь.

Теперь надо выспаться.

Утром Боря пришел в архив раньше обычного, положил поддельное письмо в обложку дела номер двадцать девять и поставил на место, стараясь не думать о том, что он делает.

Когда он вернулся, Марина уже была в комнате. Она ни о чем его не спросила, просто торопливо запихнула что-то пестрое в пакет и застегнулась.

Борису показалось, что девушка ведет себя как-то странно. Она словно смущалась. Марина была суетливей обычного, смотрела испуганно, взволнованно и робко. Может быть, у нее проблемы в личной жизни? Спрашивать о таких вещах было неловко. Как воспитанный человек, Новгородцев решил снова сделать вид, будто ничего не замечает.

Марина молчала, и Боря молчал вместе с ней. От неловкости студенты активно взялись за работу. Для того чтобы найти все заказы, у них ушло не более тридцати минут. При этом Марина все время пыталась достать что-то с самого верха, но Боря, будучи джентльменом, разумеется, не мог ей этого позволить и, вежливо отстраняя, лазал на самые дальние полки. Девушка непонятно почему на это сердилась. Наконец ей все же удалось взобраться по лесенке, чтобы снять какую-то папку, пока Борис был в другом конце комнаты. Он заметил, как край халатика лезет наверх, норовя обнаружить нескромное. Новгородцев ждал, что под халатиком появится юбка, но юбка не появлялась. «Наверное, зацепилась где-то», — подумал Боря и зажмурился. Тоже как джентльмен.

Приблизительно еще с полчаса Борис и Марина занимались сверкой фондов. Боря путался, был страшно напряжен, все время думал о подделанном им письме.

— Пойду вымою руки, — объявил он в конце концов.

Новгородцев дошел до туалета, где висела строгая табличка: «Для сотрудников! Служебный! Не входить». Побрызгал на себя водой, полил на голову. Стало немного легче.

По пути обратно Новгородцев заглянул в читальный зал. Все столы были заняты — на них лежали папки. Что же до историков, то они, собравшись в кучу, глядели в документы: что именно там лежало, пояснять не требовалось. Боря снова отогнал дурные мысли. Он пришел смотреть не на ученых. Девушка, объект его мечтаний, в этот раз надела клетчатые брюки и длинную мягкую кофту. Борис подумал, что, наверное, у этой кофты существует свое специальное название, которое ему неизвестно, и первый раз в жизни захотел узнать, как называется женская шмотка. Немного полюбовавшись — не на кофту, а на девушку, разумеется, — Новгородцев снова отправился в царство черной пыли.

Там он допустил большую ошибку. Хотел снять напряжение болтовней, но не нашел ничего лучшего, как ляпнуть:

— Заглянул в читалку. Там наро-оду!

— Что им надо?

— Прошкино письмо изучают!

Марина взорвалась:

— Ах, так! Читают твою липу? Значит, все-таки ты ее сделал! Боря! Ты слепил фальшивку! Мы сидим и ждем, когда нас уличат, так? Что за… — Девушка осеклась, не в силах подобрать нужного слова.

— Нет, не уличат. Я все сделал правильно. И чернила по старинному рецепту, и печать.

— Неужели ты думаешь, что ученые не сумеют распознать, что письмо поддельное!? Они заберут листок в лабораторию! Я в субботу специально узнавала: есть специальные методы, можно установить дату по органическим процессам в чернилах, по тому, насколько они высохли. В конце концов, ты, что, не слышал выражения «радиоуглеродный анализ»?!

— Слышал.

Боря сел. Про радиоуглеродный анализ он, конечно, знал, но ведь это дорого и долго. А по органическим процессам… Квас, орешки… Они с течением времени… Нет, об этом Боря не подумал!

Он-то ведь надеялся, что документ признают подлинным, но не достоверным! Даже если кто-то и поверит в то, что Петра Первого могли похитить англичане, единственный источник не в состоянии наделать большого шума. Ученые посмеются над этим и забудут, посчитают злополучное письмо шуткой Прошки или Заозёрских. А выходит, что подделку могут взять в лабораторию сегодня же, и завтра станет понятно, что письмо липовое? И тогда начнется следствие.

— Именно так! А ты что думал? — девушка как будто прочитала его мысли.