Напиши мне ответ - Николай Федоров
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Почему-то я чувствовал: парень говорит неверно, но не знал, что возразить. Раньше я никогда не задумывался об этом. Действительно, ни я и никто из моих знакомых ребят не мечтал стать маляром. Тогда я сказал:
— А мы из-за вас в поход не пошли.
— Из-за меня? — удивился парень. — Не понял. Я в бюро экскурсий и путешествий не работаю.
Тогда мы с Генкой все ему рассказали.
— Сочувствую вам, гуси-лебеди. Но что делать. Ясли эти, скажу вам, какие-то невезучие. Мы сюда первый раз месяц назад пришли. И только начали — вдруг нас на другой объект перебрасывают. Еще более срочный. Теперь второй раз пришли. И пошло, поехало… Кто в отпуск, кто замуж, кому экзамены сдавать. В результате я один остался как перст. Насос покачать некому, какая уж тут работа.
Мы с Генкой переглянулись — и сразу поняли друг друга.
— Люди будут, — сказал я.
— Серьезно? И много?
— Много, — сказал Генка. — Целый класс. У нас завтра последний день занятий. Как придем всем классом, как возьмемся…
— И через два дня тут камня на камне не останется, — сказал парень. — Не фантазируйте, молодежь. Знаю я вас, сам пацаном был. Да и не разрешит никто. У меня ведь начальство есть, я ведь не маляр-одиночка. А вот, кстати, начальство идет.
Действительно, хлопнула дверь, и в помещение вкатился маленький толстый человечек в новеньком синем ватнике. Нет, он, конечно, не въехал на мотоцикле или велосипеде, но его короткие ножки переступали так стремительно, будто крутились, и мне показалось, что он сейчас врежется в стену. Но человечек успел остановиться посреди комнаты, и послышалось что-то вроде «пф-ф». Ну, точно как автобус, когда он к остановке подъезжает и открывает двери.
— Сидишь, мыслитель, — сказал он, уставившись на парня. — Предаешься, так сказать, медитации. О смысле жизни рассуждаешь. А работа, разумеется, не волк. В лес не убежит. Ну, скажи мне, Терехин: сколько можно к твоему сознанию апеллировать?
С этими словами человечек достал из кармана большой, с редкими зубьями гребень и, сняв шапку, причесал затылок. На макушке у него волос не было.
— Да вы не нервничайте, Семен Михайлович, — сказал парень. — Сделаем помаленьку. Вы же знаете, я один. Не разорваться же мне.
— Вижу я, как ты тут разрываешься. А вам, абитуриенты, что здесь надо? — Прораб кивнул в нашу сторону. — Давайте-ка на свежий воздух.
Снова послышалось «пф-ф», и человечек исчез за дверью.
— Видали, — сказал Терехин. — А вы говорите: всем классом.
Решение
— Надо действовать, — сказал Генка, когда мы вышли из яслей. — Не все еще потеряно. Предлагаю сначала сходить к Саньке.
Санька нас выслушал, потом снял очки, протер их специальной замшевой тряпочкой и сказал:
— А что, это идея. Правда, у нас нет никакой квалификации. А любое дело требует определенных знаний. Взять хотя бы звездное небо…
— Короче, профессор, — перебил Генка, — что ты предлагаешь?
— Надо с ребятами посоветоваться. Лично я думаю, что если всем вместе взяться, то, может быть… Не уменьем, так сказать, а числом. В конце концов, подсобная сила из нас должна получиться. Кстати, нас туда пустят? Вы договорились?
— Ну, Терехин, я думаю, разрешит, — сказал Генка. — Он парень ничего, свой. Вот с прорабом надо что-то придумать.
— А что он за человек, прораб этот?
— Да такой кругленький, в синем ватничке бегает. Мы с Серегой его синей тучкой прозвали. Слова непонятные говорить любит. Нас какими-то абитуриентами обозвал. И еще чего-то говорил по-гречески или по-японски, кто его знает.
— В слове «абитуриент» обидного ничего нет, — сказал Санька. — Это всего-навсего выпускник школы. Но у меня, кажется, есть идея, как к этой вашей тучке подобрать ключик. Значит, говорите, слова иностранные любит. — Санька полез в шкаф и достал оттуда какую-то толстенную книгу.
— Ну, думай, философ, — сказал Генка. — А завтра в школе решим окончательно.
На следующий день перед уроком мы рассказали ребятам о наших похождениях и о том, какая у нас созрела идея. Ребята снова воспрянули духом. Конечно, еще не было известно, как все получится, но появилась надежда. И только всегда сомневающийся Мишка сказал:
— Идея неплохая. Но кто нам разрешит там работать? Если б у нас какая-нибудь справка была или направление, тогда другое дело.
— Это от нас зависит, — сказал я. — Прежде всего, нужна железная дисциплина. Поэтому будем считать, что поход начался. Мы — отряд. С командиром и комиссаром. И еще. Предлагаю Татьяне Андреевне пока ничего не говорить. Сделаем ей сюрприз.
Ребята согласились. Сбор назначили на девять часов утра около яслей. Форма одежды — рабочая.
Игнорация нон аргументам
Утром следующего дня наш класс в полном составе вступил в ясли. Ничего не понимающий Терехин молча смотрел, как ребята вливаются в комнату. Наконец он сказал:
— Это что за демонстрация трудящихся?
— Вот, пришли помогать, — сказал Генка. — Как и договаривались.
— Договаривались?! Разве мы о чем-нибудь договаривались?
— Конечно. Помните, вчера вы еще сказали, что, если б прораб разрешил, тогда другое дело.
— Да? Может быть. Но прораб-то не разрешит, это я вам точно говорю.
— Ничего, это мы берем на себя, — сказал Санька, у которого, видимо, созрела какая-то идея.
— Ну, голуби, вы меня удивили. Я думал — ну, поболтали вчера о том, о сем. А вы… Охота вам тут пыль глотать. У вас же каникулы начались.
— Каникулы большие, — сказал Генка. — Успеем нагуляться. Командуйте. Мы готовы.
Терехин стоял в растерянности, не зная, что предпринять. Потом на его лице появилось какое-то веселое и бесшабашное выражение. Он сдвинул шапку на затылок и сказал:
— Эх, была не была! Ниже маляра не разжалуют. Значит, так, голуби. Для начала познакомимся. Меня зовут Олег. Ну, а вас так много, что я все равно сразу не запомню. Сегодня будем белить потолки. Вот насос, а это…
Но Олег не успел договорить, потому что в дверях раздался голос:
— Это что еще за симпозиум?
Никто не заметил, как на горизонте появилась синяя тучка. Прораб подлетел к Олегу и, размахивая руками, заговорил:
— Что здесь происходит, позвольте вас спросить? Международный конгресс строителей? День открытых дверей? Ну так двери открыты. Прошу экскурсантов очистить рабочую площадку. А с тобой, Терехин, мы поговорим.
— Не нервничайте, Семен Михайлович, — ответил Олег, ничуть не испугавшись такого натиска. — Это пионеры из соседней школы. Хотят нам помочь.
— Терехин, голубчик, ты соображаешь, что говоришь? Не хватало мне только, чтоб я детский труд использовал. Мало, по-твоему, на мою голову шишек сыпалось? — И он похлопал себя по лысине, хотя никаких шишек на ней не было видно.
— Да что вы, Семен Михайлович. При чем тут детский труд? Считайте, что у них производственная практика. К тому же добровольная, а не по программе.
— Дискуссии я устраивать не собираюсь, — каким-то другим, деревянным голосом сказал Семен Михайлович. — Я сказал «нет», и кончим на этом.
И вот тут-то Санька незаметно вышел вперед и тихо сказал:
— Семен Михайлович, игнорация нон аргументум.
Прораб на секунду замер, а брови его поползли вверх.
Казалось, он услыхал волшебные слова, которые превратят его сейчас в молодого богатыря.
— Как? Как ты, мальчик, сказал? Отрицание не есть аргумент? Прекрасное латинское изречение. И в устах такого юного человека! Даже не верится. Ты что же, языками интересуешься?
— Интересуюсь немного, — сказал Санька. — Я в кружок во Дворец пионеров хожу. Итальянский учу. Историю еще люблю.
— Это замечательно, — сказал Семен Михайлович и присел на ящик. Казалось, он совсем забыл, где находится и о чем тут только что говорили. — Я ведь тоже филологией до войны занимался. Два курса кончил. А вот после войны так и не продолжил. Строить надо было. Так в строителях и остался. А ведь преподаватели говорили, что у меня способности неплохие. Я, помнится, даже эсперанто учил. Язык такой есть искусственный. Его в конце прошлого века один польский ученый изобрел. Занятная вещь.
— Я знаю, — сказал Санька. — Нам в кружке рассказывали. Мы даже кусочек из «Медного всадника» на эсперанто учили. Хотите, прочту?
— Что за вопрос?! — Семен Михайлович даже подпрыгнул на своем ящике. — Конечно, хочу!
— Ми амос вин, ля Петре эро… — нараспев заговорил Санька, а прораб блаженно закрыл глаза и расплылся от удовольствия. Казалось, он сейчас замурлыкает.
Санька кончил читать, а Семен Михайлович еще несколько секунд неподвижно сидел и не открывал глаза. Потом встал, весело оглядел нас всех и сказал:
— Купили старика, ничего не скажешь. Со всеми потрохами. И это двенадцатилетний мальчик! — Он потрепал Саньку по голове. — Молодец, дружок. Хоть ты и большой хитрец, а все равно молодец! И я, честное слово, не жалею, что вы меня купили. Работайте! Разрешаю.