Рад, почти счастлив… - Ольга Покровская

– Не хочу, – сказал Иван и, подняв с земли свой велосипед, покатил по тропинке в сторону города. При этом он очень старался не вникать в содержание воплей, какими сопроводил его отъезд разочарованный парень в ботинках со сменным картриджем.

«Вот и Фолькер, – катя по бережку, думал он. – Надо у Кости спросить. Может, правда Фолькер?»

Костя зашёл через пару дней. Он был строг и собран, сказал «привет» и снял пальто. К чёрному колючему сукну «собачками» пристали снежинки. На миг в движении Костиных рук, вешавших пальто на крючок, мелькнуло сомнение.

– Давай-давай, проходи, не раздумывай, – подбодрил Иван. – Полчаса у тебя есть.

– Да, – согласился Костя. – Полчаса есть. И нам за полчаса надо будет решить один судьбоносный вопрос. Готовься.

С этими словами он прошёл на кухню и, сев у окна, положил ладони на стол. Его лицо было сосредоточено. Иван даже чаю не стал предлагать, опасаясь сбить его с толку.

– Я сразу к делу, ты не против? – заговорил Костя и, по возможности кратко, обрисовал другу «костры» и «льды» своего положения.

За время, что они не виделись, Женька несколько раз приводил Костю в дом брата. Фолькер запросто пустил новичка в свою музыкальную студию и хохотал от восторга, когда Костя экспромтом вписал в новую песню три удачных строфы. «Да это, (многоточие и ещё многоточие!), просто «Египетские ночи»!» – орал Фолькер, и Костя был тронут начитанностью интернет-монстра, странной в контексте его неформальной лексики.

– Ты понимаешь, – объяснял Костя. – У него всё есть – музыканты, студия, даже мотивчики кое-какие. И звук свой они придумали. А текстов нет. То есть, он может сказать, о чём песня, а когда пытается срифмовать – выходит убожество. Тут меня и понесло. Не знаю, может, от страху – но получился такой ясный, резкий текст! Тебе я его прочесть не решаюсь – ты мне так поверь. В общем, Фолькер обрадовался – он ведь импульсивный человек. Почитал ещё, что там у меня с собой было. «Всё, – говорит, – ты у нас чувствуешь время, будем с тобой сотрудничать. Для начала поработаешь спецкором. Женька – твой прямой начальник. Он даёт заказ – ты пишешь, он редактирует и размещает на сайтах. Кроме того, – говорит, – в случае необходимости будешь со мной летать по родине и комментировать происходящее в Интернете, на языке твоих больных ровесников».

– А происходящее – это что? – уточнил Иван.

– Не знаю, – мотнул головой Костя. – Он хочет с группой ездить – в поддержку сайтов. Проповедовать хочет. Чтоб попсовые дети включали мозги. Я вообще не думаю, что ему нужны мои тексты. Горячая кровь – вот что нужно! А как её применить – это уж он разберётся. Может, я дискотеки у него буду вести, по Сибири, под лозунгом «Здравствуй, совесть!»

Костя неспокойно вздохнул и умолк.

«Нет, всё-таки надо чаю!» – решил Иван и, встав, насыпал в заварочный чайник листьев и цветов минувшего лета.

– Мне странно, – говорил он Косте, пока закипала вода. – Человек, заработавший кучу денег, соблазнился утопией. Может быть, этот проект – подготовительный этап какого-нибудь бизнеса? Ты ж сам говорил, у него там всяческие он-лайн магазины? Может, действительно, хочет скупить пространство, раскрутить и так далее…

– Да нет! – перебил Костя. – Я ж тебе говорил – с головой у него плохо! Я его прямо спросил – зачем ему дались эти молодёжные сайты? Неужели он надеется, что кто-то там что-то увидит и рванёт оттаскивать друзей от наркотиков или там Достоевского читать? «Нет, – говорит, – чтобы рванул тупой – это нереально! Но отвоевать тех, у кого внутри что-то есть, можно!» Я ему возражаю, мол, Фолькер, это у тебя получится или сектантство, или отряд бой-скаутов! А он ржёт. «Ну и пусть, – говорит, – лишь бы растолкать человека!» Иван, ты понимаешь, у него серьёзные люди в штате. Психологов, между прочим, две штуки!

– А ботинки со сменным картриджем у него есть? – спросил Иван, ставя перед Костей чашку.

– Не знаю про картридж. С чего это ты взял? Но вообще у него целая комната ботинок. Он их коллекционирует. Когда он бывает в какой-нибудь стране или местности, обязательно вымажет подошвы пожирнее в грязи и потом уже её не смывает, бережёт даже. У него есть ботинки в красной глине, в белой глине, в тине какой-то, чёрте в чём. У него специальная для ботинок гардеробная – я видел. Наверно, пар пятьдесят. А ещё он стены коллекционирует – ну это я тебе рассказывал уже, да? Женька сказал, с ним из-за этих стен жена развелась.

– Наверно, не из-за стен, а по причине общего сумасшествия, – предположил Иван.

– Может быть, – согласился Костя. – Но мне это всё равно. Для меня есть реальная работа. И нам с тобой надо трезво разобрать минусы и плюсы моего шанса.

Иван взглянул на своего подопечного и заранее всем сердцем встал на сторону минусов.

– Минусы такие, – начал Костя. – Во-первых, я не буду свободен. Мотайся по всему свету, делай, что велят. Во-вторых – у меня не останется времени подумать о себе честно. В институт я тоже вряд ли подготовлюсь. Это минусы.

– Ну а плюсы? – спросил Иван, зная, что таковых не найдётся.

– А плюсы, что у меня будет масса знакомых, разнообразная жизнь, драйв. Видишь, летать куда-то придётся. Я ведь уже говорил тебе про опыт! И, кроме того, у меня будут деньги. Если я научусь талантливо работать – деньги будут. Тут, я думаю, он не обманет. А уж дальше – выше!

– По-моему, это не плюсы, – качнул головой Иван.

– Так вот я и хочу знать твоё мнение! – воскликнул Костя, – Правда ли, что большому кораблю нужно большое плавание? Я большой корабль – это точно. Я думаю, если знать секреты преобразования энергии, так на мне до Марса долететь можно! Но надо ли? Человек в большом плавании – как слон. Раздавил нечаянно сто лягушек – ах извините, я большой!

– А почему ты думаешь, что станешь давить лягушек?

– Потому что для самоконтроля нужно уединение и время! – крикнул Костя и, вскочив, зашагал по кухне. – Если я в гуще событий – я иду в разнос! Конечно, стану давить – всех, и тебя!

– Ну, так в чём дело? – сказал Иван, с трудом сдерживая улыбку. – Раз ты всё знаешь, неужели нельзя себя усмирить?

– Усмирить? – навис над столом Костя. – Ну конечно, только это и остаётся! На твоём божественном фоне ни черта нельзя предпринять! Всё начинает казаться тупой амбициозной суетой! Найти себе занятие – суета! Мир спасать – бред, суета и амбиции! Влюбиться – вообще подлость! Ты прививаешь мне вкус к бессмертию, а мне нужен вкус к жизни! Я молод! Понимаешь? Юн! Юн! Молод! Ты вообще задумывался, что я из себя представляю в свои годы? Не мечтаю ни о какой любви – подавай мне мудрость! А всяческого кайфа хотя и хочется, но при одной мысли уже тошнит, потому что я знаю бренность. А мне не надо знать! Мне жить и дрова ломать надо!

– Решил – иди, ломай! – спокойно сказал Иван.

– И пойду! – крикнул Костя. Впрочем, тут же утих и, вернувшись за стол, сделал первый глоток из своей остывающей чашки.

– Что это за гадость? – поморщился он. – Сахару хоть дай!

– Это не гадость, – возразил Иван. – Это правда о родине. Зверобой, ромашка, пустырник. Тебе полезно! – И подал ему сахарницу.

Костя разболтал в чашке белую метельку песка и по глотку задумчиво выпил. Было видно – сраженья с самим собой его обессилили. Допив, он вздохнул и, взяв за лямку «этюдник» поплёлся в коридор.

Иван вышел за ним и смотрел, как с множеством резких неточных движений одевается Костя. У «этюдника» заело молнию, рука, полезши в рукав, упёрлась в шарф, на пальто отлетела пуговица. «Чёрт!» – разозлился Костя, пряча пуговицу в карман, и тут же обнаружил, что из кармана исчез ключ. Понервничав вдоволь, он нащупал его за подкладкой.

Наконец он был готов, повесил на шею шарф, но не ушёл, а остался стоять на пороге, сжимая концы в кулаках.

– Ну, давай, говори, – кивнул Иван. – Что ещё у тебя?

– Как тебе скажешь, когда ты даже не отвёз Бэлке «Чемоданова»? – произнёс Костя. – Ты видел Женьку – видел, как он на Машку смотрит? Я с ним рядом греюсь. Болтаешь с ним – и укрыт лучами. Когда вы с Бэлкой были вместе – я это тоже чувствовал. Но сколько мне тогда было? А теперь всё гудит! – и он дёрнул себя за шарф, словно ударил в колокол. – Ты не думай, я не завидую, хотя лучше Машки нет – это факт. Я просто удивляюсь: вот вроде бы я только что решил – «ломать дрова». Решил – а гул не унимается! Значит, что-то другое во мне ноет? Может быть, мне вообще надо закрыть вопрос о себе? И открыть вопрос о другом человеке? Не пойму я, чего хочу! – с тоской заключил Костя и вдруг, вытянувшись по стойке «смирно», потребовал. – Благослови меня!

– Благословить? – растерялся Иван. – C чего это ты взял, что я могу? Ну ладно… Давай, с Богом!..

Он тронул его плечо, и свободный от тяготы Костя вылетел вон.

С сомнением Иван прикрыл за ним дверь, в кухне налил себе в чашку остатки заварки и вернулся на лестничную площадку. Сел на корточки. Попивая, смотрел вниз, на ступени и решётку перил. Возвращался, доливал горячей воды. Ему было лень заваривать чай снова, так что вскоре он пил уже просто тёплую воду. Иван размышлял о благословении. Не то чтобы оно было залогом успеха. Скорее – защитой от мук совести в случае неудачи. Теперь, когда Костя приползёт к нему, зашибленный своими «дровами», виноват будет он, Иван! Так, чуть улыбаясь, он думал. И думал уже без улыбки: вот лежит в комнате на столе укоризненный «Чемоданов». И нет никого, кто дал бы благословение отвезти его Бэлке. Ошибёшься, предашь, растратишь – мучься сам!