Лесная легенда - Александр Бушков

Пока он распинался, бравые зольдатики свернули шеи дюжине оплошавших гусей, закинули в бронетранспортеры парочку свиней и еще того-сего, что плохо лежало. И укатили.

Собственно говоря, этим немецкие «реформы» и ограничились. Разве что налоги, как водится, увеличили, а потом угнали куда-то на работы с дюжину парней покрепче и помоложе. Да еще раз несколько в год сюда приезжали поохотиться немецкие офицеры.

А в общем и целом за последующие годы военного лихолетья округа не хлебнула. Партизан, как я уже говорил, здесь ни разу не объявлялось, ни «московских», ни «лондонских». Так и прожили почти что прежним сонным царством до начала сорок пятого. Когда немцев из этих мест вышибли, прикатили на сей раз поляки, и представители новой власти, и наши, как сказать, коллеги. Староста-фольксдойч успел сбежать, но обоих полицаев взяли тепленькими, а заодно прихватили и лесников. Многое мне в поляках не нравится, признаюсь откровенно, но одно я безоговорочно принимаю и одобряю: немецких пособников, о какой бы разновидности ни шла речь, они грабастали за шкирку быстро и беспощадно. Не без перегибов, конечно — вот взять тему лесников, они-то, по большому счету, в чем виноваты? Ну да бывают времена и ситуации, чего уж там, когда вовсе без перегибов не обойдешься…

Так вот, в такую глухомань мы однажды и прикатили на нескольких «студерах» и «виллисах», с парочкой полевых кухонь. Именно оттуда и предстояло вести радиоигру — как я уже говорил, места тихие, ни малейшего шанса, что на нас вылезет какая-нибудь вражина. Знало начальство, что делало. Как вежливые люди, уведомили старосту (того самого, довоенного, с приходом поляков объявившегося на прежнем месте), что какое-то время будем здесь дислоцироваться. Староста это принял философски — а что еще он мог сделать. Вдобавок с ним поговорил по душам прикомандированный к нашей группе капитан Витольд Ружицкий, наш коллега из Войска Польского. Меня заранее проинструктировали, что именно его, когда все немного утрясется, назначат, переводя на наши мерки, начальником воеводского, то бишь областного ГБ. Одним словом, наш был человек, наверняка проверенный на сто кругов.

Теперь о диспозиции, это немаловажно. Она была следующая: в лесу тянулась здешняя большая дорога, этакий главный проезжий тракт, по которому жители окрестных деревушек и хуторов ходили и ездили в ту самую большую деревню. Наша группа поставила машины, кухню и разбила пять палаток метров за восемьсот до поворота направо, к деревне, на обочине тракта. Та, что осуществляла радиоигру, разместилась чуть подальше: миновать поворот, пройти метров двести и еще метров триста подниматься по отлогому склону, по редколесью. Там они и разместились: тот самый немец-радист, трое наших офицеров, осуществлявших за ним самое бдительное наблюдение, и два отделения охраны — отнюдь не из зеленых первогодков и вообще не армейских, хотя все мы были одеты классическими армейцами. Конспирация, ага. Мне даже пришлось сменить майорские погоны на капитанские. Согласно диспозиции, мы со второй группой находились практически в пределах прямой видимости.

Порядок был заведен такой: связь в качестве посыльной между обоими лагерями осуществляла наша радистка Катя Кулешова. Обычно дважды в день ходила от нас к ним и назад. Если с той стороны был сеанс радиосвязи, они пускали зеленую ракету, Катя к ним отправлялась, забирала все материалы, приносила в наш лагерь и уже со своей рации передавала в штаб фронта. Если из штаба (то есть наверняка из Москвы) поступали требующие передачи на ту сторону депеши, Катя их относила наверх. Понятия не имею, почему начальство придумало именно такую систему, ну да у него же не спросишь…

Почему столь ответственное дело поручили девчонке? А девчонки, знаете ли, бывают разные… Дело в том, что Катя была не просто вольнонаемной радисткой, а офицером из нашей системы. Училище НКВД, пусть и ускоренного выпуска, прослужила в моей группе больше года, за это время поднялась до старшего лейтенанта, четырежды участвовала в огневых контактах при задержаниях, однажды мы ее внедряли в одном только что освобожденном городке во время одной интересной операции. Свой человек, в общем. Самбистка-разрядница, «За боевые заслуги», обе «За освобождение Варшавы», наша и польская, да вдобавок польская бронзовая медаль за храбрость. Не мирный котеночек, одним словом. Такую без малейших тревог и беспокойства за нее можно было использовать в качестве курьера с серьезными документами в планшетке. Тем более в столь спокойных условиях. Да и ходила она не с цветочками — автомат ППС, пистолет, лимонка в кармане галифе, финка, с которой она отлично умела обращаться. Та еще девочка, одним словом: где сядешь, там и слезешь. Красивая была, между прочим, исключительно: волосы русые, глазищи синие, вся из себя… Нет, подходов я не делал, хотя иногда, признаюсь, тянуло чертовски. И никто не делал — у нас на походно-полевые романы начальство смотрело очень даже косо, и если что, могло заправить такого фитиля…

По палаткам мы разместились согласно субординации: в одной я с Ружицким, в другой Катя (ну, тут не столько субординации ради, а, во-первых, из-за наличия рации, во-вторых, из-за ее пола), в третьей старшина Сидорчук и капрал Томшик (официально наши с Ружицким ординарцы, а на деле — хваткие оперативники), в четвертой шестеро солдат с поваром. Ну, и пятая — продуктовый склад с осточертевшими консервами-концентратами. Впрочем, довольно скоро мы это дело поправили, но об этом потом…

Обустроившись, начали кой-какую работу. Для начала мы с Ружицким отправили в деревню Сидорчука с Томшиком: чтобы посидели в корчме, мягко и ненавязчиво войдя в доверие, что оба прекрасно умели. Неизвестно еще, сколько нам придется тут торчать, а потому следует немножко узнать и о деревне, и о районе. С учетом местной крестьянской психологии. Офицера, как «пана», будут сторониться, рядовой солдат — фигура не особенно и авторитетная, а вот два бравых унтера — совсем другое дело, с ними и крепкий деревенский кулачок не побрезгует выпить кружечку-другую и потолковать, что нового в большом мире.

Деньги? Не вопрос. Мы уже знали, что бумажки здесь не в почете, как оно всегда бывает во времена таких серьезных пертурбаций. А вот серебро обращалось вовсю: и довоенные злотые с Пилсудским и святой Ядвигой, и кайзеровские талеры, и даже попадались царские серебряные полтинники, рубли и четвертаки. Кое-каким запасом металла нас снабдили, так что господам унтерам рекомендовалось не шиковать особенно, но и не скряжничать, держаться золотой середины.

Кстати сказать, интересные были мужички, что один, что другой. Своеобразные. Каждый со своими тараканами, Томшик мне уже при первой встрече чертовски напомнил бравого солдата Швейка. Примерно такой человеческий типаж. Совершеннейшим дураком, «официальным идиотом» он себя не выставлял, меру знал и границ не переходил (не держат в контрразведке совершеннейших дураков, быстро вычисляют и избавляются без колебаний). Но любил сплошь и рядом изобразить этакого простачка. С простачка, понятно, спрос чуточку меньше. И никак нельзя сказать, что это польская национальная черта — столько раз я и у нас встречал таких хитрованов, в основном среди старослужащих. Да что там, между нами говоря, самому пару раз случалось включать «легкую дуринку», всякий раз в общении с вышестоящим начальством. Иногда полезно, бывают всякие ситуации…

Хотя… Вполне возможно, ему именно на это задание начальство велело именно такую маску нацепить. И я бы ничуть не удивился, окажись он не капралом, а повыше званием, — поляки, хотя и доблестные союзники, иные свои секреты нам не раскрывали, как и мы, соответственно, им. В конце концов, я вместо своих майорских погон носил капитанские, Катя щеголяла не старшим лейтенантом, а младшим, да и те наши, кто работал с немецким радистом, волею начальства временно саморазжаловались, кто на звездочку, а кто и на две. Иногда это полезно — чем меньше офицер чином, тем он незаметнее и как бы легковеснее. Вполне могло оказаться, что и Ружицкому его начальство велело одну звездочку снять. Ну и, наконец, на инструктаже мне по секрету шепнули, что Ружицкий с Томшиком в подполье как раз и состояли в отделе, выявлявшем среди «конспирации» немецкую агентуру — а простягам такие дела не поручают…

С Сидорчуком обстояло чуточку по-другому. У него, как я уже знал давно (как-никак два года в одной группе), был свой пунктик: не забираться выше, чем он сейчас есть, остаться вечным старшиной. Дважды на моей памяти его пытались определить на офицерские курсы (и послужной список, и опыт, и награды), но он оба раза ухитрялся как-то увильнуть так хитро, мягко и ненавязчиво, что и не подкопаешься. В старшинах ему было уютнее. А с офицера, что ни говори, спрос сплошь и рядом больше…

В общем, прихватил Томшик свой неразлучный аккордеон (неплохо играл, кстати), и отправились наши унтера в деревню, в этот самый пресловутый центр цивилизации. По рожам видно — с большим воодушевлением. Действительно, не задание, а прямо-таки отпуск: попивать пивко на казенные денежки не ради засады или слежки, а просто чтобы выцепить общительного болтуна и поболтать о том о сем. Как учит жизненный опыт, в любой деревне, а уж в трактире особенно, такой всегда сыщется, обрадованный новым лицам: односельчане-то наверняка все его шутки-прибаутки и забавные случаи из жизни успели наизусть выучить…