Машина (сборник) - Владимир Дэс

Нашим вторым неожиданным приобретением стал воробей. Мы его сразу узнали. Он выскочил откуда-то из тумана, весело запрыгал на нашем пути, а затем взлетел, сел на мое плечо и почему-то клюнул меня в ухо.

Но я его не прогнал. Я был ему рад и даже очень.

Так мы, уже вчетвером, двигались вперед. А может, назад.

Главное, что через несколько минут все мы как-то разом наткнулись на голого волосатого мужчину с тощим задом, который низко кому-то кланялся.

Это был не кто иной, как оставшийся без работы водитель. Очевидно, он как начал молиться от моего ухода, так и продолжал это святое дело не останавливаясь.

Обогнув его, мы двинулись дальше.

Все стали привыкать к туману.

Он не раздражал ни тело, ни глаза, ни легкие.

Он был какой-то нейтральный.

Я пытался подпрыгнуть – посмотреть, насколько высоко туман простирается. Похоже, он простирался высоко, а мои брумельские успехи ничего не прояснили.

Женщины восхищенно смотрели на мою прыгающую туманную фигуру.

Только воробей не выразил своего восторга, а сердито почирикал и куда-то улетел.

Я посмотрел ему вслед и, выкинув руку, сказал:

– Туда!

И мы опять пошли в тумане.

Женщины уже осмелели и шли впереди меня, о чем-то перешептываясь.

Я плелся за ними.

Женщины в тумане – это, я вам скажу, что-то интересное. Их фигуры загадочно плыли в молочном воздухе.

Я решил подуть. Мне подумалось, может, развею туман и мне будут яснее видны прелести женских тел.

Подул.

Безрезультатно.

Подул сильнее.

Опять зря.

Помахал рукой – туман как будто был безмолекулярный. Размыкался и тут же смыкался за моей рукой. Желаемого результата я так и не добился, но женщины обернулись.

Я тут же стал рассматривать пальцы на своей руке. Повертел ими для убедительности у своего носа и махнул рукой:

– Вперед!

Мы шли долго.

И опять наткнулись на тощий волосатый зад отставного водителя.

Я опешил.

Опешили и мои спутницы. Казалось, что опешил и воробей, прилетевший свидетельствовать позор моего сусанинского похода.

«Неужели этот араб все время полз на коленях впереди нас? – мысленно предположил я. – Или мы заблудились…» – хотел развить я еще одну версию нашихблужданий.

Но тут заплакала гречанка.

Она опустилась на землю и зарыдала с причитаниями на непонятном языке. Наверное, это был греческий.

И хотя я не понимал ее слов, мне сделалось стыдно. Ведь это я вывел таких милых женщин на такой невзрачный зад нашего молящегося араба.

Мои мысли лихорадочно заработали. Как же все-таки выбраться из тумана? Хоть бы звезда над головой или какой-нибудь ориентир, а то сплошь туман, один туман.

– Ориентир, ориентир, нужен ориентир! – шептал я сам себе.

Но кругом, кроме моей Лизы, плачущей гречанки, зада водителей да порхающего воробья, – только туман, а ориентиров нет.

– А почему нет?

Меня как молнией поразило.

Я быстро превратил двух обнаженных женщин и вялого водителя в ориентирные столбы.

Провести прямую линию через три столба несложно.

Итак, меняя поочередно последнего на первого, мы стали медленно, но верно продвигаться вперед.

Сколько времени прошло, я не знаю. Да и никто из нас не знал.

Но вдруг, в очередной раз переставляя гречанку с послед него места на первое, – полагал, что мое непосредственное участие в этом было необходимо, так как девушки могли споткнуться или встать не туда, хотя на араба это правило не распространялось.

…Так вот, переставил я гречанку и… вышел из тумана.

От неожиданности я даже вскрикнул и почему-то присел.

Женщины тоже вышли, но, увидев себя в полном обнажении, с визгом заскочили назад.

Араб-водитель вышел, увидел солнышко, встал на колени и стал молиться:

– Алла, Алла…

Солнце было прямо перед глазами, туман – за спиной, а вокруг до горизонта простиралась ровная поверхность, припорошенная все тем же серым песочком.

Вне тумана я побыл, наверное, не больше минуты: солнце, решившее, очевидно, отыграться на мне в этом пустынном царстве, стало усиленно меня поджаривать.

Чувствую – закипаю.

Я не стал ждать полного закипания тела и, подхватив водителя, нырнул обратно в туман. Нырнул – будто лег в родную, чистую, мягкую кровать.

Кожа тут же перестала пузыриться.

«Ну и дела…» – подумал я.

Женщинам я посоветовал не выходить из тумана.

Но на то они и женщины, вечно любопытные. Любопытнейшие из всех земных созданий. И они, дружно взявшись за руки, вышли из тумана. Но тут же раздался вопль, и Лизок вместе с переводчицей очутились в моих объятиях. Они так дрожали, что я постарался их как можно лучше успокоить. Особенно гречанку. Лизок, правда, это быстро заметила и пресекла мои заботливые поглаживания.

Да, мир вне тумана оказался не совсем приветливым, каким был раньше.

Но вот что странно: в тумане наша компания провела довольно-таки длительное время, но ни есть, ни пить никто из нас не хотел… Ну, в общем, даже спать никто не хотел.

Я удивленно оглядел себя. Пощупал свой живот. Даже на всякий случай осторожно посмотрел себе под ноги.

Но ничего там не обнаружил, кроме крупного рыжего булыжника.

На душе от всего непонятного сделалось тоскливо.

Я задумался.

Но додуматься до чего-либо мне не дал… воробей. Он тоже решил испытать чувство свободы и вылетел из тумана.

Вылететь-то он вылетел. О чем-то чирикнул и замолчал.

Я из любопытства выглянул из тумана.

Наш воробушек лежал лапками кверху. Мне стало жалко нашего летающего искателя приключений. Я быстро подхватил его и перенес в непонятный, но спасительный для всего живого туман.

В тумане воробей открыл глазки, вскочил, встряхнулся и улетел. Правда, уже не на опасную свободу, а вглубь непонятного тумана.

Я оглянулся.

Женщины мои были рядом. Только исчез водитель-араб. Наверное, уполз.

Ситуация была настолько неординарна и непонятна, что надо было что-то предпринимать. Не вечно же сидеть в этом тумане. И я решил обследовать границы тумана.

Мы опять двинулись к тому месту, где туман резко обрывался. После долгих уговоров я усадил девушек с краю тумана, а сам по часовой стрелке, постоянно поглядывая наружу, чтобы не уйти вглубь, стал двигаться по границе.

Туман вдруг резко оборвался, и стена его пошла перпендикулярно вправо. Я стал двигаться вправо. Через какое-то расстояние повторялась та же ситуация.

В моей голове стал вырисовываться четкий четырехугольник. А когда я в очередной раз повернул направо, то от радости даже вскрикнул. Мое предположение было верным.

Я встретил любимых дам.

Стало ясно, что туман, в котором мы находимся, представляет собой правильный четырехугольный куб, каждая сторона которого – восемьдесят моих шагов, а в высоту, если смотреть со стороны «свободы», – метра четыре.