Клуб смертельных развлечений - Фридрих Незнанский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Ужин оказался хоть и не первой свежести, но вполне на высоте — просто бефстроганов с картошкой, изумительно просто и вкусно.
— А вы все холостяк, Юра? — поинтересовалась Турецкая.
Последовал утвердительный кивок.
— Не надоело?
Последовал неопределенный жест.
— Хотите, познакомлю с очаровательной женщиной?
— Э… гм… — удивился адвокат. — Я ведь к вам, собственно, по другому делу.
— Помню, — хладнокровно сообщила жена арестанта. — Добавки?
— Нет уж, спасибо. Ужин, говорят, надо врагу отдавать…
— В смысле? Какому еще врагу?!
— Ну по пословице: завтрак съешь сам, обед раздели с другом, а ужин…
— Понятно, это вы о правильном образе жизни. Но, знаете, с таким чревоугодником, как мой муж, очень сложно правильно питаться.
— Надо отдать должное Александру Борисовичу, — дипломатично высказался Гордеев, — на нем это никак не сказывается… И на вас тоже, конечно, — спохватился он.
— Мерси. Так зачем пожаловали? Можете чем-то обрадовать соломенную вдову?
— Кое-какие подвижки есть, — подтвердил Гордеев. — Я сегодня немало времени провел с другим святым семейством — с Грязновыми, старшим и младшим, и должен сказать, это уже дало определенные результаты.
— Результаты? Неужели? — недоверчиво прищурилась Турецкая. — Наверное, Славка Грязнов научил вас, как Турецкому незаметно в камеру бутылку коньяка передать.
— Ну зачем вы так? — делано возмутился Гордеев. — Это мы, положим, и сами умеем… Фу-ты, я же не то совсем хотел сказать!
— Ладно уж. Хотите кофе?
Они перешли в гостиную, и Гордееву было позволено расположиться на любимом диванчике Турецкого. Он приступил к расспросам. Гордеева интересовало все, что с Турецким происходило в последние дни. Все неординарное.
— Да ничего неординарного не было. Все как обычно. Задерживался на работе. Выпивал с Грязновым.
— Были какие-нибудь странные телефонные звонки, что-нибудь другое, что вызвало повышенные эмоции Александра Борисовича?
После некоторых раздумий Турецкая покачала головой. И добавила:
— По крайней мере, я не помню. А почему бы вам у него самого об этом не спросить?
Гордеев отставил кофейную чашечку в сторону.
— Видите ли. Сложилась немного странная ситуация. Александр Борисович по каким-то своим служебным соображениям не может мне сказать всего, что меня интересует.
— Обратитесь к Меркулову. Не мне же вас учить?! — возмутилась Турецкая.
— Безусловно, вы правы. Я уже говорил с Константином Дмитриевичем и еще буду это делать по мере необходимости. Однако Турецкий — не единственный его подчиненный, и Меркулов не может быть в курсе всех нюансов. А в работе, которую я провожу сейчас, важны именно они. Мне надо за что-то зацепиться.
— Боюсь, я не совсем вас понимаю.
— Ирина Генриховна, я же не сыщик и не следователь. Передо мной не стоит задача распутать конкретное уголовное преступление, в котором так или иначе оказалось замешано имя вашего мужа. Я — адвокат, крючкотвор. Мне нужна причина, по которой его можно будет, как минимум, вытащить из Лефортова.
— Спрашивайте, Юра, все, что вам нужно знать. Сейчас, в частности, и в любое время вообще.
По тону женщины Гордеев понял, что его слова попали в цель и она наконец прониклась важностью его миссии. Мысленно он «распустил галстук», его сковывали некоторые непонятные официальные отношения, которые в этом странном деле почему-то и так имели место между ним и Турецким, а тут, если еще и жена его будет отбрыкиваться… Впрочем, нет, к такой элегантной женщине это слово неприменимо. Хотя Гордеев настойчиво гасил в себе все чувственные рецепторы, он все же не мог в сто первый раз не отметить, насколько хороша жена у Турецкого. Стоит ли вообще в его положении смотреть «налево»? Впрочем, у женатых свои причуды, нам их не понять…
— Ирина Генриховна, вспомните, с кем общался Александр Борисович в течение последней недели перед известными событиями.
— Перестаньте называть меня по отчеству!
— Слушаюсь, Ирина Генриховна, — шутливо отрапортовал адвокат и друг семьи.
— Это все-таки непосильная задача, — потерла лоб Ирина. — У него же в производстве одновременно куча дела, он постоянно кого-то допрашивает, с кем-то встречается… Если бы я была его секретаршей… и то это было бы затруднительно.
— Попытайтесь вычленить лишь то, что выбивалось из привычного фона. Я понимаю, что вы давно привыкли к суете, которая происходит вокруг работы мужа, но мне сейчас как раз и нужно найти моменты, которые не вписываются в эту суету. Вполне возможно, происходило нечто такое, чему и вы, и ваш муж не придавали значения, но что повлияло на ход событий. Скажем, не происходило ли чего-то экстраординарного у вас дома, может быть, с вами или с дочерью?
— Вы называете это суетой? — усмехнулась Турецкая. — По-моему, когда звонят в три часа ночи, это не суета, а хамство.
— Но вы же сами говорите, что мужу свойственно задерживаться на работе в Генпрокуратуре, — возразил Гордеев.
— Он дома был, — возразила Турецкая. — Это не он звонил, а ему звонили! Наверняка какая-то женщина. Совсем стыд потерял.
— Ага. Когда это было?
Турецкая подумала и сказала:
— За сутки до того, как он… до всего этого кошмара.
— Значит, звонок был в ночь, когда Александр Борисович последний раз ночевал дома?
— Да…
— Звонили по городскому телефону или по мобильному?
— В том-то и дело, что по городскому. Меня это вообще взбесило. А зачем же тогда ему три мобильных?! Вы знаете, Юра, что у этого сумасшедшего — три мобильных телефона?!
— Знаю, — кивнул адвокат. — Один — для семьи, один — для Грязнова и Меркулова и еще один — для остального человечества, как он говорит.
— Вот именно — для остального человечества! Пижон несчастный.
— Так что там с этим ночным звонком?
— У нас есть правило: домашний телефон всегда на ночь отключается, просто чтобы никто ночью нас не дергал. На всякий случай один из мобильников он кладет в карман пижамы и включает вместо звонка режим вибрации. Извращенец, — не без нежности добавила Турецкая.
— Понятно. И что случилось в тот раз?
— Я же говорю, почему-то зазвонил домашний! Долго звонил. Я проснулась. Нинка проснулась. Наконец даже Александр пришел в себя и снял трубку.
— Но вы же сказали, что он был отключен, я не понимаю, как он мог звонить?
— Я сказала: обычно отключен. Но не в этот раз.
— Почему?
— Потому что его просто не выключили! — воскликнула Турецкая.
— Так, — умиротворяюще поднял руки адвокат. — Давайте успокоимся, сосредоточимся и все, не торопясь, вспомним. Хорошо?
— Ладно, ладно!
— Ирина, посмотрите на меня.
Она подняла голову, и тут только Гордеев увидел, что глаза женщины наполнены слезами. Надо отвлечь ее, заставить говорить и что-нибудь делать, подумал он.
— Ирина, сделайте еще кофе, пожалуйста.
Турецкая встала, и они снова перешли на кухню.
— Кто обычно отключает телефон?
— Я, конечно…
— Понятно.
— Но если Саша дома, то он, потому что он позже всех ложится.
— Ага! Но ведь он был дома?
— Вот именно, — подтвердила женщина. — А я о чем говорю?
— И он не выключил телефон?
— Выходит, так.
— Наверно, обычно он вообще забывал это сделать, верно? — сказал Гордеев, в глубине души надеясь на противоположный ответ.
— Я бы так не сказала.
— Хорошо. Можете припомнить подобные случаи?
Турецкая подумала.
— Ну хотя бы раз или два забывал?
— Пожалуй, нет…
— Значит ли это, что телефон им не был отключен намеренно?
— Вот уж не знаю. Вы юрист, сами делайте выводы.
— Хорошо. Тогда вернемся к звонку. Вы сказали, что проснулись все, прежде чем Александр Борисович подошел к телефону?
Турецкая покусала губы, задумалась.
— Ну так что же? — поторопил ее Гордеев.
— Не совсем так.
— Объясните.
— Я припоминаю, что мы лежали, телефон звонил, и я требовала, чтобы он взял трубку, а он все этого не делал.
— Почему? Что он говорил?
— Говорил… говорил, что, наверно, не туда попали и сейчас звонить перестанут и нечего вообще вставать.
— Но телефон звонил, верно?
— Нет, — вспомнила Турецкая. — Он действительно перестал. А потом опять начал. И опять перестал. И опять позвонил. И тогда Саша наконец подошел.
— Выходит, через два звонка на третий, — уточнил Гордеев.
— Вы думаете… это было так условлено? — сообразила Турецкая.
— Пока не знаю, но очень вероятно. Турецкий должен был телефон отключить, но этого не сделал. К первому звонку не подошел, хотя аппарат недалеко от постели, насколько я понимаю…
— Да.
— О чем был разговор, вы слышали? Или, может быть, он выходил в другую комнату?