Записки военного советника в Китае. Из истории Первой гражданской революционной войны (1924—1927) - Александр Иванович Черепанов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Трудящиеся воспрянули духом и в ожидании принятия декретов стали записываться в отряды обороны Гуанчжоу и помогать армии. Солдаты, в свою очередь, почувствовав поддержку народа, приободрились. Генералы, не желая расставаться с богатыми налогами, которые им удавалось собирать в Гуанчжоу, стремились использовать боевое настроение солдат. Был издан приказ о переходе в контрнаступление. К вечеру 18 ноября Гуанчжоуская армия нанесла противнику решительный удар и отбросила его от города.
Сунь Ят-сен немедленно сообщил ЦИК, что враг разбит. Он выразил надежду, что в скором времени вся провинция будет очищена от неприятельских войск и тогда войска Гуанчжоуского правительства смогут начать поход на север.
19 ноября Сунь Ят-сен снова вызвал М. М. Бородина к себе в ставку. Он потребовал отметить в теоретической части проекта программы тот факт, что принципы Гоминьдана были выработаны им, Сунь Ят-сеном, еще давно. Сунь Ят-сен подробно рассказал Бородину, как он работал над своей теорией и как он всегда боролся за нее.
Согласившись с этим, Бородин сказал, что, по его мнению, без практического руководства Сунь Ят-сена ошибки неизбежны; что уже сделаны кое-какие ошибки, которых могло и не быть, если бы Сунь Ят-сен постоянно принимал участие в работе ЦИК. Было согласовано, что впредь собрания ЦИК будут происходить в присутствии Сунь Ят-сена и под его председательством.
19 ноября вечером состоялось заседание ЦИК в главной квартире Сунь Ят-сена. Настроение у всех присутствовавших было приподнятое: новости с фронта обнадеживали. Только руководители правых были не особенно веселы. Отныне им приходилось выступать как руководителям оппозиции в присутствии самого Сунь Ятсена.
Первым рассматривался вопрос о программе. На столе лежали оттиски номера газеты, в котором должен был появиться ее проект. М. М. Бородин в соответствии с указанием Сунь Ят-сена посоветовал четко сформулировать в проекте преемственность между принципами старой и новой программы Гоминьдана. Необходимо в преамбуле разъяснить, что настоящий проект является детальной разработкой трех народных принципов Сунь Ят-сена. Предложение было принято единогласно. Ляо Чжун-кай взялся за кисточку и написал формулировку решения. Она была зачитана Сунь Ят-сеном и одобрена всеми присутствующими.
Второй вопрос — организация гоминьдановской добровольческой дивизии и основание военной школы. После обсуждения было решено на первое время ограничиться вечерними занятиями по политграмоте и военному делу.
Затем было принято решение созвать комитеты районов в главной квартире Сунь Ят-сена, чтобы под его председательством заслушать отчеты с мест и дать новые инструкции.
В это время явилось несколько генералов с фронта, и Сунь Ят-сен ушел с ними в соседнюю комнату. Заседание продолжалось. Четвертый вопрос повестки дня — работа в Шанхае. Незадолго до этого ЦИК постановил отправить в Шанхай Ляо Чжун-кая, с которым должен был поехать М. М. Бородин для организации гоминьдановской работы, подготовки к созыву конгресса Гоминьдана и выполнения решения об издании в Шанхае ежедневной гоминьдановской газеты. Но ввиду последних военных событий поездка в Шанхай оказалась невозможной. Кроме того, отъезд Ляо Чжун-кая и Бородина легко мог быть истолкован как бегство и доказательство безнадежного положения правительства Сунь Ят-сена. В тяжелые дни нужно было сосредоточить все силы в Гуанчжоу. Теперь же, после победы, в Шанхай можно было ехать.
Пятый вопрос — о декретах. ЦИК постановил поручить Ляо Чжун-каю разработать проект декрета о земле, Сюй Чун-цану — о среднем сословии и Се Ин-ба — о рабочем законодательстве. Для представления двух последних проектов дан был недельный срок, а Ляо Чжун-каю было предложено провести всю необходимую дальнейшую работу по подготовке декрета о земле (организация крестьянского движения, сбор материалов о нуждах крестьян, подготовка пропагандистских работников для деревни и т. д.).
Вскоре Ляо Чжун-кай и М. М. Бородин уехали в Шанхай. По возвращении из Шанхая М. М. Бородин нам подробно рассказал о сложившемся там положении. По сохранившимся у меня отрывочным записям этого рассказа можно судить, что в этом крупнейшем центре китайского рабочего движения политическая обстановка была напряженной.
Общее собрание шанхайской организации Гоминьдана состоялось 23 декабря 1923 г. Поскольку в городе тогда не было низовых организаций и не велось никакого учета, перед собранием была объявлена перерегистрация членов Гоминьдана. Проходила она очень медленно. Поэтому было решено, не дожидаясь ее окончания, послать пригласительные билеты только тем, кого лично знали активисты партии.
К этому времени многие коммунисты и члены Социалистического союза молодежи вступили в Гоминьдан. В числе делегатов был и товарищ Цюй Цю-бо.
С учетом опыта Гуанчжоу была намечена следующая повестка дня:
1. Церемония открытия собрания — почести знамени Гоминьдана и портрету Сунь Ят-сена.
2. Вступительная речь председательствующего (Ван Цзин-вэй).
3. Доклад Ху Хань-миня о реорганизации Гоминьдана.
4. Информация Ляо Чжун-кая о работе по реорганизации Гоминьдана в Гуанчжоу.
5. Выборы делегатов на Первый конгресс Гоминьдана.
6. Распределение членов партии по семи районным организациям Шанхая.
Товарищ Цюй Цю-бо рассказывал о своих впечатлениях от этого собрания. «Обстановка перед собранием, — говорил он, — была весьма сложной, состав присутствовавших очень пестрым. И все же чувствовался прилив энтузиазма. Подумать только! За всю, фактически двадцатилетнюю, историю Гоминьдана никогда не было ни одного общего собрания. Все пришли в приподнятом, праздничном настроении. Было много матросов, ремесленников, рабочих, железнодорожников, студентов, особенно из нашего Шанхайского университета. Немного учителей. Мало торговцев. Всюду распорядители с гоминьдановскими значками... Среди них большинство — коммунисты, представители студенческого движения...»
Выхоленного, моложавого для своих сорока лет «красавчика» Ван Цзин-вэя и сухого, с обликом педанта — учителя математики Ху Хань-миня аудитория встретила хорошо. Их приспешники распускали слухи о том, что именно они — ближайшие сподвижники, ученики и последователи доктора Сунь Ят-сена. О их «потрясающей революционности» ходили легенды.
Ван Цзин-вэй, которого мне приходилось видеть и в 1924, и в 1927, и в 1938 гг., всегда беззастенчиво рисовался своей внешностью и походил на избалованного актера на амплуа первого любовника.
...Вспоминается тяжелый день похорон Ляо Чжун-кая в 1925 г. У гроба зверски убитого реакционерами Ляо Чжун-кая Ван Цзин-вэй лицемерно изображал скорбь, грозил убийцам, неестественно топая ногами и потрясая кулаками. Это были актерские приемы, а вообще-то Ван Цзин-вэй не отличался чрезмерной щепетильностью, он фактически был в полной зависимости от своей богатой жены. Он угодничал перед ней и даже «выбрал» ее от Шанхая делегатом на конгресс Гоминьдана, хотя для этого у нее не было никаких данных.
Ху Хань-минь принадлежал к другому разряду актеров. Велеречивый резонер, он любил
