Космические тайны курганов - Юрий Шилов

Гумельницкое население и заложило, наверно, дре­нажные каналы, которые могли использовать и достра­ивать затем последующие племена, вплоть до даков. Древнее поле безнадежно заросло камышом и травой; о его границе можно было судить лишь по четкой пла­нировке дренажа, веерообразно расчленявшего едва приметное возвышение в пойме Дуная.

Валерий Михайлович знал место первой опоры мо­ста. Мы выплыли на середину ближайшего к мысу ка­нала, надели маски и принялись нырять в зеленовато-бурую мглу. Рассмотреть не удалось ничего. Но совер­шенно определенно нащупывалась граница бархатистого ила и ослизлых камней, всхолмивших дно высотой на метр или больше.

Затем мы вышли на противоположный берег, и Ко­жокару показал следы римской дороги. Еще заметен был археологический шурф: снятый дерн и щебень под ним; здесь и была найдена уже виденная мной плита с латинскими словами "дорога" и "сын Юпитера", — на­чалом императорского титула. О подобных находках можно только мечтать!

Мы пересекли камыши и вышли на сырой, звенящий комарьем и стрижами лужок. Я попытался представить колосившееся здесь некогда поле... Увы! На фоне всепо­глощающих плавней даже опоры ЛЭП казались чем-то не от мира сего: реальны были лишь зелень и небо, не­насытная мошкара да несуетные тучки.

Мой спутник, спасаясь от гнуса, помчался к воде. А я пошел через луг взглянуть на следующий канал. Он оказался уже, больше заиленным. Островки камыша покрывали его, а впереди и вовсе смыкались над ним. На берегу я тщетно попытался найти продолжение щеб­нистой подсыпки. Тогда решил пощупать на дне... но что можно было обнаружить под слоем ила? Додумался встать на носки и собственным весом погрузиться в бар­хатистое дно до коленей. Что-то вроде нащупал, но что? Как его оттуда извлечь?

Так и стоял, до подбородка в теплой, почти не осяза­емой кожей воде. Легкая рябь ласкала шею, кружились над макушкой стрекозы, шептались острые стебли осо­ки. Вот на один из них села неприметная с виду пичуж­ка — и вдруг раскрыла поразительно широкий, неверо­ятно пурпурный зев!.. Теперь ей оставалось только за­глатывать устремившихся на "аленький цветочек" букашек.

Я так увлекся сим дивом, что поначалу лишь возму­тился, заметив скрытно подплывающую к птичке змею... затем прорвался вдруг ужас — дикий, неописуемый ужас!!

Зато теперь знаю, как выглядит Хаос. Это не "беспо­рядок", отнюдь. Это когда ты лишаешься разума и ста­новишься кормом. А ноги твои увязли, и ты захлебыва­ешься среди равнодушного мира, из последних сил пытаясь ухватиться за небо...

Написав эти строки, я решил заглянуть в "Мифы на родов мира", уточнить, как древние греки понимали свой Хаос. То, что там вычитал, поразило меня: Хаос означает "зев", "разверстое пространство". Выходит, подобные моим впечатления посещали людей и сотни по­колений назад?! И не только греков: сходные определе­ния Хаоса ("Абзу" шумеров, "Салилама" ариев и проч.) можно найти у всех первобытных и древних на­родов.

Важно, что Хаос представлялся хоть и жутким, но сулящим не гибель. Он был в родстве с Тартаром ("под­земным миром") и Геей ("землей"), а также с Эросом ("половым влечением"). От Хаоса рождались Эреб и Никс ("вечная тьма (подземелий)" и "ночь"), а от них Эфир и Гелира ("свет" и "день"). Вполне очевидно, что эта цепь образов и ассоциаций — путь от погребения (человека или брошенного в пашню зерна...) к воскре­шению... Куда? Наверное, в Космос!

Приобщение к Космосу — это приобщение к "поряд­ку" и "строению", к "надлежащей мере" и "мирозда­нию", к "миру" и "красоте". Так переводится древнегре­ческое слово "Космос". Почему же позднее оно обрело значение "заоблачного неба", "внеземного простран­ства"? Потому, что именно оттуда исходят высшие бла­га: свет, тепло и дожди; потому, что в движении небесных светил царит наибольший порядок, связанный с ка­лендарными циклами.

Итак, покойнику надлежало пройти Хаос и найти путь в Космос. Этот переход можно рассмотреть на при­мере наибольшего кургана в районе Новосельской пере­правы.

Курган Чауш ("дозорный") занимал наивысшую точ­ку прилегающего к переправе водораздела. Раскопки одного из соседних курганов открыли очень древнее вы­тянутое захоронение, которое можно отнести к поздней­шим в днепро-донецкой культуре. Основой же Чауша послужило святилище, сочетающее признаки ямной и гумельннцкой культур (рис.26).

Строительство святилища началось с ямы, которой придали вид человекоподобной фигуры, направленной головой на запад. Севернее и восточней ее, со стороны сердца и ног, разожгли два костра. Затем яму окружи­ли высоким валом с плоским и широким гребнем. После сооружения вала в центре первой ямы выкопали вто­рую. Тоже человекоподобную, но иной, крестообразной формы, и, кроме того, ориентированную головой на во­сток. Желтый выкид из этой ямы разостлали на север­ном участке черноземного гребня. Прервав на время земляные работы, в центре ям, то есть в общем чреве не­ких потусторонних божеств, установили столб, "ось ми­роздания".

Оставленное недостроенным сооружение имело вид гигантской воронки, со дна которой торчал деревянный столб... Подобные воронки не раз отмечались и вызыва­ли недоумение археологов. С одной из них мы уже по­знакомились, рассматривая курган у селения Цнори. Ш. Ш. Дедабришвили счел ее поначалу грабительской ямой, а убедившись в полной сохранности захоронения, предположил ловушку для золотоискателей, которая должна была погрести их песчаной осыпью. Но и такое объяснение слишком неправдоподобно... А разгадка во­ронки, как мы уже знаем, таилась в сочетании ее с могилой и крыльевидной конструкцией: воронка моделиро­вала шею и голову мифической птицы (рис.4).

Вернемся, однако, к Чаушу, как вернулись к нему спустя довольно длительное время строители. Столб к этому моменту подгнил, воронка немного осыпалась, а ямы наполовину занесло пылью и дождевыми затеками. Прошло, наверное, не менее года... Перед началом работ были принесены в жертву человек и конь. Их расчлени­ли, и часть человеческих костей бросили рядом с треть­им костром, у южного подножия кургана, а часть кон­ских поместили в человекоподобные ямы. Столб из них извлекли и установили, наверное, на гребне. Потом при­несли в жертву телку. Голову ее насадили, вероятно, на столб, тушу же захоронили в ямах, перекрыв их ветка­ми и камышом. Затем воронку засыпали черноземом, а также остатками костей человека и лошади. Кроме того, в засыпке выявлены следы возлияний и угольки от факелов или костров.

Можно полагать, что "ось мироздания" или "древо жизни" на плоской вершине святилища явилось чем-то вроде "антенны". Смысл обряда вполне очевиден: была установлена связь между потусторонним (ямы), зем­ным (насыпь) и небесным (столб) мирами. Чрез все три мира — направляясь в высший из них! — проносил­ся всадник-посланник, снабженный жертвенной тел­кой... Этим же путем двинулись затем погребенные в кургане-святилище представители ямной культуры.

Представим себе, что всадник достигает небес, до­ставляет туда жертву и прилагаемые к ней мольбы сво­их живых соотечественников. В ответ небеса дают наро­ду здоровье, приплод, урожай, которые ниспадают на землю со светом, теплом и дождями. Ясно, что такие дары распространяются повсеместно. Но не было ли культовых центров или приспособлений для "целевого получения", так сказать, милости неба? Были. И устраи­вались они обычно в тех же курганах.

Помимо одиночных, в курганах встречаются пары воронок. Они происходят от сочетаний погребение — жертвоприношение. Так было в III досыпке Высокой Могилы (гробница 3 и воронка при ней), в кургане у селения Цнори и в Чауше (жертва и последовавшие за ней погребения). Из этих и многих других примеров нетрудно сделать вывод о том, что если жертва пред­назначалась богам (то есть Космосу, миропорядку), то ответные дары должен был получать погребенный.

Как это делалось? При помощи магических чаш, то­поров, амулетов... Но мы здесь рассмотрим лишь тот ва­риант, который непосредственно связан с воронками — с наиболее выраженным путем приобщения к Космосу.

После непродолжительного господства каменных пе­рекрытий могилы стали перекрываться деревом. Такие кровли, конечно же, менее прочны, и строители стреми­лись сделать их наиболее недолговечными. С этой це­лью кровли сооружались двойными: могила с перекры­тием из жердочек, камыша и т. п., затем уступ высотой 1—2 метра и вновь перекрытие. Между ними не нахо­дят, как правило, ни покойников, ни следов жертвопри­ношений. Цель заключалась, наверное, в том, чтобы при обвале подгнившей кровли на поверхности кургана об­разовалась как можно большая впадина. Жрецы, по-ви­димому, следили за этим. И когда после первого дождя во впадине-воронке образовывалась лужица, а затем особенно буйно вырастала трава — это расценивалось как знак благоволения неба к народу.

Одно время могильные ямы были потеснены ката­комбами, где роль пустот между дном и перекрытиями стали выполнять пространства камер, закрывавшихся со стороны входных ям недолговечными заслонками из бревнышек или жердей. Когда же могилы катакомбного типа стали вновь замещаться ямами, но уже с устанав­ливаемыми в них деревянными срубами или каменными ящиками, то вместе с ними распространились пары во­ронок, встречавшиеся до этого редко. Они обычно состо­яли из большой и малой ямы. Исследованные А. Т. Синюком в Павловском курганном могильнике на Среднем Дону воронки были сосредоточены в двух (из более чем полусотни раскопанных) курганах и не привязывались к конкретным захоронениям. В меньших воронках, пред­назначавшихся для "принятия небесных даров", не на­шли ничего. А в больших обнаружены останки жертвен­ных существ: черепахи, коней, коров и овец. Потрясают останки двух расчлененных беременных женщин! Какая драма здесь разыгралась?