Сыновья Большой Медведицы. Книга 3 - Вельскопф-Генрих Лизелотта

— Что за месть? — прошептала девушка.

— Месть Гарри-Токей Ито. Отца его тогда убили за то, что он не захотел вести нас к золоту. Джим Красный Лис снял с него скальп, а тело убитого мы бросили на съедение рыбам.

— И вы были при том? — испуганно спросила девушка.

— Да, да, я при том был, был еще Бен, Билл Петушиный Боец, Малютка Джозеф, Адам Адамсон…

— И вы не помешали убийству?

— Не будьте ребенком, мисс Кэт!

— Какое же наказание понес Рэд Фокс?

— Этот-то? Да его никто и не собирался ловить да судить. Им может заняться только Гарри — Токей Ито — сын убитого. Но вряд ли теперь появится в районе Платта или Найобрэры.

— И вот вы все едете опять в этот проклятый дом? — Кэт почувствовала, как мурашки побежали у нее по коже.

— Эх, лучше бы я вам не рассказывал, маленькая мисс. Не для ваших это ушей. Но ведь и верно, мы, кто до сих пор еще жив, снова собрались вместе.

Молодой возница, от которого и слова-то трудно было добиться, тут уж не выдержал:

— Это мне надо было знать, прежде чем отправлять в путь! Тогда-то уж вы бы ехали без меня! Этот Пит Куцый Нос оказался хитрее нас всех. Скрылся куда-то и остался на форту Рэндол.

Кэт задумалась. Она пыталась представить себе форт, индейца Токей Ито, который мстил белым за отца.

Ночной ветер становился холоднее и резче. Усталость овладевала людьми и животными. Глаза у Кэт стали слипаться, хотя полночь еще не наступила. С каким-то странным чувством она опять извлекла из кожаной кобуры револьвер, осмотрела еще раз и прицелилась, как бы стреляя по врагу. Хватит ли у нее хладнокровия, чтобы в нужный момент точно прицелиться? И что за мысль — убивать людей! Но люди ли индейцы? Нет, они просто враги, мстительные враги, сказала сама себе Кэт, повторив таким образом то, что ей твердили с детства.

Бен и Роуч галопом пронеслись вдоль колонны фургонов:

— Не спать! Погоняй! Погоняй! Погоняй!

Резвее защелкали кнуты, и мулы перешли на суетливый галоп. Роуч проскакал мимо фургона, в котором ехала Кэт, даже не оглянувшись. Однако Бен сменил галоп на рысь, нагнулся к проему в брезенте, увидел в руке девушки револьвер.

— О-о! — произнес он. — А ведь мисс, пожалуй, готова к схватке? И если уж женщины настолько героические, то нам, мужчинам, надо и подавно…

Пять выстрелов прогрохотали один за другим.

Речь Бена оборвалась на полуслове, он выпустил поводья, опрокинулся назад и упал с коня. Не издав ни звука, свалился возница. Поднялась беспорядочная стрельба. Кэт видела, как падали едущие впереди. Двое повисли ногами в стременах, и лошади уволокли их. Раздавались громкие вопли, непривычные боевые кличи, дикая ругань драгун. Упряжки, оставшись без ездовых, шарахались из стороны в сторону. Первый фургон опрокинулся. Драгуны и вольные всадники ударились в беспорядочное бегство. Враги кинулись преследовать. Белыми уже никто не командовал.

Фургон, в котором сидела девушка, продолжал движение. Том завладел вожжами и, благополучно миновав опрокинутый фургон, принялся хлестать животных. Кэт забилась в солому.

Запряженная четверкой легкая фура, кажется, выскочила из схватки. Шум борьбы оставался где-то позади. Стрельба продолжалась, но уже вдалеке. Девушка вздохнула. Более всего она полагалась на Тома, который уверенной рукой правил фурой.

— Кэт! — как раз крикнул он. — Скорей ко мне, на козлы!

Том еще подогнал мулов. Мулы продолжали нестись галопом, и фуру швыряло из стороны в сторону так, что она каждую минуту могла опрокинуться. Девушка с трудом вскарабкалась на доску и села рядом со стариком.

— Кэт, бери вожжи! Поезжай без остановок! Только прямо и прямо, так ты и приедешь к своему отцу. Держись же! Эта дорога — твоя жизнь!

Кэт взяла вожжи.

— Что с тобой? Куда ты? Подожди? Я долго не смогу.

— Надо, Кэт? — Старик запнулся, кровь хлынула у него из горла. — Вот что со мной! На мулов смотри, не на меня!

Кэт увидела, что в боку у него торчит стерла. Тело старика обмякло, и он свалился в траву.

Кэт словно окаменела на трясущейся доске. Вперед, только вперед! Мулы не сбавляли хода. Они тоже были испуганы, и страх подгонял их.

Фургон не останавливался. Крутились колеса, шуршали под ними остатки снега, летели брызги от луж. Понемногу девушка обретала уверенность. Успокоились и мулы и перешли на рысь. Кэт было не совладать с длинным кнутом, да и руки были заняты вожжами. Животные бежали теперь, как им хотелось.

Девушка задумалась. Лощина должна вывести к берегу реки. Стоит достичь Найобрэры, и можно увидеть форт. Там — спасение. Спасение? А что, если отец уже убит индейцами, теми… что напали на колонну. И не был ли во главе их тот самый смертельный враг, о котором люди вспоминали в ночной час?

И тут она услышала топот копыт! Лошади приближались, догоняя фургон. Друзья? Враги? Или все еще носятся вокруг лошади, потерявшие всадников? Стук копыт замер. Больше девушку никто не беспокоил, а времени прошло уже немало. Небо начинало светлеть. Но вот снова стучат копыта. Девушка вздрогнула. Не отпустить ли ей вожжи и не взяться ли за револьвер?

— Хэлло! — раздалось позади фуры.

— Это я! — обрадовавшись, крикнула Кэт в ответ: она узнала голос своего жениха.

В утренних сумерках рядом с фурой возник всадник. Девушка не ошиблась, это был лейтенант Роуч. Он нервно дергал уздечку, шляпы на нем не было, и волосы слиплись от пота.

— Поезжай дальше! — крикнул он. — Мы с тобой, наверное, единственные, оставшиеся в живых. Я поскачу вперед и выеду навстречу тебе с людьми.

— Возьми меня с собой!

— Ты с ума сошла! Мой конь не выдержит двоих! Черт висит у меня на хвосте! — И лейтенант так пришпорил коня, что он взвился на дыбы и лишь после этого бешено помчался вперед.

— Помоги же! — крикнула Кэт изо всех сил, но всадник даже не оглянулся.

В полной растерянности девушка смотрела ему вслед, пока он не исчез за поворотом ложбины. Скоро затих и топот его коня.

Стиснув зубы, Кэт принялась, как могла, погонять мулов. Насколько она поняла, все сопровождающие колонну погибли, а за Энтони Роучем, теперь, значит, за ней, гнался сам черт.

На востоке разгорался день. Неприютной, безобразной открывалась прерия под светлеющим небом. Вытаявшие пучки пережившей зиму травы, за ночь снова припорошенные снегом, и кроме нее — ничего. Кэт осознала наконец, что она одна-одинешенька в этой суровой, чужой для нее прерии. И не оставалось в ней ничего, кроме страха.

Мулы заупрямились. Даже Бесси, добрая Бесси вдруг не захотела больше бежать.

— Бесси, разве ты не получала от меня хлеба? Ну беги же, пожалуйста, Бесси, сам черт гонится за нами! — Кэт вдруг заметила, что сама с собой разговаривает вслух, и испугалась своего прерывающегося голоса.

Степная сторона тянулась бесконечно. Песок и трава, трава и песок, и так всю ночь, все утро. Что-то зловещее было в этой безмолвной равнине без деревьев и кустов, без людей и животных. Кэт выбивалась из сил, пальцы у нее стыли и коченели.

Черными пятнышками мельтешили у нее перед глазами призрачные всадники, которые нагрянули ночью, — индейцы.

— Бесси, ты главная в упряжке, беги же, побегут и другие!

Однако усталые мулы бежали лишь ленивой рысью. Кэт прислушалась. В третий раз доносился до нее сзади топот. Ах, если бы сердце ее билось спокойнее, если бы не стучала так в висках кровь! Если она не ошибалась, приближался всадник, а не бродячая лошадь: галоп был спокойный, размеренный. Девушка и сама не знала, почему, но надежда на этот раз возобладала над страхом. Быть может, эта размеренность звука успокаивала нервы?..

И тут раздался голос:

— Сто-ой!

Девушке был незнаком этот голос, и все же он внушал ей доверие. Она попыталась выполнить приказ и остановить упряжку. Но мулы чувствовали, что вожжи в неуверенных руках. Они упрямились, лягались и продолжали бежать. Всадник, догонявший ее, поравнялся с фургоном. Ужас овладел ею. Это был индеец!