Запрос в друзья - Маршалл Лора

Чувство вины душит меня. Много я сегодня не наработаю. Я должна была подобрать образцы тканей и красок для клиента, но это все равно придется отложить. С ними я уже просрочила, так что лишний день погоды не сделает. Я легко могла бы отменить поездку к Эстер, предупредить учительницу, что Генри заболел, и весь день, уютно свернувшись на диване, смотреть диснеевские мультфильмы. Но желание выяснить, что же происходит с запросом на «Фейсбуке», перевешивает все остальное.

Я отрываю от себя Генри и начинаю уговаривать его одеться, пообещав, что буду долго играть с ним в паровозики, когда он вернется днем домой.

— Реально долго? — канючит он.

— Реально-реально, — клянусь я.

Я отвожу его в школу на завтрак и направляюсь на восток. Съезжаю с дороги, и передо мной под свинцовым небом простирается шоссе А11. Пейзаж мне смутно знаком, несмотря на то, что я не была здесь много лет: небесные просторы, набухшие тучей; плоская ширь полей, сменяющих друг друга; поток машин, с ревом проносящихся мимо сурового и одинокого памятника жертвам войны. Я еду мимо загадочно названного леса Элведен, навевающего фантазии о захватывающих дух приключениях с тварями, придуманными Толкиеном. Но на самом деле тут есть только велосипедный маршрут, скалолазание и другие семейные развлечения. Ветер хлещет по моей машине. Через несколько миль после Элведена я заезжаю на стоянку и какое-то время сижу, вцепившись в руль, стараясь унять дыхание. Я проверяю телефон, как всегда, чуть только возникает свободная минутка, но там ничего нового нет, не считая сообщения от Розмари, которая напоминает мне о чем-то, что я должна была сделать, но не сделала.

Когда я прибываю на место, меня впускают внутрь и предлагают обождать в элегантной, обставленной безупречной антикварной мягкой мебелью приемной с натертыми паркетными полами. Именно так изображают английские адвокатские конторы в американских фильмах. Я присаживаюсь на краешек расшитого кресла, ерзаю, то и дело скрещивая ноги.

Я рассчитывала за несколько минут собраться с духом, оглядеться, но, как только ухоженная секретарша проводит меня в кабинет, понимаю, что игра началась. Эстер поднимает голову, и через секунду доброжелательная улыбка исчезает с ее лица, в глазах за черепаховой оправой появляется изумление. Она ждет, пока удалится секретарь, и произносит, не скрывая неприязни:

— Вы не Серена Кук.

— Очевидно, нет. Я… я не была уверена, что ты согласишься со мной разговаривать.

— Подозреваю, ты здесь не за тем, чтобы составлять завещание?

— Нет.

— Тогда зачем ты пришла?

Я все еще топчусь в дверях, так как присесть мне никто не предложил. Беспрестанно и без нужды заправляю волосы за уши, эта привычка у меня с детства. Этот жест, должно быть, пробуждает в Эстер воспоминания о тех днях, когда мы бегали, свободные и чумазые, по лесам около ее дома, потому что ее взгляд чуть-чуть смягчается и она указывает мне на мягкое кожаное кресло, стоящее перед ее столом. Я с благодарностью опускаюсь в него.

— Я не знала, куда мне еще пойти.

Эстер вопросительно поднимает бровь.

— Кое-что случилось.

Вторая бровь присоединяется к первой. Я набираюсь храбрости.

— Мне пришел запрос в друзья на «Фейсбуке». От Марии Вестон.

Сочувствие, с которым вопреки себе Эстер прореагировала на мое очевидное неловкое положение, мгновенно сменяется замешательством и чем-то еще, чего я не могу определить. Что это, страх?

— От Марии? Но это невозможно… — Похоже, Эстер не привыкла терять самообладание.

— Да, невозможно. Но, скажем так, это произошло. Я подумала… вдруг ты что-то об этом знаешь или сможешь пролить свет на ситуацию?

— С какой стати я должна что-то знать? — покраснев, отвечает она. — Я не имею привычки создавать странички на «Фейсбуке» от имени давно умерших школьных подруг. Меня даже нет на «Фейсбуке».

— Да нет же, я и не думала, что это ты послала запрос. Я просто… ну, я испугалась. Я думаю, кто-то побывал у меня дома, и меня точно преследовали на улице пару дней назад.

— Что? — Она озабоченно морщит лоб. — Ты сообщила об этом в полицию?

— А что они могут сделать? У меня нет никаких доказательств. Да, еще вот что… вчера мне пришло сообщение. От того же человека. Можно я тебе его покажу?

Она пожимает плечами, давая понять, что я не оставила ей выбора, и я протягиваю ей телефон. Читая с экрана, она поджимает губы, словно опасается проговориться. Эстер прокручивает экран, и выражение ее лица смягчается. Она выдыхает, медленно и долго, и я понимаю, что она смотрит на фото Марии.

— Как ты думаешь, что я должна спросить у тебя?

— Разве это не ясно? Нас обеих дразнили и преследовали в школе. Тот, кто тебе написал, знает об этом.

Я начинаю возражать, но она перебивает меня:

— Знаю, знаю, ты никогда не травила меня. Просто бросила, как только мы пошли в школу, и больше со мной не общалась. Но то, как вы с Софи поступили по отношению к Марии, вряд ли можно назвать по-другому. Не так ли?

Я вся горю от стыда. Не отваживаюсь смотреть ей в глаза.

— Мне не надо было приходить, — говорю я, глядя в пол. — Я подумала, мне стоит с кем-то это обсудить, от Софи толку нет, вот я и решила, что, может быть, ты сможешь как-то помочь мне, что ли.

— Ты обсуждала это с Софи Хэнниган? Ты с ней до сих пор общаешься? — Тон Эстер дает мне понять, что если отвечу утвердительно, то упаду в ее глазах еще ниже.

— О господи, нет же, мы со школы не виделись. Я ее сейчас нашла.

— На «Фейсбуке»?

— Да.

— Ну разумеется. Держу пари, она постоянно там. «Только посмотрите, как я роскошно выгляжу, как я шикарно живу». Не выношу этого! Поэтому меня и нет там — все это настолько фальшиво, прямо специально придумано для того, чтобы ты чувствовал, в каком дерьме живешь.

Пытаюсь сообразить, как мне преодолеть барьеры, которые Эстер выстраивала с того момента, как я вошла в ее офис.

— Послушай, я признаю, что обращалась с Марией не лучшим образом.

Эстер фыркает.

— Ладно, ужасно обращалась. Теперь, когда я вспоминаю об этом, мне так стыдно, словно я была другим человеком. Не могу поверить, что могла вести себя подобным образом. Дня не проходит, чтобы я не думала о Марии. Но я не в состоянии изменить сделанного. — «Боже, как бы я этого хотела. А ведь Эстер даже не знает, что я натворила на самом деле». — Я могу влиять только на себя сегодняшнюю. И не могу понять, почему это происходит именно сейчас. Связано ли это как-то с вечером выпускников? У людей в головах зашевелились воспоминания?

— А будет встреча выпускников?! — С лица Эстер слетает маска, и она не успевает показать мне то выражение, которое хотела продемонстрировать. На секунду у нее на лице отражаются точно такие же эмоции, какие испытала я сама, когда узнала про встречу: разочарование, стыд, ненависть к себе. Но в отличие от меня, у Эстер есть аудитория, так что она быстро берет себя в руки: — Я не пошла бы туда, даже если бы мне заплатили. Ты ведь не пойдешь?

— Я вообще-то собиралась, — бормочу я. Почему мне так неловко? Почему я до сих пор не могу вырваться из шкуры подростка, выйти из роли, которую играла в том давно прошедшем времени?

— Луиза, ты все еще ждешь одобрения окружающих? Боже, да ты совсем не изменилась!

— Послушай, забудь об этом, — говорю я, желая оказаться где-нибудь далеко отсюда. — Я вижу, что ты не можешь мне помочь. Или не хочешь.

Ее лицо смягчается.

— Дело не в том, хочу я или нет, я просто не в курсе происходящего. С того дня, как я вышла за порог школы, я никогда ни с кем не встречалась. Не то чтобы специально. Слушай, дай мне свой номер, если мне придет что-нибудь в голову, я свяжусь с тобой.

— Благодарю, — тихо отвечаю я и пишу на листочке номер телефона.

Она рассматривает свои сжатые в кулаки руки. У меня складывается впечатление, что она прямо-таки впивается ногтями в ладони.

— Для тебя это, должно быть, стало большим потрясением, я имею в виду запрос. Да еще ее фото.