Чужую ниву жала (Буймир - 1) - Константин Гордиенко

- Вы пришли девушку сватать или покупать корову?

Сваты вылупили глаза. Их даже в пот бросило от дерзкой выходки дивчины. Люди важные, самостоятельные - такого еще с ними не бывало!

Прикрикнул, затопал на дочку Иван Чумак. Ахнула Лукия - неуважительно держится дочка со сватами, срамит непристойным поведением родителей.

Не хочет дочь подчиняться. Упрямая ослушница знает - при людях отец не посмеет ударить ее.

- Недалекий умом ваш Яков.

- Не беда, дочка, у тебя ума хватит на двоих, - ответил Мамай. Знает, что сказать! Всегда посылают сватать опытных в этот тонком, деле.

Орине надоело слушать льстивые речи, снова она перечит:

- Яков хилый парень!..

Крошки уважения нет в девушке к хозяйскому сыну - он и непутевый, и хвастливый...

Отец хотел было снова напуститься на дочку. Но Мамай поднял мясистую руку, выразительно посмотрел, и отец замолк. С ласковыми словами обращается сват к Орине, хвалит, захваливает Якова Калитку. Мамай не станет кривить душой, опять-таки человек при церкви служит, всем миром выбран.

- Он такой, этот Яков... Ноги ему мыть - воду пить...

Лука Евсеевич может это подтвердить. Вот ведь не кто-нибудь говорит староста общества. Женится Яков - разума прибавится.

Спокон веков так! Какой не будет гуляка, бражник, сорвиголова, стоит ему только жениться - сразу переродится человек!

Орина свое: свекровь лютая, нелюдимая...

Лукия чуть не сгорела со стыда. Непокорного нрава дочка, ославила при всех, сколько сраму переносит из-за нее мать, в присутствии людей. Испугалась: ну-ка, скажут сваты Калиткам - привередливая, мол, девушка, не легко будет с ней сладить. Но сваты выдались на диво мудрые, они не придали большого значения словам девушки. Лука Евсеевич снисходительно усмехнулся, объяснил:

- А что до свекрови - матери родной не нужно. На батрака никогда не прикрикнет. Это все людской оговор... И Яков всегда защитит тебя. Он такой, этот Яков, - пришел в хату, разделся. Сестра прядет - и он сразу за клубок, мотает пряжу, минутки без работы не посидит. Он никого не осудит, ни на кого не рассердится. Век проживешь - не будешь битой. Самая богатая, самая славная дивчина кинулась бы ему на шею, помани он только. Да Яков выбрал тебя. Сердцу не закажешь, и мы молоды были...

Мать Лукия вся сияла, слушая замечательный рассказ свата, поражалась, качала головой: какого мужа бог дочке посылает! Да и кого бы не увлекли эти необыкновенные слова? Каждая крестьянка рада хоть во сне иметь такого мужа, чтоб за месяц ни разу не побил, не то что никогда.

Приятные, складные слова старосты согревали душу, разгоняли кровь, словно светлее стало в хате, милее на свете. Лукия, приветливая, пригожая женщина, одаряла гостей ласковыми взглядами, сама залюбовалась мужественными, сытыми усачами. Только дочь, угрюмая, хмурая, не проявляла никакой радости.

Твердое слово бросает Мамай девушке:

- Яков даст тебе жизнь...

Мороз пугает девушку:

- Не житье, а погибель за бедным...

Мамай:

- Не богатство твое, а тебя сватаем...

Мороз:

- А там полюбитесь.

Напоследок Мамай надумал покорить девушку заманчивыми посулами, что в богатый двор идет, будет жить в роскоши...

- Ты там и мед будешь кушать, пасека своя...

- Лучше мне горькую полынь есть, чем, идти за Якова! - упрямо твердила девушка свое.

Сваты поучают девушку, не она первая замуж идет, спокон века по отцовой воле детей женят, выдают замуж. И живут люди, плодятся и своих детей точно так же устраивают. Было бы на чем - земля, скот, - а любовь всегда придет. Какая любовь, когда ни коровы, ни свиньи...

Лукия, счастливая мать, потчует сватов, упрашивает:

- Закусывайте, Остап Герасимович, спасибо вам. Может, в нашем хозяйстве что не так?

Лукия словно знала, словно ждала дорогих гостей - испекла праздничный белый хлеб, обменялась им со сватами, да еще и залилась горькими слезами по дочке:

- Эх, кормила, да не для себя, для людей выкормила...

А в звездной глубине вечера звенела шедривка:

Прилiтала ластiвочка до вiконечка,

А чи дома - дома пан господар?..

9

Заскрипели ворота, сам старшина навестил свата. Лукия, еще издали завидев его из окна, засуетилась, не знала, что ей сделать, чтобы уважить высокого гостя, натянула новую юбку, песочком посыпала глиняный пол песочек чистый, желтенький, как просеянный, - черные следы на полу присыпала, вытерла скамью, Иван Чумак метался по хате, приглаживая волосы, не знал, какую обнову надеть на себя в такой торжественный час.

Старшина приехал на таком коне, что мороз пробежал по спине Лукии... Не на чужой двор прибыл старшина, не с обычной целью - содрать подать и тому подобное. И уж отныне Иван Чумак будет без страха смотреть на то, как старшина проезжает по улице, конечно, по чью-нибудь душу... Калитка приветливо поздоровался с Чумаками, и хозяева не знали, куда посадить знатного родича, чем потчевать дорогого гостя. Легко ли людям свыкнуться с таким событием: сам старшина с ними роднится! И как к нему подступить, и как его величать?

Роман Маркович, такой приветливый, простой, осведомил сватов, что уже с батюшкой договорился. Едва выторговал, насилу уломал батюшку. Все девчата у него на счету - никто замуж не идет. И умирать не умирают люди. Нет заработков, доходов, так за Орину батюшка хотел пятьдесят карбованцев, и Роман Маркович насилу уломал святого отца...

Чумак с уважением выслушал и еще раз убедился - великое дело старшина. Что смог бы сделать Чумак? Разве послушал бы его батюшка? Знатного родича послала судьба Чумакам, и через это Иван Чумак отныне заметный человек в обществе.

Орина стояла за перегородкой в кухоньке беспомощная, беззащитная, сердце девичье ранили спесивые речи старшины.

Лукия наказывает дочери: выйди, посмотри на свекра, пусть и он на тебя поглядит. Сам, старшина становится нам родней, чего еще на свете ждать от бога? Достойные люди. Не знаешь, за что нам счастье выпало...

Орина с досадой натягивает новую юбку. Только мать, стоящая у нее над душой, могла принудить предстать пред очи ненавистного Калитки.

Девушка перешагивает порог, трижды кланяется, как положено, целует руку свекру, - кто посмеет пренебречь материнскими наставлениями, нарушить извечный обычай?

Старшина смотрит на девушку осоловелыми глазами и ласково говорит:

- Это моя сноха такая? А ты мне отработаешь двадцать пять рублей, что я дал за венчанье батюшке?

Вопрос этот задан, бесспорно, в шутку. Надо же что-нибудь сказать человеку.

Вместо того чтобы принять невинное слово старшины, как надлежит скромной дивчине, Орина вся покраснела от оскорбления и обиды.

- По экономиям ходила, отцовскую аренду отрабатывала, и тут придется? - сквозь слезы промолвила она и с плачем выбежала из горницы.

Навек осрамила родителей. Иван Чумак попросил прощения у старшины, обещал отцовской рукой проучить дочку, выбить из нее дурь.

Старшина и так знал - не по своей воле замуж идет девка, оттого и бунтует.

Вот и пришли к согласию Чумак со старшиной, отчего, казалось, вся хата повеселела. Даже на душе полегчало. Не чужой человек теперь Чумак старшине, не какая-то там обычная податная душа! На короткой ноге теперь Чумак со старшиной. Говорил как равный с равным.

На следующий же день Лукия с праздничным чувством в душе понесла в Лебедин шить теплую кофту дочери, не простую черкасиновую или ситцевую, а ламбоковую. Наказывала портному, чтобы сшил просторную, с длинными полами.

- Это на что? - возражала Орина.

- Потом узнаешь, - строго ответила мать.

Видно, невдомек дочери. А смысл такой - появится дитя, так завернуть в полы.

Вслед за отцом навестить невесту решил Яков. Надо было задобрить Чумаков, а при удаче поговорить с Ориной.

Надо сказать, что Чумаки люди бывалые, знали, как держаться со знатным зятем. Приветливо встретили дорогого гостя. Впрочем, угощать не стали. Расспросив о здоровье паниматки, сестры, Лукия вдруг вспомнила, что ей нужно навестить больную соседку. А Чумаку понадобилось задать коням овса. Ушли из хаты.

Небезопасно, правда, и покидать молодых, того и гляди, дочь нагрубит Якову, наговорит чего-нибудь худого, как давеча свекру. Однако кто не знает, что при родителях язык вообще связан.

Яков остался наедине с Ориной, которую скоро запряжет... Плотоядно разглядывал он круглые девичьи плечи, налитые груди своей будущей жены. Помутилось у него в голове, и сердце гулко забилось. Такого с ним еще не бывало. Это не на посиделках, где можно было как угодно с девушкой держаться. К тому же Орина не просто дивчина, а невеста, нареченная, в воскресенье они должны повенчаться.

Орина, молчаливая, хмурая, по девичьему обычаю вышивала на полотне.

Кто его знает, как девушку развлечь, чтобы оставить по себе добрую память, чтобы забылись все неприятности, которые произошли на посиделках. Мало ли недругов у Якова, что старались его охулить. Павло первый рад был его высмеять.