Поцелуй истины (СИ) - Снегова Анна

— Говорят, ты умеешь целить. Я уже не молод, меня снедает множество болезней, а я хотел бы прожить очень долгую и очень счастливую жизнь. Золота у меня много, но есть вещи, которые за деньги не купишь. Пойдём со мной, милая! Станешь моей личной целительницей. Будешь спать на мягчайших постелях, есть на серебряных тарелках, ни в чём не знать отказа…

Но те же самые инстинкты дикого зверя подсказали ведьме, что от этого человека нужно бежать без оглядки. Что она и сделала. Даже слова не ответила на предложение этого человека.

И так страшно ей стало, когда она вспоминала, какой злобой полыхнули его глаза, когда она убегала, что с тех пор она даже носу не показывала из лесу. Скрылась в самой дальней, самой глухой чаще, не выходила больше в деревню. Потому что загнанный зверь прекрасно знает, когда охотник выходит на его след.

Прятаться получалось до самой Новогодней ночи. Не раз и не два за это время она чувствовала присутствие в лесу чужаков, но каждый раз путала следы, отводила глаза, зачаровывала лесные тропки.

В самую длинную, самую чёрную ночь в году, в которую, по поверьям, легче всего творятся злые дела, удача всё-таки изменила ведьме. Видимо, отчаявшись найти её, градоначальник придумал свой самый хитрый план.

Когда в лес вошла уже знакомая ведьме крестьянка — мама исцелённого мальчика — и принялась её звать, она всё-таки откликнулась. Потому что ей сказали, что мальчику снова плохо. Потому что она не смогла промолчать и остаться в стороне.

А крестьянка завела её в заранее разложенный на земле магический капкан. Хитроумное изобретение Инквизиторов. Стоило ведьме наступить, как портал перенёс её прямиком в тюремную камеру. Последнее, что она помнила — это испуганное мяуканье кота, который как обычно шёл за своей хозяйкой, да слезливые причитания и извинения предательницы…

…Выхожу из воспоминаний обратно — в чистое белое поле, залитое светом. Оглушённая, потерянная, вымотанная. Это было действительно тяжело — теперь понимаю, почему синеглазый в прошлый раз не хотел так долго копаться в моей голове. Ощущение, будто по телу потоптался медведь. А потом ещё и уселся сверху.

Одно радует — мой Инквизитор по-прежнему меня обнимает. Стискивает в сильных руках так, будто боится отпустить даже на секунду. Вздыхаю.

— Ну вот. Теперь ты всё видел. Теперь ты всё обо мне знаешь. Кажется, у нас и правда получился настоящий… поцелуй истины.

Глава 14

Я первая разрываю объятие — просто отрываю себя от него силой. Потому что мне пора отвыкать. Я и так не представляю, как буду одна… но пострадать над бедной-несчастной собой я успею вволю потом. Сейчас бы выбраться живой — пока ещё кто-нибудь не явился. Поэтому…

— А теперь слушай повеление твоей госпожи. Освободи мои руки — обе. И… выведи из тюрьмы. Отвези обратно в Тормунгальдский лес.

Наверное, это не самое мудрое решение. Но я правда не знаю больше ни единого места во всём белом свете, где была бы в большей безопасности. А значит — снова в лес. Заберусь на этот раз в чащу так далеко, чтобы меня никто не нашёл. И никогда — никогда! — не буду отзываться ни на чей зов. Наверное, именно так люди и перестают быть добрыми. После первого предательства.

И о синих глазах забуду. Вот прямо сейчас и начну забывать. Вырву из сердца с корнем воспоминания. Поэтому и смотреть лишний раз не буду. Лучше на стеночку. Или под ноги.

— Как прикажешь, госпожа.

Нас выдёргивает из океана белого света — снова в затхлое тесное пространство камеры.

Инквизитор отстраняется и одним резким, рубящим воздух движением ладони снимает с меня цепи. Как же непривычно! Опускать руку даже больно немного. Растираю запястья по очереди, разгоняю кровь, трясу кистями — становится лучше.

— Теперь за мной. Быстро, молча, держаться за моей спиной.

Киваю в ответ на сосредоточенные, спокойные слова… такие невозмутимые, такие по-деловому сдержанные… да не буду я реветь! Не буду, сказала. Ну и на спину его широкую, пожалуй, всё-таки чуток полюбуюсь. Спина — это не лицо, а я себе насчёт синих глаз только зарок давала. Спина совершенно точно не считается.

Очнувшись, кидаюсь догонять — мой Инквизитор уже у двери, осторожно её открывает и в щель высматривает, что там в коридоре. Успеваю подхватить с пола коротко мявкнувшего Уголька… и, поколебавшись, скомканный пергамент приговора. Не хочу оставлять свиток. Мало ли, кто увидит и догонять бросится. Потом, в безопасности, в своём любимом лесу, порву на мелкие клочки и с удовольствием сожгу эту пакость.

Дальше становится некогда думать о постороннем — по кивку Инквизитора я осторожно выхожу за ним в коридор. Только… едва не спотыкаюсь на пороге.

Ловлю себя на ужасной мысли. О том, что мне не хочется покидать камеру. Кажется, никогда за всю свою бедовую жизнь я нигде не была так счастлива, как здесь. Я точно сумасшедшая.

А за дверью сразу становится ужасно неуютно. Даже за широкой спиной моего Инквизитора. Здесь темно, гуляют холодные сквозняки, и много-много одинаковых дверей по обе стороны — аж до самого выхода, который маячит где-то там, вдали. Интересно, который час — уже светает? Понятия не имею, а неба здесь не видно.

Идём по коридору быстро, но осторожно, даже Уголёк притих, притаился на моих руках. Но всё равно шаги слышны — и я то и дело вздрагиваю, когда кажется, что из какой-нибудь двери сейчас точно кто-то выйдет.

Ну, чего боишься, то обычно и случается.

Мы почти уже смогли — почти добрались до спасительного выхода… как скрипнула последняя дверь, и в коридор неспешно вышел тот самый мерзкий старикашка. И почему ему не сиделось спокойно на пенсии, спрашивается?! Что он тут забыл в Новогоднюю ночь? Неужели у него даже семьи нету? Хотя, при его-то вредности…

Он быстро мазнул по нам взглядом, и кончики его пальцев вспыхнули рыжими огнями.

— Куда вы ведете эту ведьму, Родерик? — обманчиво-спокойно произнёс он.

Я остановилась, прячась за спасительную спину своего Инквизитора и жмурясь от страха.

— Лучше погасите заклинание, Элдрин. Кому вы собираетесь отправлять магпочту в такой час?

— Вы не ответили на вопрос!

— Я веду ведьму на исполнение приговора. Я убедился в её виновности.

И вроде знаю, что врёт, но всё равно сердце сжимается от горечи.

— В таком случае я сопровожу вас.

— Нет никакой необходимости!

— Я настаиваю. И даже очень.

— Что ж, тогда…

Взмах руки, затянутой в чёрное. Снежный вихрь взметается, послушный велению этой руки, бросается к старику, окутывает его — а тот успевает лишь слабо вскрикнуть, и огни в его ладонях уже погашены, сожраны голодной стужей…

Расширенными от ужаса глазами смотрю из-за спины своего Инквизитора, и вижу, что старик превратился в оледеневшую статую с выражением немого изумления на заиндевевшем лице.

— Ты что же… ты его…

— Разморозится к утру, будет как огурчик. Не переживай. Идём быстрее.

Послушно киваю, ускоряю шаг, провожая невольно взглядом ледяную фигуру. Я и не знала, что синеглазый умеет так… действительно, потрясающе сильный маг! Теперь только начинаю осознавать и ценить, с какой мягкостью он обращался со мной.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍ На улице неожиданно оказывается совсем темно. Вот прямо глаз выколи — только звёзды слабо перемигиваются в вышине, да снег переливается серебряными искрами на широком дворе возле двухэтажного приземистого кирпичного здания на отшибе города, которое все обычно обходят десятой стороной. По счастью, ночами тут, кажется, работают только Инквизиторы, тем более, сегодня Новый год наступает, как-никак. Неужели и правда есть шанс прорваться?..

— Интересно — скоро рассвет? — задумчиво проговорила я, даже не ожидая ответа.

— Сейчас около часа ночи. Так что — не скоро, — ответил синеглазый, осматриваясь.