Великая. История «железной» Маргарет - Маргарет Тэтчер

После этого мы иногда встречались на избирательных собраниях, а потом начали встречаться и без делового повода. У Дэниса были определенный стиль и энергия. Он любил скоростные автомобили и водил «Ягуар», а, будучи на десять лет старше, просто больше знал о мире, чем я. Сперва наши беседы вертелись вокруг политических дискуссий. Потом мы стали иногда ходить в театр и вместе ужинать. Как у любой пары, у нас были любимые рестораны: маленькие итальянские местечки в Сохо для обычных свиданий, удивительная «Белая башня» в Фитцровии, «Французский экю» на Джермин-стрит и «Плющ» для особых случаев. Мне очень льстило внимание Дэниса, но впервые я заметила серьезность его намерений, когда на Рождество после моей первой предвыборной кампании в Дартфорде я получила от него очаровательный подарок: хрустальную чашу с серебряной крышкой, которую я до сих пор храню как сокровище.

Мы, наверное, могли бы пожениться и раньше, но моя страсть к политике, а его к рэгби (из-за чего мы никогда не встречались по субботам) мешали нам. Конечно, он оказывал мне неизмеримую помощь в избирательном округе, быстро решая любые организационные сложности. Фактически даже то, что он сделал мне предложение и что мы обручились, помогло мне на выборах, потому что, не поставив меня в известность, Берил Кук распространила эту новость за день до выборов, чтобы в последний раз подстегнуть мою предвыборную кампанию.

Когда Дэнис попросил меня стать его женой, я долго и всерьез думала об этом. Я была так сосредоточена на политической карьере, что вообще не думала о замужестве. Наверное, я просто отодвинула эту идею на задний план своего сознания и полагала, что это случится как-то само собой когда-нибудь в будущем. Я понимала, что Дэнис тоже не сразу пришел к этому решению, поскольку его брак, заключенный во время войны, закончился разводом. Сейчас, сорок лет спустя, я знаю, что мое решение сказать «да» было одним из самых правильных в моей жизни.

В любом случае я давно подумывала покинуть «Б. Экс. Пластикс» и Колчестер. То, что меня отобрали для Дартфорда, заставило меня искать новую работу в Лондоне. Я обещала отборочной комиссии, что буду бороться в Дартфорде со всей моей энергией. Мой характер не позволял мне действовать иначе. Я начала искать работу в Лондоне, которая приносила бы примерно 500 фунтов годового дохода, не царская сумма даже по тем временам, но она позволила бы мне жить скромно, но с комфортом. Я сходила на несколько собеседований, но обнаружила, что никто не торопится брать на работу человека, который надеется ее оставить ради политической карьеры. Я не могла скрывать свои политические амбиции, а просто продолжала искать. Наконец, меня приняли в «Джей Лайонс» в Хаммерсмите на должность химика-исследователя пищевой продукции, и я могла переехать в мой избирательный округ.

Дартфорд стал моим домом во всех смыслах. Семья, у которой я снимала жилье, заботилась обо мне. Они были очень добры, а их доброжелательность усиливалась от того, что они были ярые тори. Миллеры тоже взяли меня под свое крыло. После вечерних собраний я обычно шла к ним домой, чтобы отдохнуть за чашкой кофе. Это был приятный дом, в котором каждый, казалось, был намерен наслаждаться жизнью, с тех пор как тяготы военного времени ушли в прошлое. Мы регулярно ходили на политические собрания, и дамы прилагали особые усилия, чтобы надеть что-нибудь нарядное. Отец Джона Миллера, вдовец, жил вместе с семьей сына и был мне замечательным другом: на любой вечеринке он слал мне розовую гвоздику, чтобы воткнуть в петлицу.

Я ездила в избирательные округа, расположенные по соседству: четыре ассоциации – Дартфорд, Бексли Хит (где кандидатом был Тед Хит), Чизлхерст (Пэт Хорнсби-Смит) и Грэйв-сенд (Джон Лоу), – тесно сотрудничали друг с другом, и сопрезидентом был Моррис Уилер. Время от времени он собирал нас в своем большом доме «Фрэнке», в Хортон Керби.

Из четырех избирательных округов Дартфорд имел меньше всего шансов на победу и потому, с точки зрения других, был наименее важным. В политике имеет смысл связывать надежные избирательные округа с безнадежными. Если в последнем создать активную организацию, появляется шанс отвлечь партийных оппонентов от той политической платформы, которую тебе нужно удержать. Таким путем, по замыслу Центрального офиса, мы могли помочь Теду Хиту победить в Бексли.

Так я познакомилась с Тедом. Центральный офис попросил меня выступить в избирательном округе. Тед был авторитетной фигурой. Он воевал, закончил войну подполковником; его политический опыт уходил корнями в конец 1930-х, когда он поддерживал антимюнхенского кандидата на оксфордских дополнительных выборах. Когда мы познакомились, меня поразил его четкий и логичный подход, казалось, у него всегда был список с четырьмя целями и пятью способами атаковать. Дружелюбный по отношению к сотрудникам избирательного округа, он всегда оставался главным, «кандидатом» или «членом». Это делало его, при всем его дружелюбии, несколько отчужденным и одиноким.

Пэт Хорнсби-Смит из Чизлхерста была полной противоположностью. Она был яркая, жизнерадостная, рыжеволосая – звезда среди женщин-политиков того времени. Ее вдохновенная речь в 1946 году заставила конференцию тори аплодировать стоя; она всегда готова была протянуть руку помощи младшим коллегам. Мы с ней стали большими друзьями и вели долгие разговоры о политике на ее званых ужинах.

Задолго до выборов 1950 г. все мы были озабочены возрождением Консервативной партии. Это был отклик на социалистическую политику, осуществляемую правительством Эттли самих консерваторов и страны в целом. Несколько недель предвыборной кампании 1950 г. оказались для меня самыми изнурительными за всю жизнь. В отличие от нынешних кампаний почти каждый вечер проходил митинг с большим количеством слушателей, к которому я должна была подготовить речь в течение дня. Кроме того я писала письма избирателям и почти каждый день ходила по домам с предвыборной агитацией. Меня сильно поддерживала семья: отец приходил на митинги выступать с речами, а сестра помогать в других делах.

Перед выборами леди Уильямс (жена сэра Герберта Уильямса, ветерана тарифной реформы и члена парламента от Кройдона) сказала кандидатам, что мы должны постараться выработать собственную манеру одеваться и держать себя во время предвыборной кампании. Я вняла этому совету и проводила целые дни, одетая в сшитый на заказ черный костюм и шляпу, которую я купила в магазине «Борн и Холлингсфорт» на Оксфорд-стрит специально для этого случая. И на всякий случай я украсила ее черно-белой лентой, а бант с внутренней стороны, – голубой. Были ли эти меры предосторожности необходимы, другой вопрос. Много ли других двадцатичетырехлетних девушек могло оказаться на импровизированной трибуне торгового центра Эрита? Тогда мало кто из женщин-кандидатов проводил агитацию на заводах, но я проводила – и внутри заводов, и за их пределами. Принимали меня живо, хотя иногда шумно. Единственное, что мне не нравилось, необходимость заходить в пабы, и я никогда не зашла бы туда одна.

Мне повезло иметь оппонентом Нормана Доддса, истинного и чрезвычайно рыцарственного социалиста старой школы. Он знал, что он победит, и как истинный мужчина давал шанс юной амбициозной женщине с совершенно другими взглядами. Вскоре после моего выдвижения он пригласил меня на дебаты в зале местной классической школы, и, конечно, я согласилась. Он и я прочли вступительные речи, потом были вопросы, затем каждый из нас сказал заключительное слово. У каждого были сторонники в зале, шум стоял ужасный. Позднее дебаты повторялись и проходили хоть и энергично, но без явного перевеса одной из сторон. Споры шли о проблемах и фактах, а не о личностях. Однажды центральная газета сообщила, что Норман Доддс признает мою внешнюю привлекательность, но не мой шанс быть избранной или наличие у меня мозгов. Джентльмен-социалист немедленно написал мне, опровергая это заявление, во всяком случае, последнюю его часть.

Мои публичные выступления активно посещались. Нередко двери зала закрывались за двадцать минут до начала митинга – столько народу набивалось внутри. В те времена одно из преимуществ женщины заключалось в том, что с нами обращались учтиво, и мы этим пользовались, что сегодняшними феминистками по большому счету утрачено. Например, однажды я прибыла на общественный митинг и обнаружила, что приглашенный оратор, бывший министр ВВС лорд Балфер-оф-Инчри столкнулся с небольшой революцией в лице перебивающих его критиканов, до такой степени наглых, что пришлось вызывать полицию. Я попросила организаторов отменить вызов, и точно – как только я взошла на трибуну и начала говорить, крики затихли и порядок был восстановлен.

Моя кандидатура приобрела национальную и даже международную известность: в возрасте двадцати четырех лет я была самой молодой женщиной-кандидатом в предвыборной кампании 1950 г. Меня попросили написать статью о роли женщин в политике. Моя фотография попала в журнал «Жизнь», в «Иллюстрированные новости Лондона», затесавшись в компанию с выдающимися политиками, и даже в западногерманскую прессу, где меня описывали как «junge Dame mit Charme»{ Нем. – очаровательная юная дама.} (наверное, в последний раз).