Соколиная семья - Яков Михайлик

Первым нарушил молчание командир эскадрильи:

- Кажется, пора прощаться с Вольском. И так засиделись тут. Скоро жарко будет под Сталинградом. Наверное, туда и пошлют. Поскорее бы самолеты получить.

- Наши здорово работают, - вступил в разговор лейтенант Поселянов. Девяносто два гроба спустили с небес на землю.

- Это почему же девяносто два? - спросил Николай Выдриган.

- По числу самолетов.

- Э, а еще бывший бомбардировщик, - хохотнул сержант. - Ты, наверное, не на пешках, а на кукурузниках летал. Сам подумай, ведь не говорится же, что сбиты только истребители. Наверняка были и Ю-88 и транспортные Ю-52. Значит, гробов около полутора сот.

Поселянов согласился.

Разговорам не было конца. Люди, побывавшие на фронте, вспоминали минувшие бои, а те, кто еще не видел войны, мечтали о предстоящих схватках. Всем было ясно, что с открытием сталинградского направления переучивание и формирование завершится быстрее.

Предположения наши сбылись. Утром майор Лесков объявил, что в течение двух дней мы должны закончить свои летные дела в запасном полку и отправиться за получением новой техники. А оттуда - под Сталинград.

Летчики были рады: кончились тыловые дни.

211-й истребительный авиационный. полк в составе двух эскадрилий направили под Сталинград. Посадку мы произвели на полевом аэродроме, что рядом с совхозом Сталинградский. Это была открытая площадка, представлявшая собой большое круглое поле, на окраинах которого стояли штурмовики Ил-2 и истребители.

Едва техники успели заправить машины горючим, маслом и сжатым воздухом, к стоянке подошел майор Лесков.

- Андреев! - позвал он командира эскадрильи.

- Слушаю вас, - вытянувшись по команде Смирно и приложив руку к шлемофону, отозвался старший лейтенант. Он был небольшого роста и выглядел по сравнению с Лесковым почти подростком.

- Самолеты готовы? Все исправны?

- Так точно.

- Приказано немедленно вылететь всем составом на прикрытие наших войск в районе станции Котлубань. - Лесков показал цель на карте, заложенной в планшет.

Андреев тоже достал карту и начал быстро наносить линию боевого соприкосновения.

- Котлубань наша? - спросил комэск.

- Наша, - уверенно произнес майор и, как бы подтверждая, еще раз провел карандашом по еле заметной линии фронта. - Собирайте летный состав и ставьте задачу на вылет. Будете прикрывать войска до тех пор, пока в воздухе вас сменит вторая эскадрилья.

- Ясно. Разрешите выполнять?

- Действуйте.

Спустя несколько минут мы начали взлетать звеньями прямо со стоянок. Ведь аэродром - это просто очень ровная и твердая целина, взлетать и садиться можно с любого направления, любыми группами одновременно.

Высота три с половиной километра. Несколько минут полета - и под нами передний край. Внизу отчетливо видны траншеи, ходы сообщения. Временами их почти сплошь покрывают черные кусты разрывов мин и снарядов. Там огненный ад.

Не успели сделать и одного круга, как появилась восьмерка Ме-109. И вот уже в воздухе бешено кружатся две карусели - из наших самолетов и немецких. Мой ведущий - по-прежнему старший лейтенант Андреев. На какую-то долю секунды он успевает поймать в прицел одного из мессеров. Вражеский самолет как бы напарывается на огненную трассу, вспыхивает и камнем идет к земле.

Неподалеку от меня в багровом облаке разрыва як исчезает. Кто-то погиб за землю сталинградскую. Кто? Пока еще не знаю...

Вскоре небо становится пестрым. Волнами идут фашистские бомбардировщики. За ними появляется группа истребителей. С. Ф. Андреев выходит из круга и кидается в атаку. Я неотрывно следую за ним, обеспечиваю прикрытие и одновременно просматриваю то левую, то правую полусферу.

Карусели смешались. В каждом из горизонтальных и вертикальных кругов теперь и наши и немцы. В воздухе творится черт знает что. Такого мне еще никогда не приходилось видеть. Даже под Москвой, в самые горячие дни.

Еще раз вглядываюсь и замечаю: на нас идет звено мессеров. Андреев упорно держит курс к бомбардировщикам. Значит, то, что сзади, - на мою долю. Перевожу самолет в резкий разворот и атакую ведущего Ме-109 в лоб. Так учили меня командиры, так подсказывала боевая обстановка. Избегая столкновения, гитлеровец торопится отвернуть и на мгновение подставляет мне свой бок. Гашетки нажаты, и струя металла успевает зацепить врага. Мессер загорается и переходит почти в отвесное пикирование. Следить за ним некогда.

Разворачиваюсь снова на сто восемьдесят градусов, что - бы отбить атаку еще одной пары стервятников. Проскочив на лобовых, невольно входим в вираж: никому не хочется подставлять хвост под огонь. Вираж никакого результата не дает. Я перехожу на пол у вертикальные фигуры и постепенно достигаю преимущества в высоте. Осматриваюсь. Самолетов, кажется, становится меньше. Одни вспыхивают свечками, другие, даже не успев оставить заметного следа, врезаются в землю, третьи мгновенно разлетаются на мелкие куски, четвертые, словно метеоры, прочертив воздух, исчезают внизу. Однако бой продолжается в сплошной неразберихе.

Выбрав удачный момент, атакую ведущего назойливой пары мессершмиттов. Тот упорно втягивает меня в вираж. Снова каскад фигур, набор высоты, атака и... опять вираж. Хитер и ловок враг. Да и задача его - связать меня боем, отвлечь от своих бомбардировщиков. Но он, видимо, решил, что выполнил свою задачу (часть бомбардировщиков сбита, остальные, сбросив бомбы куда попало, взяли курс на запад), и пытается заманить меня в сторону своих войск. Тут-то и настигает его пушечная очередь.

Задымив, мессер переходит в пикирование. Ведомый спешит за ним. Это у них один из приемов выхода из боя. Знаю, что наши яки на пикировании несколько отстают, но все равно пытаюсь догнать, сбить второго врага. И вдруг замечаю стрелки бензомера подходят к нулю. Делать нечего. Разворачиваюсь в направлении своего аэродрома. Самолетов в воздухе почти нет. Лишь кое-где пары или одиночки спешат в разных направлениях. Бой окончен. Мотор работает уверенно, но стрелки прибора дрожат у самых нулей. Совершенно ясно - до аэродрома не дотянуть. Надо идти вдоль дороги.

На встречном курсе проносится группа краснозвездных самолетов. Это вторая авиаэскадрилья торопится нам на смену. Подо мною две живые ленты машин, повозок, людей. Густая движется к переднему краю, а та, что пореже, в тыл. Это одна из артерий фронта.

Тревожно думаю, где приземлиться, чтобы самолет остался невредим. К счастью, вся приволжская степь - естественный аэродром. Выбираю наиболее ровную площадку вдоль обочины дороги и сажусь. Теперь надо сообщить на аэродром, чтобы привезли горючее. Но не прошло и двух часов, как я увидел мчащуюся ко мне знакомую полуторку . Опираясь на бочку бензина, в кузове стоит техник Шаповалов. Он что-то кричит, машет рукой. Умница! Золотой человек!