И был вечер, и было утро. Капля за каплей. Летят мои кони - Борис Васильев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Увы, мир меняется. Когда поезд уходит, пустеет перрон, а когда приходит, то это уже другой поезд, как мудро заметил однажды Мой Сей. Двадцатый век предложил свои скорости, и об этом первым узнала Крепость, когда пан Вонмерзкий явился в Благородное собрание, улыбаясь куда глупее обычного.
— Чудо свершилось, господа, — поведал он странно блаженным голосом. — Сегодня я расстался с бриллиантовым колье моей прабабки, урожденной Радзивилл, и подмахнул Мочуль-скому вексель на пятнадцать тысяч из расчета семь процентов годовых, но я ни о чем не жалею. Я счастлив, господа, счастлив, как гимназист, впервые погладивший дамскую ножку: я удостоился тайны «Дилижанса»!
«Что? Где? Когда?» — закричали и зашумели все, надеясь на рассказ, а также и на имя той, которая владела этой тайной. Но Вонмерзкий обвел всех высокомерным шляхетским взглядом и сказал тоном коммивояжера:
— Следите за рекламой, господа. Следите за рекламой — это единственное, что мне дозволено сообщить вам.
И очень скоро — и не где-нибудь, а в самой Крепости, да, да! — со всех тумб засверкали, заиграли, забили в глаза типографские красочные афиши:
«УВИДЕТЬ И УМЕРЕТЬ!
ТАЙНА «ДИЛИЖАНСА»!
ТОЛЬКО ДЛЯ МУЖЧИН!
НОЧНОЕ КАБАРЕ «ДИЛИЖАНС»
ВСЕМИРНО ИЗВЕСТНОЙ РО3Ы ТРЕФ!
Оплата по парижской таксе согласно официального курса
С дозволения ГУБЕРНАТОРА, ПОЛИЦИИ и ВОИНСКОГО НАЧАЛЬНИКА»
Утверждают, что указанные три должностных лица самолично изволили присутствовать на генеральной репетиции, после чего и появилась указанная афиша. А само кабаре заняло весьма укромно расположенный особнячок на тихой Садовой улице, перед которым днем и ночью бессменно дежурил рослый городовой. Открытие было приурочено к дням благопристойным, дабы не оскорбить ни церковь, ни присутствия, ни — боже упаси — царствующую фамилию; в доме шла капитальная перестройка, а саму всемирно известную не видел никто, кроме пана Вонмерзкого и трех должностных лиц. Так считал изнывающий от тайны город Прославль, хотя было еще два человека — один в Пристенье, другой на Успенке, — которые знали больше, но предпочитали помалкивать, исходя, правда, из разных предпосылок.
Несмотря на чреду сверхгероев, открытую Колей Третьяком, подхваченную Бориской Прибытковым и продолженную волонтером генерала Девета Сергеем Петровичем Белобрыковым, они не затмили друг друга, а лишь как бы дополнили. По-прежнему весь город восхищался подвигами Сергея Петровича, гимназистки пылали при одном воспоминании о Бориске, а модные экипажи и наемные кареты притормаживали у настежь распахнутых ворот кузницы, в которой звонко ворочал пудовой кувалдой Коля. Дамы под вуалями жадно всматривались в черноту, где освещенный багровым светом горна и раскаленного железа играл стальными мускулами до пояса обнаженный цыган. «Ах!..» — почти беззвучно шептали прекрасные незнакомки и велели кучеру трогать. И всем было хорошо: дамы любовались, а Коля ковал железо. Но как-то сложившийся ритуал поклонения был нарушен: очень юная особа без вуалетки спрыгнула с коляски и смело шагнула в грохочущий ад.
— Вы Коля Третьяк? Велено передать.
Сунула в загрубелые чумазые руки глянцевый голубой конверт и исчезла, как дымка. Коля извлек из конверта плотную бумагу, развернул и прочитал тут же при свете горна: «КОЛЯ, В ПОЛОВИНЕ ВОСЬМОГО У ПРОЛОМА ВАС ЖДЕТ СЕГОДНЯ ЭКИПАЖ». Записка полетела в огонь, а Коля снова взялся за молот, ибо решил, что это послание — запоздалый вопль вдовьего сердца, которое грех обманывать. Но вместе со стуком и грохотом одна здравая мысль стала постепенно вытесняться другой: а не желает ли таким хитрым манером Изот Безъяичнов (племянник) свести с ним счеты за перебитый нос? Вот этого Коля уже вынести не мог, а потому, загодя побрившись, помывшись и переодевшись, явился в указанное место тютелька в тютельку, как сам граф Монте-Кристо.
За Проломом на Благовещенской и вправду ждала извозчичья коляска. Коля осведомился, его ли ждут, получил подтверждение и бестрепетно уселся на пружинное сиденье. Сытый рысак тихо взял с места, а Коля начал размышлять, сколько его может поджидать народу и кого первого следует бить, дабы не посрамить чести Успенки и уцелеть самому. Он полагал, что его с шиком промчат вдоль крепостной стены, а там вывернут либо к темным воровским притонам Пристенья, либо в глухую и безлюдную Чертову пустошь за Крепостью, где летом останавливались цыганские таборы, устраивались пикники и попойки и где ничего не стоило вечерком пристукнуть человека. Однако рысак круто свернул к центру, перейдя на шаг при подъеме, и вскоре остановился у небольшого вполне мещанского домика с геранью на окнах и георгинами в палисаднике. Из домика вышла девица, что доставляла Коле весточку, молча проводила в гостиную, обстановка которой была уютной, привычной и обычной, усадила в кресло и удалилась. И тотчас же ей на смену вошла очень молодая особа с медными разбросанными по плечам волосами, белой кожей, зелеными глазами и с такой змеиной, с такой соблазнительной и пугающей грацией, что Коля расплылся в улыбке:
— Песя?!
— Увы. Песя умерла от горя, обиды и людского равнодушия, и если бы не вы, Коля, то не родилась бы и Роза Треф. Я знаю, что вы не Мочульский, вы не берете процентов и вот вам ровнехонько ваши сто рублей, но к ним — я.
— Но, Песя…
— Роза.
— Но, Роза, я как-то не очень люблю такие благодарности.
— Я продаюсь только за деньги, а отдаюсь только по любви, Коля, и потому я имела в виду не себя, а своих девочек.
— Понимаешь, Роза, твои девочки шик, но в Пристенье завелась некая Шурочка, которая так вертелась возле моей кузни, что у меня появились серьезные намерения.
— Коля, разве оттого, что Шурочка, даст бог, будет каждый день кормить тебя обедом, ты не можешь разок сходить в ресторацию? Это только улучшает аппетит, что я тебе сейчас и продемонстрирую. Девочки, шампанского и полный набор для спасителя маленькой Песи!
Девочки доставили шампанское и полный набор. Коля вернулся домой под утро, но никому никогда ничего не рассказывал, унеся из маленького домика самые прекрасные воспоминания и синюю, с золотым обрезом карточку, дающую право бесплатного обслуживания в кабаре «Дилижанс» в любое время суток по наивысшему разряду.
А тремя днями позже лучшие рысаки города, принадлежавшие пану Вонмерзкому, доставили его личный закрытый экипаж к дверям заведения мадам Переглядовой. Однако вместо ожидаемого пана из экипажа вышла очень молодая особа в очень дорогих мехах, и мадам ахнула ну совершенно так, как давеча ахнул Коля.
— Песя?!
— Мадам Переглядова, — холодно сказала гостья, — мое имя Роза Треф, и я прибыла в этот город с единственной целью — разорить вас. Не будем обсуждать причин этой причуды: примите ее, как удар молнии. Однако у вас есть шанс уцелеть. Вам интересно узнать об этом шансе?
— Ты мерзавка и нахалка, — шепотом ответствовала мадам. — Я прикажу выбросить тебя.
— И ровно через час ваше заведение будет опечатано: распоряжение о сем, подписанное самим губернатором, лежит у меня и ждет движения. — Не ожидая приглашения, Роза уселась в кресло, достала из сака коробку пахитосок «Клеопатра» и прикурила. — Думайте, мадам, думайте.
— Чего ты хочешь? — задыхаясь от бессилия, спросила наконец Переглядова.
— Девочек. Вы будете абсолютно безвозмездно уступать мне самых красивых, умненьких, а главное, случайно оступившихся девочек до того, как ваши завсегдатаи испортят их. Если откажетесь, я гарантирую вам скорое и полное разорение, нищету и гнусную старость. Если да, зовите Дуняшу: я увезу ее в знак утверждения нашего договора.
— Дуняша — самая красивая? — с презрением протянула мадам. — Или, может самая…
— Дуняша — единственное существо в вашем борделе, которое когда-то пожалело несчастную Песю. Я, мадам, никогда не забываю своих долгов. Ни плохих, ни хороших. И учтите, плохие долги я всегда плачу с очень большим походом.
Это был лихой гусарский налет, разведка боем, присущее Розе безграничное нахальство. У нее не было никакого письма губернатора, и мадам Переглядова знала об этом, но натиск был столь дерзок, что мадам решила не искушать судьбы. Рыжая красавица была пугающе похожа на змею…
— Как тебе удалось это предприятие, Роза? — спросил тот единственный, которого Роза полюбила раз и навсегда. — Я не говорю о Переглядовой: это старая клушка. Но ведь ты вернулась в город без гроша, а через полгода завладела всем, чем можно удивить мужчину и выкачать из его кармана деньги.
Роза лежала, разбросав по подушкам свои необыкновенные медные волосы.
— Вы все большие дети, — сказала она, ласково перебирая черные кудри. — А что нужно детям? Детям нужна игра. А игра — это ж фантазия, это тайна, это всегда чуть-чуть новенькое в старенькое. Капля меда, немножко перца, имбирь, гвоздика и полутьма — разве мадам Переглядовой мог прийти в голову такой рецепт?
