Суета сует. Пятьсот лет английского афоризма - Фрэнсис Бэкон

Человек по своей конституции — животное религиозное.

Идеальная демократия — самая постыдная вещь на земле.

Суеверие — религия слабых умов.

Тот, кто с нами борется, укрепляет наши нервы, оттачивает наши навыки и способности.

Наш враг — наш союзник.

Чтобы быть истинным патриотом, не следует забывать, что прежде всего мы джентльмены, а уж потом — патриоты.

Те, кому есть, на что надеяться и нечего терять, — самые опасные люди на свете.

Обычаи более важны, чем законы, ибо именно от них законы зависят.

Король может быть дворянином, но не джентльменом.

Плохие законы — худший вид тирании.

Средство от анархии — свобода, а не рабство; сходным образом средство от суеверия — религия, а не атеизм.

Одно из двух: либо управлять колонией, либо ее завоевывать.

Откажитесь от назойливой опеки — и щедрая природа сама отыщет путь к совершенству.

Великодушие в политике — нередко высшая мудрость; великая империя и ничтожный ум плохо ладят.

Красота, погруженная в печаль, впечатляет более всего.

Если загорелся соседний дом, не лишне окатить водой и наш собственный.

Правительство — изобретение человеческого ума, а потому люди имеют полное право пользоваться им по своему усмотрению.

Отнимите вульгарность у порока — и порок лишится половины заложенного в нем зла.

Все монархи — тираны в политике, все подданные — бунтовщики в душе.

Терпением мы добьемся большего, чем силой.

Успех — это единственный критерий расхожей мудрости.

Никогда нельзя прогнозировать будущее исходя из прошлого.

Эти нежные историки… обмакивают свои перья в молоко человеческой доброты.

Чтобы обладать свободой, следует ее ограничить.

Если мы распоряжаемся своим богатством, то мы богаты и свободны; если же наше богатство распоряжается нами — то беднее нас нет.

Чужой пример — это единственная школа человечества; в другую школу человек никогда не ходил и ходить не будет.

Тем, кто не оглядывается назад, не заглянуть вперед.

Тщеславие не только парит, но и пресмыкается.

Обычай примиряет с действительностью.

Иногда худой мир бывает ничуть не лучше доброй ссоры.

Если народ бунтует, то не от стремления взять чужое, а от невозможности сохранить свое.

Отказаться от свободы можно лишь впав в заблуждение.

В основе добрых дел лежит добрый порядок.

Власть исподволь лишает нас всех наших прирожденных добродетелей.

Обращаясь к правительству за куском хлеба, они при первых же лишениях откусят руку, их кормившую…

Покуда жив стыд, не скончалась и добродетель.

Видимость беспорядка лишь подтверждает величие Бога, ибо порядок никак не вяжется у нас с идеей Высшей Власти.

Терпимость хороша, если она распространяется на всех — или если не распространяется ни на кого.

Тиранам редко требуется предлог.

Коль скоро богатство — это власть, всякая власть неизбежно, тем или иным способом, прибирает к рукам богатство.

Не могу взять в толк, каким образом можно предъявить обвинительный приговор всему народу.

Монархи любят водить дружбу со всяким сбродом. Это у них в крови.

Свобода не выживет, если народ продажен.

Для религии нет ничего хуже безразличия, ведь безразличие — это шаг к безбожию.

Чем больше власть, тем опаснее злоупотребление ею.

У клеветы — вечная весна.

Законы, как и дома, опираются друг на друга.

Каждый человек разоряется по-своему, в соответствии со своими склонностями и привычками.

Искуснее всего скрывает свой талант тот, кому нечего скрывать.

Каждый политик должен жертвовать на добро и потакать разуму.

Сделайте революцию залогом будущего согласия, а не рассадником будущих революций.

Идея может быть благовидной в теории и разрушительной на практике, и, напротив, — в теории рискованной, а на практике превосходной.

Государство, которое неспособно видоизменяться, неспособно и сохраниться.

Полагать, что задуманное будет развиваться по заранее намеченному плану, — все равно что качать взрослого человека в люльке младенца.

В тисках ремесла и легковерия задыхается голос разума.

Для торжества зла необходимо только одно условие — чтобы хорошие люди сидели сложа руки.

Своим успехом каждый человек в значительной степени обязан мнению, которое он сам о себе создал.

Красноречие высоко ценится в демократических государствах, сдержанность и благоразумие — в монархиях.

Обычно чем больше советников, тем меньше свободы и разномыслия.

Чтобы пользоваться собственным рассудком, необходима недюжинная смелость.

То, что мы извлекаем из разговоров, в каком-то смысле важнее, чем то, что мы черпаем из книг.

Унижаясь, мы становимся мудрее.

Почти каждый человек, пусть это не покажется странным, считает себя маленьким божеством.

Люди острого ума всегда погружены в меланхолию.

Обычно свой долг перед Богом мы измеряем собственными нуждами и эмоциями.

Богу было угодно даровать человечеству энтузиазм, чтобы возместить отсутствие разума.

Гораздо важнее не что мы читаем, а как и с какой целью.

Если я жалуюсь на отсутствие поддержки, это верное свидетельство того, что я ее не заслуживаю.

Узкий круг чтения и общения — вот чем, мне кажется, гордятся больше всего!

Жизнь хорошего человека — это сатира на человечество, на человеческую зависть, злобу, неблагодарность.

Истинный джентльмен никогда не бывает сердечным другом.

Провидение распорядилось как всегда мудро: большинство профессий в образовании не нуждается.

У всякого умного человека лишь две страсти: алчность и тщеславие; остальное второстепенно и выводимо из этих двух.

Одолжения не сближают людей… тот, кто одолжение делает, не удостаивается благодарности; тот же, кому оно делается, не считает это одолжением.

Хороший человек имеет обыкновение тратить больше, чем он может себе позволить; брать в долг больше, чем он в состоянии отдать, обещать больше, чем он может выполнить, — в результате он часто представляется недобрым, несправедливым и скаредным.

Простых людей поражают невероятные явления; образованных же, напротив, пугает и озадачивает все самое простое, обыденное.

Последнее время я все чаще склоняюсь к мысли, что нам нужно не избавляться от сомнений (которых у нас не так уж много), а, напротив, учиться сомневаться.

Если плохой человек почему-то совершает хороший поступок, нам начинает казаться, что он не так уж и плох; если же допускает просчет хороший человек, мы склонны подозревать, что вся его доброта — чистое лицемерие.

Все наше образование рассчитано на показ — и соответственно стоит; оно редко простирается дальше языка.

В основе всех наших чувств лежат надежда и страх, ибо только они способны заглянуть в будущее… Поэтому если бы не было Провидения, не было бы и религии.

Умные люди умеют льстить так, что похвалы удостаивается не тот, кому лесть адресована, а сам льстец.

Истинные гении не только редко встречаются, но и редко используются по назначению. Надобность в гении возникает лишь в особых, экстраординарных случаях, в обычное же время он часто приносит не пользу, а вред…

Я не знал ни одного хорошего человека, у которого бы не было многочисленных и непримиримых (ибо ничем не спровоцированных) врагов. Спровоцированную вражду можно погасить; но есть ли в природе средство умиротворить человека, который ненавидит вас за то, что вы желаете ему добра?

Людям гораздо привычнее пускаться в яростные споры о преимуществе своих занятий, своей профессии, своей родины, чем приложить все усилия к тому, чтобы в занятиях и профессии преуспеть, а любовь к родине доказать на деле.

Утонченные рассуждения подобны крепким напиткам, что расстраивают мозг и гораздо менее полезны, чем напитки обычные.

Суровость необходима простым смертным, но не пристала начальникам, ведь, наказывая, мы теряем в достоинстве, и чем чаще человека наказывают, тем больше он этого наказания заслуживает.