Новобрачная - Жюльетта Бенцони

Тем не менее спустя десять минут он уже был здесь, посреди салона, сидел, широко расставив ноги, в своей суконной кепке с козырьком из непромокаемой ткани, закрывавшей его наполовину седые волосы, засунув руки в карманы, бросая на всех и вся грозные взгляды:

– Что это за разгром? Вы уже закрываете дом для зимы? Еще однако не пятнадцатое сентября!

– Да, это так, – елейным голосом сказал Полен, – но тем не менее таков был приказ мадам.

– Она уже уехала в Париж? Невероятно!

– Я здесь, «дорогой дедушка»! – сказала Мелани, которую по-прежнему поддерживали Фройлейн и Конан. Депре-Мартель на какое-то мгновение застыл, разглядывая эту «упряжку», как будто не верил своим глазам. Острым взглядом он выхватил перевязанную ногу внучки.

– Несчастный случай?

– Вывих, это не очень серьезно, но неприятно. Доктор сказал, что я смогу по-настоящему ходить только через несколько дней.

– А как это с тобой произошло? Кстати, где твоя мать?

Полен посчитал нужным вмешаться, думая, что, конечно, сумеет представить новость дипломатичнее, чем «дикарка», как называли Мелани, когда этого не слышала Роза.

– Если бы господин приехал на два часа раньше, он бы встретил мадам. Она только что уехала…

– Оставив здесь свою дочь одну? Неважно, что она уехала два часа или три дня назад, это одно и то же. А вам я советую заниматься своими делами: вопрос я задал своей внучке.

Показалось, что Полен сжался, как рак-отшельник в своей раковине, и это рассмешило Мелани:

– Я не одна, дедушка, Фройлейн со мной…

– Как бы ни было велико ее усердие, она не твоя мать, а я хочу знать, где моя невестка?

– Где-нибудь далеко в море около скалы Сен-Каст, я думаю. Она отправилась в Биарриц со своими друзьями…

– Она все еще плавает? Это превращается в манию. С кем?

Ворчливый тон не предвещал ничего хорошего. Мелани он нисколько не удивил. Для нее прибытие «дорогого дедушки» в тот момент, когда она чувствовала себя Брунгильдой, Валькирией, дочерью ветра, покинутой Зигфридом ради принцессы, которая была хуже Кримгильды, было еще одним огорчением.

– Она мне сказала, что едет на яхте лорда Кларендона танцевать в Биаррице на балу. Все деньги, собранные на нем, пойдут бедным людям острова Мартиника.

– Бал в пользу пострадавших от вулкана Пеле? Это не выдерживает никакой критики! Три месяца тому назад власти города Биарриц и маркиз Арканг организовали большой праздник с такой благотворительной целью. Итак, я повторяю: с кем она уехала? С Перси Суинборном?

– Я не думаю. С тем, с кем она была несколько дней назад на приеме у губернатора острова Джерси, устроенном по поводу коронации. А поехал ли туда сир Перси, я не знаю. Мать мне сказала, что там будет около двадцати человек… Не спрашивайте меня больше ни о чем, дедушка! Меня не посвящают в тайны…

– Да, конечно. Надо все выяснить. Вы, Полен, не смотрите на меня перепуганными глазами, а пойдите проследите, чтоб мне приготовили комнату, и зайдите на кухню узнать, можно ли мне поесть.

– Конечно, можно, «дорогой дедушка», – сказала Мелани, собираясь рассказать ему об омаре, но старик прервал ее.

– Называй меня просто дедушка…

– Я бы хотела, но… мне всегда говорили…

– Забудь то, что тебе говорили! Я пойду к Розе на кухню: в ее мизинце больше ума, чем в голове у всех этих людей в доме. Итак, мажордом, чтоб не было никаких чехлов ни в салоне, ни в столовой. Пока, детка!

И он исчез, как ураган, оставив Мелани обескураженной, заставив все пережить еще раз. Неужели мать ей солгала, в таком случае, куда она поехала с этим обольстительным маркизом? Еще одним сюрпризом для нее были те отношения, которые существовали между дедом и кухаркой: казалось, он знал ее очень близко… Этим размышлениям положила конец Фройлейн, сказав спокойным голосом:

– Прихотите прихотовиться к опету, нато фымыть руки!

Мелани на нее испуганно посмотрела:

– Я вас прошу, когда мы одни, будем говорить по-немецки! Иначе я не воспринимаю всерьез то, что вы говорите по-французски.

– Вам хочется мои слова воспринимать всерьез. Со вчерашнего дня, конечно…

Полчаса спустя Мелани, дед и гувернантка сидели за столом на террасе под зонтиком от солнца и пировали. Кроме великолепного розового омара были еще вареные теплые креветки и морские мидии, здесь же лежал темный хлеб, нарезанный толстыми кусками, обильно смазанными соленым маслом, – все то, чего никогда не было на столе Альбины, очень боявшейся располнеть. Затем принесли жареные бараньи отбивные с тушеной картошкой, сыры и блины с конфитюром, что особенно порадовало Мелани. Она ела с наслаждением, не замечая, что дед, поглощавший еду с большим аппетитом, теперь умиротворенно курил сигарету, которую только что зажег, предварительно спросив у Фройлейн, не помешает ли ей дым.

– Ты мне еще не рассказала, как ты вывихнула ногу.

– Я упала с дерева…

– А что ты делала на дереве в твои годы?

– В мои годы? Мама считает, что я еще маленькая девочка. Хотите знать, что я там делала? Я смотрела, как проходил праздник на вилле у нашей соседки, миссис Юг-Алле… Я люблю смотреть, как другие развлекаются…

– В следующем году ты тоже будешь присутствовать на таких праздниках, поскольку в октябре ты совершишь свой выезд в свет.

Она смутилась от взгляда его серых глаз и стала рассеянно собирать ложкой остатки малинового желе.

– Ну, а что еще? – настаивал дед.

– Мама, должно быть, с вами об этом поговорит. Она хочет отложить это на год…

– А зачем?

– Потому что я еще не похожа на девушку… Я худа, у меня большие колени… веснушки…

– Да?

Дед пристально следил за ней из-под густых бровей, и в его серых глазах сверкал злой огонек. И вдруг они остановились на гувернантке.

– Скажите, Фройлейн, – сказал он по-немецки, это вы выбрали прическу для Мелани?

– О, нет, месье! Это мадам Депре-Мартель. Она говорит, и в этом есть резон, что девочка должна быть причесана практично. Вы знаете, она очень подвижна.

– В самом деле? Как мне помнится, моя внучка всегда была в голубом. Как бы не менялся ее рост, когда она приходила ко мне, на наши редкие семейные праздники, на ней всегда было одно и то же платье, та же прическа, и ее неизменно украшал все тот же голубой бант. Правда, это платье с матросским воротником мне не известно.

– Но не для меня, – вздохнула Мелани. – Я летом ношу платья только из пике или полотна.

– А зимой?

– Из легкой или домотканной шотландки коричневого цвета. Голубые платья надеваются в гости к вам, дедушка… и в Оперу. По крайней мере, когда я туда ходила…

– А ты разве туда не ходишь? Почему? Тебе там скучно?