Ход колдуньи - Валентина Алексеевна Савенко

– Доктор Джеймс, к вам посетитель с лисенкой-энфилдом! – отчеканил он.

– С лысинкой от зубов энфилда? – заинтересованно спросил старческий голос. – Давно у меня покусанных элементалями не было! Входите!

– Да, сэр! – гаркнул дежурный и затолкал меня в кабинет.

Я оказалась в светлом помещении с отгороженной ширмой смотровой, застекленными шкафами с пузырьками и свертками разного размера и большим столом с аккуратно разложенными папками.

За ним сидел седой худощавый старичок в настолько белоснежной мантии, что хотелось прищуриться. Напротив него, на втором стуле, восседала горгулья. Морда этой статуи напоминала собачью, крылья были растопырены, им явно мешала спинка. Каменный монстр сортировал охлаждающие артефакты. Обычные люди их используют для охлаждения напитков, а доктора – для прикладывания к ушибам.

Доктор Джеймс отложил карандаш и приветливо улыбнулся:

– Показывайте вашу лысинку.

Я сняла с плеча ремень, расстегнула замок на рюкзаке и повернула, показывая подрагивающего лисенка старичку.

– Солнце и тени, какая прелесть! – обрадовался он.

Горгулья скептически покосилась на рюкзак и пожала плечами. А доктор Джеймс с неожиданной прытью выскочил из-за стола, уволок меня за ширму, осторожно вынул энфилда вместе с тряпкой и посадил на кушетку. Лисенок заскулил, попытался отползти ко мне.

– Тихо, маленькая, это не больно, – склоняясь над крохой, проворковал доктор.

Узловатые длинные пальцы погладили черно-бело-рыжую шерстку, прошлись по крохотному тельцу. Ладони старика засветились золотисто-белым сиянием, солнечная магия окутала энфилда. Он испуганно задрожал, а потом зажмурился от блаженства.

Я исподтишка любовалась работой старика и немного завидовала. В нашей семье, кроме теневых магов и нейтральных, были целители, и в детстве я мечтала, что однажды у меня проснется солнечная искра. Но проснулась нейтральная.

Когда в наш мир через разломы пришла магия, она разделилась на три направления: теневая, солнечная и серая. Первую еще называют темной, вторую светлой, а серую – нейтральной. Самыми яркими представителями теневиков являются боевые маги. Солнечных – лекари. А нейтральных – бытовики.

К темным относят и магов-проклятийников, которые так нужны мне, и магов крови. Зато у солнечных есть магия ауры. У теневиков – деструкторы, у светлых – созидатели. У теневиков – маги сдерживания, у солнечных – способные прожечь светом любой барьер. У этих двух направлений часто встречаются маги с противоположными способностями. С нейтральными все скромнее: умение работать с чужой магией – самое распространенное.

Возникло такое многообразие не случайно, и люди оказались куда чувствительнее к магии, чем звери. В итоге у элементалей магия одного направления. А у людей есть искры сразу всех трех. Правда, одновременно они пробуждаются очень редко.

Легенды утверждали, что во времена первых разломов у всех магов была и солнечная, и теневая, и серая магия.

Но то древние времена! Сейчас магия двух направлений у одного мага – большая редкость. Пробуждается только одно.

Если пробуждается.

У меня серая магия, а у брата ее вообще нет, хотя мы близнецы. У них чаще всего магия противоположных направлений (солнечная и теневая) или одного. Но бывает так, как у нас: я нейтральный маг, а Бернард не маг.

– Ну вот, милочка, вот вам полный набор для ухода и инструкция. – Пока я размышляла, доктор Джеймс закончил колдовать над лисичкой и теперь протягивал мне наскоро набросанный на листе список.

Энфилд тихо посапывал, умостившись в гнездышке из тряпки. Горгулья носилась по кабинету, вытаскивая из шкафов какие-то пузырьки и свертки, и складывала их в мой рюкзак.

Я взяла список у доктора.

– Все по инструкции, раз в неделю ко мне. – Доктор с теплой улыбкой покосился на сопящего лисенка. – Ру́би поможет с едой, заодно проконтролирует.

Горгулья согласно рыкнула в ответ.

У горгульи есть имя? Доктор оригинал. Обычно оживленным магией големам имена не дают.

– Все понятно? – Доктор Джеймс показал на лист в моей руке.

Быстро просмотрев список, я кивнула. Понятно. Кормить по часам, следить, чтобы не переохладилась. Давать микстуры. Разминать лапы на свежем воздухе можно только в теплую солнечную погоду – в остальную закутывать и укрывать. И лапы, и остальные части.

Очень надеюсь, что занятия для обменных адептов будут рядом с общежитием. Иначе рюкзак с лисенком и караван пузырьков станут моими постоянными спутниками.

– Не беспокойтесь, дорогая, вам попался на удивление крепкий щенок энфилда. – Доктор истолковал мой задумчивый вид по-своему. – Ру́би, пусть дежурный проводит.

Поблагодарив старика, я сунула инструкцию в карман платья, взяла на руки укутанного в ткань лисенка. Прикрыла его свободным концом тряпки.

Доктор Джеймс довольно улыбнулся, усаживаясь за стол. Горгулья с моим рюкзаком наперевес первой выпорхнула из кабинета.

Дежурный дремал, прислонившись к стене у входной двери. Из кармана его мантии выглядывал край блокнота и карандаш. Горгулья грозно нахмурилась, бесшумно опустилась на пол и рыкнула точно в ухо боевика.

– Травмы, ожоги, руны! Раны! – выпалил он, подпрыгивая и открывая глаза одновременно.

Ру́би ехидно скривила собачью морду, показала на меня пальцем и что-то нараспев прорычала.

– Довести, ознакомить. Будет сделано! – прекрасно понял ее теневик. Он забрал у горгульи рюкзак и открыл дверь.

Прижимая к себе сопящую лисичку, я вышла в ночь, окутанную ароматом цветущей яблони.

Дежурный, явно обрадованный внезапной прогулкой, сразу забубнил:

– У нас несколько казарм. Женская одна. Мужских три. Для семейных – коттеджи.

– Семейных адептов? – удивленно переспросила я, стараясь не отставать от быстро шагающего по дорожке теневика.

– Для преподавателей семейных, у которых жены тут работают, – пожал плечами дежурный. – В каждой казарме…

Теневик ответственно отнесся к приказу горгульи ознакомить меня с устройством института. Точнее, с устройством быта студентов.

Я узнала, что казармы одноэтажные. Что в каждой есть общие душевые и уборные. Что селят адептов по пять человек в комнате. Переселиться или обменяться местом нельзя. В каждой казарме есть чулан со всякой всячиной вроде тряпок, ведер и лестниц и отдельные классы для самостоятельных теоретических занятий. Что практические навыки надо отрабатывать на учебном полигоне. А кормят в столовой, она рядом с казармами. Кормят хорошо, сытно. Три раза в день.

– Если повезет, – поморщился мой провожатый.

– Это как? – Я в недоумении покосилась на марширующего теневика.

Мы как раз свернули на очередную боковую дорожку, и я начала подозревать, что зря раньше считала, что неплохо ориентируюсь на местности.

– Просто. Попадешь к Эмерсону, считай, на диете, – со смешком ответил теневик.

Только вот мне что Эмерсон, что ясень с дубом, мимо которых мы прошли, все одно.

– Кто он такой? – спросила я, пряча высунувшееся ухо лисенка под тряпку.

– Замректора, тренер нашей команды, преподаватель, – пояснил теневик. – У него главное – его занятия, а еда подождет.

Вполне ожидаемо. Вон как он парней строил!

Мы остановились у двери длинного одноэтажного здания. У входа сидела горгулья. Для разнообразия скульптор сделал ее вполне симпатичной, чем-то напоминающей гибрид кошки и человека с крыльями.

– По обмену, – выдал теневик, едва глаза статуи зажглись зеленым огнем.

Горгулья недовольно рыкнула.

– Я откуда знаю, где ее носило? – огрызнулся парень, отдавая ей рюкзак.

Отсалютовал мне и неторопливо, так, что ноги заплетались, побрел прочь от казармы.

Каменная комендантша вопросительно уставилась на меня.

– Ну… – Как бы объяснить попроще? – Мне случайно забыли сообщить время отправки… и я отправилась с вашей командой.

Горгулья рыкнула. Кажется, спросила: «Так это ты, что ли?» – и показала лапой на свой медальон, в котором, очевидно, тоже была спрятана линза.

Я на линзе? Ну да – я на всех линзах. Похоже, становлюсь знаменитостью.

Горгулья снова рыкнула, в этот раз приглашая, и открыла дверь.

Пока мы шли по длинному коридору, она на пальцах, буквально тыкая передней лапой в таблички на дверях, объясняла, что и где находится. Жилых комнат было всего шесть. Занято пять. Все на одной стороне. Удобства в конце коридора. Там же чулан. Классы напротив жилых комнат. Их три.

Меня поселили с адептками первого курса. Три имени на табличке промелькнули перед носом: провожатая затолкала меня в темную комнату, всучила рюкзак и закрыла дверь.

Пока я хлопала глазами, пытаясь привыкнуть к царящей вокруг черноте, с противоположной стороны коридора донеся стук. Кажется, стучали каменными когтями.

– Занимаюсь! – отозвался сердитый девичий голосок.

Потом снова стук. И второй голосок:

– Ну что тебе на крыльце не сидится?

Третья девушка начала возмущаться еще до стука:

– Сама же сказала запираться, если не хотим, чтобы нам мешали заниматься?

В рыке горгульи прозвучало что-то вроде: «Вы когда спать думаете, полоумные? Сидят и сидят всю ночь напролет!»

Вот это рвение к знаниям!

Восхитившись упорством девушек, занявших оборону в классах, я всмотрелась в темноту. Мерцающий голубой огонек обнаружился рядом с дверью. Опустив рюкзак на пол, я переложила лисенка в одну руку,