Иван Московский. Том 4. Большая игра - Михаил Алексеевич Ланцов

Благо, что в ведомстве Евдокима уже трудился целая свора художников и скульпторов, без которых в его работе было не обойтись. «Фотопортреты» же иной раз требовалось составить или вот так — «увековечить» внешность трупа для последующего расследования.

В общем меньше чем через пару суток перед глазами следователей имелся визуально очень реалистичный манекен покойника. А тело отправили на вскрытие в Анатомический театр. И для обучения будущих медиков, и для попытки выяснить что-то о состоянии здоровья и старых ранах. Что уточнит картину персонажа.

Однако это ничего не дало.

Вообще ничего.

Евдоким проработал, наверное, всех священников и более-менее уважаемых людей. Но никто этого парня лично не знал и более-менее тесно не общался.

Контрразведчики нашли место, где убийца остановился. Но там он жил нелюдимо, выдавая себя за грека-священника. Однако византийцы его не знали. Видели иногда, но не более того.

Составил карту мест, где этого персонажа видели люди. Где и что он покупал. Какими монетами расплачивался. И так далее, и тому подобное. Получилось очень подробное досье. Однако оно не отвечало на ключевые вопросы: кто он и откуда, и главное — кем являются его подельники.

По лекарям — тоже все оказалось тухло и глухо.

Они все как один утверждали, что ничего не злоумышляли против короля. Что лечили его со всем радением, применяя лучшие из известных им методов. Даже пытки к ним применялись, но умеренные. Чтобы «не портить товар». Но они ничего не дали. Никто ни в чем не сознался.

— Скверно это слышать, — резюмировал доклад король.

— Государь… — попытался было начать оправдываться Евдоким, но Иоанн его остановил жестом руки.

— Хоть что-нибудь удалось выяснить?

— Удалось установить всех, кто участвовал в подбивании горожан к смуте. А также найти и задержать тех, кто кричал обидные слова вашей супруге.

— Всех?

— Почти, — немного смутился Евдоким. — Установить удалось всех. Но кто-то погиб. Кто-то сбежал из города. Кто-то прячется. На оставшихся живых мы, со слов знающих их людей, составили портреты со списком примет и раздали городской страже. На случай, если они вернутся или их кто заприметит.

— Хорошо.

— Что делать с теми, кто гадости кричал?

— Их уже опросили?

— Да. Через них вышли на людей покойного Андрея Васильевича. Но те из города уже сбежали. Скорее всего они отправили в Тавриду, под крылышко его супруги.

— Направьте ей письмо с перечнем этих мерзавцев. И поставьте условие — или она их выдает, или я ввожу в Тавриде прямое управление, присоединяя ее к королевскому домену. В силу малолетства наследников и участия их родителя в бунте против короля.

— Слушаюсь, — кивнул Евдоким.

— Тех же, что ты уже задержал, распорядись повесить. Прилюдно. Голышом. С табличкой «разбойник» на груди. И руки не вязать. И шею не ломать, дабы поплясали в петле.

— Так там же бабы есть.

— Все равно повесить. Всех. Вдоль дороги, идущей на Тулу соорудить виселицы одиночные. По числу виновных. И как все будет готово — одним днем вздернуть. Раздеть. И гнать их толпой вдоль виселиц. Вешать. Ждать пока издохнет очередной мерзавцев на глазах своих подельников. И дальше двигаться. Под конец оставить самых зрелых и матерых. Поначалу вешать молодняк. Ясно?

— Ясно, — нахмурился Евдоким.

— Али не любо тебе такое решение?

— Там и случайные люди встречаются. Дядька твой ведь нанимал охочих. И детей ремесленников да прочих уважаемых горожан там хватает. Не хорошо их такой лютой смерти придавать.

— А бунтовать супротив меня хорошо?

— Так не ведали они, что творят. По всей Москве слухи ходили, что ты помер. А во дворце супруга твоя и Данила самозванца посадили. Народ же любит тебя. Вот и возмутился без всякой задней мысли. Они ведь шли тело твое вызволять из плена, дабы похоронить по-людски. Встречались среди этих активистов и мерзавцы, что дяде твоему служили и знали, что творят. Но большинство — смущено опасными разговорами.

— И что ты предлагаешь?

— У меня есть список тех, кто однозначно повинен смерти. Их и казнить как ты сказывал. Но есть и другие. Как с ними быть — тебе решать. Но не лишать жизни и не увечить. Они ведь не со зла.

В зале воцарилась тишина.

Иоанн думал.

Его душа жаждала крови.

Но слова Евдокима были услышаны. И эти люди действительно не выглядели злодеями. Просто теми, кто поддался на провокации. По сути-то их и наказывать было не за что. Они ведь шли его спасать. Ну ладно, не его, а всего лишь тело. Но дело все-равно благое…

— Хорошо, — после достаточно долгой паузы, произнес король. — Тех, кого считаешь виновным — повесить. По остальным — подай мне список. С пояснениями. И свои предложения там изложи.

— Слушаюсь, Государь, — прямо расцвел Евдоким.

Остальные тоже если не заулыбались, то посветлели лицами. Никто не хотелось, чтобы их король срывался в пучину кровожадности. Как с таким монархом дальше жить-то? Ведь в любой момент может случиться приступ и, не разобравшись в вопросе, уступив своим эмоциям, он отдаст приказ о казни. Это ведь конец… просто конец.

По сути, уступив доводам Евдокима, Иоанн подписал себе путевку в жизнь. Он показал своим людям, что все еще здоров на голову и не представляет угрозы для собственной стаи.

— А как ты с ними поступишь? — поинтересовался Даниил.

— Они деятельные натуры, что не желают делом своим прямым заниматься. Как мне с ними еще поступить? Буду лепить из них приказ пропаганды.

— Что? Про-па-ганда. Это что?

— Дословно переводится с латыни «подлежащая распространению». В чем была главная беда этого кризиса? Правильно. В том, что люди не знали ведали ничего. И это плохо. Этим-то злодеи и воспользовались. Вот нам и нужно это предупредить. Создать приказ, что станет доносить до горожан любые сведения.

— А они справятся?

— Пока не попробуем — не узнаем. Мда. Слушая. Тебе удалось выяснить хоть что-то по делу о покушении? — вновь вернулся к нему Иоанн.

— Кое-что удалось. Совершенно точно я могу утверждать только одно — он не эллин. Во всяком случае этот человек прибыл в Москву не с ними и почти никак с ними не общался. Случалось, конечно. Но редко. Он словно избегал их.

— Избегал?

— Именно. Люди, приехавшие с Патриархом, старались селится рядом. Все-таки чужая держава. Чужбина. Вокруг никого, кто по-ихнему говорит. Так что волей-неволей держались они своих. И до сих пор держатся. А этот поселился отдельно и особняком стоял. Это очень странно.

— Он мог бояться того, что его узнают?

— Мог. Но по отзывам