Честь и бесчестье - Барбара Картленд

— Я придерживаюсь того же мнения, что и вы, дядя.

— Тогда держи рот на замке! Надо еще убедить нашу актриску, что молчать — в ее же собственных интересах, в противном случае она не получит обещанных денег!

Герцог взглянул на часы, висевшие над камином. Без одной минуты двенадцать.

Племянник заметил, куда смотрит дядя, и поспешно сказал:

— Я думаю, дядя Айвелл, что будет правильнее, если вначале вы один встретитесь с этой женщиной. Вы всегда умеете убедить людей действовать именно так, как вам нужно. А я могу все испортить…

И, не дожидаясь ответа герцога, Алистер Мак-Крейг направился к двери.

— На случай, если я вам понадоблюсь, я буду в утренней гостиной, — сказал он, покидая библиотеку.

На губах герцога заиграла понимающая улыбка, и, чтобы скрыть ее, он склонился над «Морнинг пост».

Собственно говоря, герцог никогда не был высокого мнения о своем племяннике. «Как похоже на него — сбежать и возложить всю ответственность на мои плечи!» — подумал он.

Тем не менее герцог был полон решимости устроить судьбу Алистера, с тем чтобы впоследствии племянник не был ему обузой.

«К черту всех и всяческих родственников! — выругался он про себя. — Они способны только отравлять человеку существование…»

Герцог устремил взгляд на газету. Похоже, в течение ближайших сорока восьми часов ему придется находиться в обществе не только своего племянника, но и доблестного Мак-Крейга из Мак-Крейга?

Подобная перспектива не слишком вдохновляла герцога, особенно если учесть обстоятельство, о котором он только что узнал из газеты. Там сообщалось, что в доме миссис Мэри Энн Кларк состоится прелестная вечеринка. Эта дама была в прошлом любовницей герцога, а ныне пользовалась покровительством главнокомандующего британской армией.

Наверняка эта вечеринка, размышлял герцог, будет того же сорта, что и скандальные сборища, шокировавшие даже легкомысленных искателей приключений, вившихся вокруг Карлтон-Хауса.

Наибольшую трудность представляла собой проблема, как удрать из собственного дома.

«Хорошо бы старик рано отправился спать, — рассуждал герцог. — Тогда я смогу спокойно улизнуть».

Он чувствовал себя как мальчишка, задумавший удрать с уроков, только в отличие от нерадивого школьника его шалости были не столь невинны.

Циничная улыбка тронула губы герцога. В этот момент дверь отворилась, и лакей объявил:

— Мисс Уонтидж, ваше сиятельство!

Герцог поднялся со стула.

После минутной паузы в комнату вошла Шимона. Она двигалась медленно, стараясь держаться с достоинством и не показывать страх, который она, к своему неудовольствию, испытывала в этот момент.

Когда она покидала свой дом, чтобы отправиться в Рейвенстоун-Хаус, ей казалось довольно простым делом предстать перед герцогом и объявить ему, что ее прислал Красавец Бардсли.

Девушка тщательно все продумала, но, когда Нэнни, по ее поручению, нашла ей экипаж и она одна отправилась в рискованное путешествие, ее вдруг охватило сильное волнение.

Уговорить Нэнни оказалось гораздо труднее, чем доктора Лесли. Шимона и в этом случае не открыла имени того, кто посулил тысячу гиней, но кухарка пришла в ужас от самой идеи такого предприятия.

— Боже мой, что сказала бы ваша матушка, если бы узнала? Что бы она подумала? — не переставала причитать Нэнни.

— Мама тоже постаралась бы спасти папе жизнь, — твердо отвечала Шимона, — а другого пути у нас нет, пойми это наконец Нэнни!

— Должен быть и другой выход! Наверняка доктор Лесли мог бы где-нибудь раздобыть деньги…

— Где же он найдет тысячу гиней?

— Неправильно это, мисс Шимона! Слыханное ли дело — вы одна уйдете из дома в город!.. Даже подумать страшно!

— Но ведь это только на две ночи, Нэнни.

— Ночи? — в ужасе переспросила кухарка, ухитрившись вложить в это короткое слово самый зловещий смысл.

— Я пообещала доктору Лесли, — продолжала Шимона, — что при малейшей опасности немедленно вернусь домой. Да и еду-то я совсем недалеко.

— Вы оставите мне адрес, или я вас никуда не отпущу, — твердо заявила Нэнни.

— Да, конечно, — согласилась Шимона.

Однако потом девушку начали одолевать сомнения — ведь признаться в том, что она намеревается ехать в Рейвенстоун-Хаус, означало бы, что придется упомянуть имя герцога Рейвенстоунского.

Шимона сомневалась, слышала ли Нэнни когда-нибудь это имя. Но вот она сама… Девушка припомнила, как когда-то, находясь за занавеской в гримерной отца, невольно была свидетельницей того, как Красавец Бардсли в разговоре с женой говорил о герцоге в самых резких и недвусмысленных выражениях.

— Этот Рейвенстоун увивается за красоточкой, которая играет роль инженю[12] во втором акте, — услышала Шимона.

Вероятно, отец в эту минуту даже не подозревал, что дочь его слышит.

— Я предупреждал ее, но глупышка просто в восторге от герцога! Загипнотизирована, как кролик взглядом удава…

— Возможно, она не знает о его похождениях, — предположила мать Шимоны своим мягким, спокойным голосом.

— Прекрасно знает, но не придает этому значения! — возразил Красавец Бардсли. — Этот человек буквально приковывает к себе женщин, и, пока он их не бросит, они даже не подозревают, с каким дьяволом связались.

— Неужели он так порочен? — спросила миссис Бардсли.

— Еще бы! — энергично подтвердил Красавец Бардсли. — Он бесчестит свой титул, свой род, семейство, к которому принадлежит по рождению! Скажу тебе прямо, Аннабел: я презираю людей, предающих свой род.

Когда отец говорил подобным образом, Шимона легко могла себе представить, что он мог бы вещать с церковной кафедры, и ведь именно к этому поприщу его готовили с рождения.

Исходя из слов отца девушка нарисовала в воображении свой образ герцога. Он представлялся ей действительно похожим на дьявола, и однажды ради забавы она нарисовала его в виде черта — с рогами на голове и хвостом, высовывающимся из-под плаща.

Лицо она нарисовать не сумела — ведь она никогда не видела герцога, — но почему-то вообразила, что у него раскосые глаза, дугой выгнутые брови, длинный тонкий нос и заостренные уши.

И вот теперь, когда карета, обогнув Гайд-парк-корнер, направлялась по Пиккадилли в дом герцога на Беркли-сквер, все то, что Шимона слышала о герцоге от отца, и то, что сама себе вообразила, живо припомнилось ей.

Когда карета въехала на Беркли-сквер, у Шимоны было сильное искушение крикнуть кучеру, чтобы он повернул экипаж и отвез ее домой к отцу, под присмотр бдительной Нэнни.