Ревность - Ален Роб-Грийе

Оставив на пыльной стойке машины отпечаток четырех параллельно лежащих пальцев, левая рука торопливо приводит в порядок прическу, в то время как А*** отстраняется от синей машины и, в последний раз обернувшись, направляется своей решительной походкой к двери дома. Кажется, будто ухабистый двор выравнивается сам собою под ее ногами, ибо А*** даже не смотрит вниз.

Вот она стоит, прислонившись к входной двери, которую только что закрыла за собой. Отсюда ей виден весь дом, помещение за помещением: главная зала (слева салон, справа столовая, где уже поставлен к обеду прибор), центральный коридор (куда выходят пять боковых дверей, все закрытые, три справа и две слева), терраса и, за сквозной балюстрадой, противоположный склон долины.

Начиная от хребта склон в высоту разделяется на три участка: неровная полоса дикой пустоши и две делянки, засаженные в разное время. Пустошь красноватого цвета, там и сям поросшая зеленым кустарником. Купа высоких деревьев отмечает самую дальнюю точку, какой достигли посадки в этом секторе; она занимает вершину прямоугольной делянки, которая наискосок спускается по склону; местами, между султанами молодых листьев, там еще видна голая земля. На нижней делянке, той, что в форме трапеции, уже убирают урожай: белых дисков шириной с тарелку, оставшихся у самой поверхности почвы на месте срезанных стволов, почти столько же, сколько и растущих банановых деревьев.

Сторона этой трапеции, расположенная ниже по течению реки, совпадает с подъездной дорогой, которая ведет к мосту. Пятеро рабочих сейчас расположились там в шахматном порядке, по двое на каждом берегу и один посередине моста: сидя на корточках, повернувшись вверх по течению, он вглядывается в мутную воду, что стремится ему навстречу между двух вертикальных склонов, земляных, местами осыпавшихся.

На правом берегу так и лежат два новых бревна, которыми следует заменить пришедшие в негодность. Эти бревна образуют неряшливую букву «V» с зиянием на нижнем конце; они лежат поперек дороги, что поднимается к саду и дому.

А*** только что вошла туда. Она посещала Кристиану, которая уже много дней никуда не выходит из-за болезни ребенка: он такой же хрупкий, как мать, так же не приспособлен к жизни в колониях. А***, которую Фрэнк довез на машине до самой двери, проходит через салон и удаляется по коридору, к той комнате, чьи окна выходят на террасу.

Все утро окна в ней были распахнуты настежь. А*** подходит к первому и закрывает правую створку, в то время как рука, лежащая на левой створке, замирает. Профиль ясно виден в оставшейся половине проема: голова поднята, шея напряжена – А*** к чему-то прислушивается.

Низкий голос второго шофера доносится до нее.

Мужчина поет туземную песню, длинную-длинную мелодию без слов, которой, кажется, не будет конца, хотя она обрывается внезапно, без какой-либо видимой причины. А***, завершая движение, толкает вторую створку.

Затем закрывает оставшиеся два окна, однако нигде не опускает жалюзи.

Она садится перед туалетным столиком, смотрится в овальное зеркало, сидит неподвижно, положив локти на мрамор и прижав руки к вискам. В ней не дрогнет, не шевельнется ни одна черта: ни веки с длинными ресницами, ни даже зрачки в центре зеленой радужной оболочки. Так, застывшая под собственным взглядом, внимательная, спокойная, она вроде бы не ощущает течения времени.

Чуть наклонившись, с черепаховым гребешком в руке, она меняет прическу перед тем, как выйти к столу. Часть тяжелых черных волос волнами падает на затылок. Заостренные пальцы свободной руки погрузились туда.

А*** вытянулась на постели, совершенно одетая. Одна ее нога покоится на атласном покрывале; вторая, согнутая в колене, свисает с края кровати. Рука с этой стороны заведена за голову, что сминает валик-подушку. Протянувшись поперек очень широкой кровати, вторая рука составляет с туловищем угол примерно в сорок пять градусов. Лицо устремлено в потолок. Глаза в полутьме кажутся еще больше.

Подле кровати, у той же самой стены, стоит большое бюро. А*** склоняется к верхнему ящику, выдвинутому наполовину, ищет там что-то или приводит в порядок содержимое. Занятие долгое, не требующее резких движений.

Она сидит в кресле, между дверью в коридор и письменным столом. Перечитывает письмо, которое явно складывали в восемь раз. Сидит, скрестив длинные ноги. Правая рука держит листок перед глазами, левая сжимает край подлокотника.

А*** пишет, присев к столу перед первым окном. Скорее, она готовится писать, если только не закончила письмо сию минуту. Перо замерло в нескольких сантиметрах над бумагой. Лицо поднято к календарю, прикрепленному к стене.

Между первым и вторым окном как раз хватило места для большого шкафа. А***, которая стоит прямо перед ним, видна теперь только из третьего окна, выходящего на западную сторону. Шкаф зеркальный. А*** со всем вниманием рассматривает свое лицо очень близко, почти в упор.

Сейчас она скрылась из вида, отойдя еще дальше вправо, в тот угол комнаты, который совпадает с юго-западным углом дома. За ней легко можно было бы наблюдать через ту или иную из двух дверей, через дверь в центральный коридор или через дверь в ванную комнату; но двери сделаны из цельного дерева, на них нет жалюзи, сквозь которые можно подсмотреть. Что же до всех трех окон, то жалюзи на них спущены так, что полностью закрывают обзор.

Сейчас дом стоит пустой.

А*** отправилась в город с Фрэнком, чтобы приобрести какие-то нужные вещи. Она не уточнила, какие именно.

Они выехали очень рано, чтобы успеть сделать все дела и тем же вечером вернуться на плантацию.

Отъехав от дома в половине седьмого утра, они предполагают вернуться чуть позже полуночи, то есть отсутствие их продлится восемнадцать часов, из которых восемь часов как минимум займет дорога, если все пойдет хорошо.

Но на этих скверных дорогах не обойтись без задержек. Даже если, наскоро пообедав, они выедут в назначенный час, то запросто могут оказаться дома только к часу ночи, а то и гораздо позже.

А пока дом стоит пустой. Все окна ее комнаты открыты, как и обе двери, в коридор и в ванную. Дверь из ванной в коридор тоже распахнута настежь, как и та, что ведет из коридора на центральную часть террасы.

Терраса тоже пуста: ни одно из покойных кресел не вынесли сюда сегодня утром, нет и низенького столика, на который подают аперитив и кофе. Но под открытым окном кабинета на плитках остался след от восьми ножек: два раза по четыре блестящие точки, там, где поверхность более гладкая, восемь вершин – два квадрата. Два левых угла правого квадрата – едва в десяти сантиметрах от двух правых углов левого квадрата.

Эти блестящие точки отчетливо видны только от балюстрады. Они расплываются, если наблюдатель захочет подойти поближе. Глядя отвесно вниз, из окна, которое находится прямо над ними, даже невозможно определить их местоположение.

Обстановка в этой комнате очень простая: стеллажи и полки у стен, два стула, массивный письменный стол с ящиками. На углу стола стоит маленькая рамка, инкрустированная перламутром, а в ней фотография, снятая на берегу моря, в Европе. А*** сидит на террасе большого кафе. Стул ее развернут наискосок от стола, куда она собирается поставить стакан.

Стол – металлический диск, пронизанный бесчисленными дырочками; самые крупные складываются в сложную розетку: от центра отходят извилины в форме буквы «S», похожие на дважды выгнутые спицы колеса, и каждая закручивается спиралью на другом конце стола, на периферии диска.

Ножка, его поддерживающая, состоит из трех соединенных вместе хрупких стебельков, которые то расплетаются, то сплетаются, меняя амплитуду извивов, а затем образуют (в трех вертикальных планах, проходящих по оси системы) три одинаковые волюты, что опираются о землю нижним витком и соединены кольцом немного выше этого последнего изгиба.

Стул тоже сконструирован из усеянных дырочками пластинок и металлических стеблей. За их извивами следить труднее из-за той, что там сидит: тело ее скрывает большинство переплетений.

На столе, рядом со вторым стаканом, у правого края фотографии, лежит мужская рука, пиджачный рукав обрезан вертикальной белой полосой.

Другие стулья, фрагменты которых можно различить на фотографии, вроде бы не заняты. Нет ни души на этой террасе, как и во всем доме.

В столовой ко второму завтраку поставлен всего один прибор, с той стороны, что напротив двери в буфетную и буфета, длинного и низкого, занимающего пространство от этой двери до окна.

Окно закрыто. Двор пуст. Второй шофер, должно быть, подогнал грузовичок к навесу, чтобы его помыть. На месте, где обычно стоит машина, осталось широкое черное пятно, отчетливо видное в пыли. Это масло капля за каплей сочилось из мотора, все время на одно и то же место.

Легко заставить исчезнуть это пятно благодаря изъянам в очень толстом оконном стекле: достаточно шаг за шагом, методом проб подвести почерневшую поверхность к слепой точке.